Жалость унижает ментов и бандитов - Леонид Словин

Игумнов повернулся, чтобы идти.

— Ни хрена никому не надо…

Полоска металла в верхней челюсти, делавшая его похожим на урку, угрожающе блеснула.

Картузов струхнул.

— Погоди! Давай еще раз. Может, я, действительно, чего не понимаю. А может, ты? Разберемся! — Он выкатился из-за стола — маленький накачанный тугой машинный баллон. — Смотри! Нам было поручено отвественное мероприятие. Мы справились.

Наверху подведены предварительные итоги…

Игумнов знал его:

«Этот не мытьем, так катаньем…»

— Председатель КГБ и министр признали нашу работу удовлетворительной… И что ты советуешь? — Картузов был, как никогда, откровенен. — Бухнуть в колокола?! «Возникли новые обстоятельства! Извините! Мы разобрались! Во время встречи делегатов был произведен выстрел из нарезного огнестрельного оружия. Только по счастливой случайности жертв нет». Ты это предлагаешь?

Главный свой козырь Картузов придержал на концовку:

— Думаешь начальник КГБ Козлов не знает, что произошло?! Да у Рыжего на вокзале стукач на стукаче! Согласен? Что же он обо всем информирован, а об этом не знает до сих пор?!

Картузов прошел по кабинету.

— Не-ет, земляк! Это не на гулянке в Вохме! — По случайности у обоих были корни в Костромской области. — Так не бывает, Игумнов. Хотя…

Тут и была зарыта собака. Картузов посмотрел ему в глаза.

— Это твои проблемы. Начальника розыска. Понял? Как решишь, так и делай.

Ничего нового, в сушности, не было.

Мало ли с молчаливого согласия начальства укрыто краж, грабежей! Не учтено похищенных чемоданов, сумочек, кейсов?!

Теперь и этот выстрел на перроне!

В чем проблема?!

В любом случае козлом отпущения должен оказаться не руководитель…

Неписанный закон строя:

«Сам погибай, а командование выручай!»

Тогда в случае беды Картузов может официально спросить с начальника розыска — почему не поставил в известность, почему скрыл, умолчал…

За верность же и молчание начальнику розыска обеспечивались сверху расположение и тайная поддержка.

— Все, Игумнов! Это твое. Я ничего не знаю.

Игумнов поднял со столешницы короткий стальной окурок «браунинга», сунул в конверт. Пошел к выходу.

Голос Картузова догнал его уже в дверях:

— Что у тебя с кавказцами, свидетелями по делу ночного убийцы… Джон молчит. Муса и Эдик так и не появились…

— Прошло чуть больше суток.

— Чего ждем?! Пока жалоба придет на Съезд?!

— Есть данные. Оба каталы теперь — телохранители какого — то кавказца — хозяина кафе на Арбате. Мой человек уже работает…

Ксения действительно звонила. Во время встречи воронежского состава путана познакомилась с несколькими каталами-кавказцами. Пока все отделение пасло делегатов на платформах, Ксения проводила время в их компании. Завтра от нее можно было ждать известий.

— Держи меня в курсе.

Разговор был закончен.

— И подумай над тем, что я сказал…

— И ты тоже.

По канцелярии-предбаннику, пока Игумнов проходил, его сопровождал громкий стук отодвигаемых ящиков — Ключница демонстрировала ему свое неудовольствием.

— Добрые люди стараются для них… Покрывают упущения. Получают взыскания…

Верят. А они…

Игумнова и стол начальницы секретариата разделял невысокий барьер. По другую сторону, у окна, на тумбочках, высились горшки с цветами, чайнички, в углу, под барьером, ютилась корзинка для бумаг.

— … Другие бы сказали руководству «Спасибо за вашу заботу! Что мы без вас?!»

В глазах Игумнова неожиданно появилась серая непроницаемая пелена, такое уже случалось с ним в последнее время. Реплика Ключницы стала последней каплей. Непонятная сила развернула его к барьеру.

«Старая дура! Ничего не понимает…»

Он перегнулся через барьер, поднял с пола корзинку с бумагами, Ключница за столом ничего не могла понять. Игумнов сдержался, молча поставил корзинку сверху на стойку.

Хлопнул дверью.

Пулю надо было срочно отправлять на баллистическое исследование…

До последней минуты, когда дело на перроне неожиданно сорвалось, Волок ждал Голицына и Витальку Субанеева в машине с включенным двигателем на багажном дворе.

Торжественность ожидаемой встречи делегатов тут не чувствовалась. Сновали в обе стороны ранние пассажиры…

Несколько молодых приезжих телок у багажного отделения демонстрировали друг другу купленные в Москве на распродаже в честь Съезда КПСС новые колготки.

Высоко задирали подолы. Мосластый татарин-носильщик с другой стороны багажного двора откровенно выражал им свое восхищение, громко кричал, приглашая вниз, в раздевалку. Девчонки все, как одна, прыскали, отворачиваясь.

Одна из телок была недурна и очень. Волок посматривал на нее в зеркало заднего вида.

Отсюда ему был виден и проход к вокзалу. Поднимавшиеся над багажным отделением верхние этажи основного здания, несмотря на пасмурный день, сверкали стеклом и металлом.

Голицын и Субанеев все не появлялись.

Об опасности Волок не думал.

«В случае чего свалить всегда сумею…»

Ментов он не опасался. Сам такой.

У заднего стекла была выставлена на общее обозрение милицейская фуражка с кокардой. А кроме того Голицын его вооружил достаточно, чтобы отбиться. Между сидениями под милицейской шинелью лежал «маузер», а еще сбоку, тоже укрытые обрез и две гранаты.

Он взглянул на часы:

«Пора бы…»

Действо на вокзале уже началось.

Перронное радио разнесло оглушительно-громкую музыку. Затем долетели другие отзвуки воцарившегося на перроне празднества — громкие голоса в мегафон, аплодисменты.

«Здравствуй, моя столица!..»

Там шел торжественный спектакль.

На его фоне их с Голицыным и Субанеевым собственное криминальное действо выглядело как крутой динамичный детектив рядом с классическим романом-эпопеей.

Между тем до конца действа оставалось лишь всего несколько последних непрочитанных еще страниц финала.

Бестселлер, представленный ими, обещал немалый гонорар.

Даже с учетом доли Смердова, который все разведал, осмыслил, организовывал.

«Два мешка денег…»

Волок только мельком думал, на что он потратит свою часть.

«Квартира с улучшенной планировкой в кооперативном доме. Новая машина…»

Неплохо было бы дать пару-тройку тысяч тестю. Дом в деревне, где сейчас находилась у родителей жена с детьми, весной надо было покрывать заново.

«И не шифером. Железом…»

Еще он подумывал о жене:

«Тамарке можно заказать мутоновую шубу. У всех ее подруг есть. Она одна в куртке бегает…»

Еще можно было оставить детей у тещи и на пару махнуть в Чехословакию.

«Или — в Болгарию…»

В их семейной жизни ничего подобного еще не было.

Они поженились сразу как закончили школу. О их свадьбе в деревне долго еще кому не лень чесали языки.

Дочь директора школы — победительница всяких районных конкурсов, по которой сох не один однокашник, положила глаз на самого безалаберного, беззаботного, без царя в голове…

Служить пришлось в Мордовии, в войсках МВД. Вернувшись, поступил в черкизовскую специальную среднюю школу милиции. Через неделю молодая переехала к супругу в Москву. За короткое время замужества родила мужу двух детей и жила, как все жены ментов, перидически сбегая с детьми снова в деревню, откуда уехала…

«Сейчас начнется!..»

Теперь он уже не отрывал взгляда от часов.

Волоков еще не понял, что произошло.

Только нутром почувствовал, что обстановка на багажном дворе изменилась. Увидел, как забегали вдруг менты в штатском.

Волок их сразу засек привычным глазом.

Багажный двор мгновенно отгородили цепочкой от выхода в город со стороны прирельсового Почтамта.

На вокзале что-то случилось.

Невзрачный молодой мент, лимитчик по внешности и поведению, подошел, заглянул к Волоку в машину. В глаза лимитчику сразу бросилась ментовская фуражка сзади у стекла и шинель с лейтенантскими погонами между сидениями.

Волок — спросил беспечно:

— Чего там, земляк?

Вопрос объял необъятное.

Мент-лимитчик — простая душа — сразу узнал в Волоке такого же, как он — деревенского не стал хитрить:

— Вроде стрелял кто-то…

— На перроне?!

— Да. С полчаса назад.

— Не хера себе!

Волок взглянул в зеркало заднего вида. Там не было никого, кроме пассажиров и ментов.

— Поймали?

Лимитчик не ответил, кивнул на бардачок.

— Курить есть?

Они закурили.

Волок не сомневался в том, что стрелял кто-то из них — Голицын или Субанеев.

— Твоя? — спросил мент про машину.

— По доверенности. Тестя. Самому ему уже трудно водить…