Милая девочка - Мэри Кубика

– Возьми, – говорю я, но она отказывается. – Бери! – ору я.

Она пытается удержать его двумя руками, но едва не роняет на пол. Плотнее прижимаю ее пальцы к рукоятке, один перекладываю на спусковой крючок.

– Поняла? Вот так его надо держать и стрелять. Направь на меня и стреляй. Думаешь, я шучу? Он заряжен. Стреляй.

Она стоит не шевелясь, сжав в руках пистолет. Видимо, пытается понять, чего я добиваюсь. Затем медленно поднимает руку, оружие оказалось тяжелее, чем она ожидала. Мы смотрим друг другу в глаза, и я стараюсь подбодрить ее взглядом. Стреляй. Стреляй же. В ее глазах испуг, рука дрожит все сильнее. В ней нет той силы, которая заставляет нажать на спуск. Я в этом уверен. И все же мне интересно, что будет. Мы стоим не двигаясь двадцать секунд. Тридцать. Проходит еще несколько секунд, прежде чем я забираю у нее оружие и выхожу из комнаты.

Ева. После

Она рассказывает мне о своем сне. Прежняя Мия никогда бы так не поступила. Прежняя Мия вообще не делилась со мной своими мыслями. Но этот сон по-настоящему ее пугает, сон, повторяющийся из ночи в ночь. Не знаю, долго ли это длится, но сон остается неизменным, по крайней мере, Мия так говорит. Она сидит на пластиковом стуле в единственной комнате крошечного дома. Стул прислонен к стене напротив входной двери, она поджимает под себя ноги и накрывается старым колючим пледом. Ей очень холодно, стул шаткий, но она засыпает, положив голову на спинку. На ней толстовка с вышитой на груди полярной гагарой и надписью «Л’Этуаль дю Нор». В своем сне она смотрит на себя спящую. Темнота обволакивает все тело и душит. Она ощущает себя пленницей, но не это главное. Есть еще что-то. Страх. Ужас. Предчувствие.

Мужчина касается ее руки, и она вздрагивает. Дочь говорит – его рука ледяная. Она чувствует, как он кладет ей на бедро пистолет. Ногу она вскоре перестает чувствовать, словно та онемела во сне. Встает солнце. Его свет проникает сквозь грязные окна и ложится на старые клетчатые занавески. Она берет пистолет, взводит курок и направляет на мужчину. Выражение ее лица остается равнодушным. Мия не разбирается в оружии. Она говорит, что мужчина сам показал ей, как с ним обращаться.

Дрожащие руки чувствуют тяжесть оружия, но она полна решимости: тогда, во сне, она смогла бы его застрелить. Смогла бы заставить его умереть.

Мужчина неподвижен и спокоен, но глаза его выдают внутреннюю тревогу. Он стоит перед ней вытянувшись и смотрит не моргая, нахмурив густые брови. Он небрит, многодневная щетина превратилась в бороду и усы. Он недавно проснулся, в уголке глаза еще сохранилась складочка. Одежда мятая, ведь он спал не раздеваясь. Он стоит далеко от ее стула, но даже на таком расстоянии Мия чувствует его несвежее утреннее дыхание.

– Хлоя, – произносит он очень спокойно. Они оба знают, что он способен вырвать пистолет из ее дрожащих рук и выстрелить. – Я приготовил яичницу.

После этих слов она просыпается.

Мне в память врезаются толстовка с надписью «Л’Этуаль дю Нор» и яичница. И, разумеется, тот факт, что Мия – в то время Хлоя – держала в руках пистолет. Когда дочь удаляется днем в спальню, чтобы подремать, по установившейся многодневной привычке я открываю ноутбук. Ввожу в поисковую систему французские слова, которые должны быть знакомы мне из школьного курса, но я их не помню. На первой строчке читаю: Звезда севера, девиз штата Миннесота. Ну конечно.

Этот сон – воспоминание о том, что происходило с ней на Звезде севера, но как у нее оказался пистолет? И почему она им не воспользовалась и не застрелила Колина Тэтчера? Как разрешилась та ситуация? Я должна это выяснить. Напоминаю себе, что сны, как правило, полны символов. Открываю сонник и ищу яйца. Постепенно все начинает обретать смысл. Представляю, как Мия лежит в кровати, свернувшись в позу эмбриона. Она сказала, что ей нездоровится. Я уже не помню, сколько раз слышала от нее эту фразу, которую списывала на стресс и усталость. Сейчас мне становится ясно, что за этим кроется нечто большее. Пальцы застывают над клавиатурой, из глаз текут слезы. Возможно ли это?

Говорят, утреннее недомогание вещь наследственная. Я просыпалась больной каждое утро, когда носила обеих. С Грейс было немного хуже. Я слышала, что с первым ребенком всегда все сложнее, и это правда. Я провела бессчетное количество дней в туалете, склонившись над унитазом, пока из меня не начинала выходить желчь. Я постоянно испытывала усталость, которой не знала прежде; мне было трудно даже открыть глаза. Джеймс меня не понимал. Разумеется, как он мог. Я и сама этого не понимала, пока не пережила, но тогда мне хотелось умереть.

Согласно соннику, яйца во сне могут означать для человека нечто новое и хрупкое. Жизнь в самом ее начале.

Колин. До

Я проснулся рано и занялся подготовкой снастей для рыбалки. Надо привести в порядок бур и сачок, ведь озеро скоро замерзнет. Впрочем, возможно, меня здесь уже не будет.

Вдалеке появляется девчонка. Она идет к озеру и натягивает толстовку. Ее волосы еще влажные после душа, кончики быстро леденеют. На улице тихо, солнце лишь собирается появиться над горизонтом. Я сижу и убеждаю себя, что в доме все в порядке. Напоминаю себе, что в холодильнике полно еды и она, слава богу, не упала и не расшибла голову. Внезапно сердце наполняется страхом: я забыл включить обогреватель, и она замерзла, или оставил входную дверь открытой, и в дом проникли какие-то твари. Успокаиваю себя, вспомнив, что включил обогреватель и захлопнул дверь. Конечно, как я мог забыть. Благодаря наличным из магазина у нас достаточно денег, чтобы нормально жить. Какое-то время.

Я сижу на принесенном из дома пластиковом стуле и пью кофе, поглядывая на приближающуюся девушку. На ней брюки, не способные защитить от такого холода. Да и ветер сегодня сильный. Замерзшие пряди волос падают ей на лицо. Кажется, она уже дрожит. Я точно включил обогреватель.

– Зачем ты пришла? – спрашиваю я. – Хочешь задницу отморозить? – добавляю, видя, как она опускается на землю у воды. Надо сказать ей, чтобы возвращалась в дом, но я молчу.

Земля сырая. Она приподнимается и садится на согнутые ноги, обхватив себя руками, чтобы согреться.

Мы оба молчим. Нам незачем разговаривать. Она просто рада выйти куда-то из ненавистного дома.

Там отвратительно пахнет сыростью и плесенью. Смрад бьет в нос даже после стольких дней, когда кажется, что уже должен привыкнуть.

Внутри холодно так же, как и снаружи. Дрова нужно экономить, чтобы хватило на всю зиму. До сегодняшнего дня мы топили печь только ночью. В течение дня температура в доме падала, наверное, градусов до десяти. Я знаю, ей всегда холодно, хотя на ней несколько слоев одежды. Зимы на севере суровые, к такому мы не привыкли. И это время неумолимо приближается.

Ноябрь – последнее затишье перед бурей.

Над озером кружат гагары, готовясь к перелету на юг. Они последние птицы, оставшиеся в эту пору так далеко на севере. Среди них птенцы, появившиеся на свет весной и только окрепшие для долгого путешествия. Все остальные уже улетели.

Полагаю, девчонке раньше никогда не приходилось рыбачить, но у меня-то большой опыт. Я с детства ходил на рыбалку. Замерев на берегу, я крепко держу удочку. Взгляд прикован к водной поверхности. К счастью, она понимает, что сейчас лучше помолчать, знает, что звуки ее голоса отпугнут рыбу.

– Вот, – произношу я, зажав удочку коленями, и снимаю уютную куртку с капюшоном. – Надень, а то замерзнешь.

Она не представляет, что сказать. Забывает даже поблагодарить. Такие жесты ей непривычны. Просунув руки в теплое нутро, она садится и через несколько минут перестает трястись. Накинув капюшон на голову, она наконец обретает надежное убежище от холода. Сам я не мерзну, а если бы и так, ни за что не признаюсь.

Клюет. Встаю и подтравливаю леску, стараясь крепко держать удочку. Рыбина взлетает над водой. Девчонка закрывает глаза. Бросаю улов на землю и смотрю, как она борется за жизнь, пока все не заканчивается.

– Можешь смотреть, – говорю я. – Сдохла.

Она не может. Не может даже посмотреть. Беру рыбину в руки и вытаскиваю крючок. Насаживаю наживку и протягиваю удочку девушке.

– Нет, спасибо.

– Ты раньше никогда не ловила рыбу?

– Нет.

– Да, таким вещам в вашем кругу не учат.

Она знает, какого я о ней мнения. Испорченная маленькая богачка. Если это не так, ей придется доказать обратное.

Она выхватывает удочку из моих рук. Не привыкла, чтобы ей указывали.

– Знаешь, что делать? – спрашиваю я.

– Разберусь, – фыркает она и делает все неправильно.

Мне приходится помочь. Поплавок покачивается почти у берега. Видимо, она мечтает, чтобы ни одна рыба не клюнула. Я сажусь и беру кружку с остывшим кофе.

Не знаю, сколько времени прошло. Успеваю принести еще кофе и зайти в туалет. Когда возвращаюсь, она с вызовом сообщает, что удивлена тем, почему я не привязал ее к дереву. Солнце уже отрывается от горизонта и усиленно пытается прогреть воздух. К сожалению, безрезультатно.