Важное время (СИ) - Привалов Владимир

— Что это, учитель? — спросил Йолташ.

— Старая крепость, — бросил Остах, направляясь вдоль подножия холма вправо. — Про нее всякое рассказывают, но никто толком не знает, кто ее разрушил и когда. Про руины болтают страшноватые небылицы. Не верьте. Мы с Эндиром все опползали в свое время — ничего там нет. Некоторые из слухов даже нарочно распускали, чтобы отвадить отсюда любопытных.

— А что же народ не селится? — не унимался любопытный Йолташ. — Страшилок боится? В городе-то тесно.

— Боятся, — пожал плечами Остах. — Да и сухо здесь: воды отродясь не было. А руины то и дело осыпаются, рушатся — вот и боятся лезть.

За разговорами прошли немного дальше, вдоль подножия холма. А потом наставник остановился и закрутил головой.

— Эк, как тут заросло все, — сказал он и подозвал Барата. — Тропку видишь? — Барат пригляделся и посреди низкорослого колючего кустарника увидел мелькающую тропинку. — Вот и руби, я следом.

Кое-как продравшись, они добрались до дома.

— Хороший домишко! — Барат посмотрел на крепкие невысокие стены, массивную каменную ограду, черепичную кровлю. — И крыша цела.

Барат хотел заскочить в покинутое жилище, но Йолташ погнал дальше. Дом совсем не заинтересовал учителя. Он прошел мимо выбитой и превратившейся в труху входной двери и свернул за угол. Братья заторопились следом. Остах стоял посреди пустынного дворика и смотрел на кучу булдыганов. Груда оказалась немаленькой, возвышаясь выше учителя. Остах пнул камень и зло сплюнул на землю.

— Отсюда, из колодца, мы вчера должны были выйти из-под земли, — наставник поднял один из булыжников и швырнул с размаха в ограду. — Идем. Чего глаза пучить попусту. Нас ждут дела поважнее.

Важные дела пахли рыбой. Да не просто пахли — воняли так, что дух вышибало! Барат с братом прятался за кучей отбросов и щурил слезящиеся глаза. Он замотал лицо тряпицей, дышал ртом, но слезы все равно текли. Йолташ выглядел не лучше. «Не зря все-таки Мать Предков так долго берегла своих детей от этой заразы», — подумал Барат, брезгливо откинув рыбью голову, валяющуюся неподалеку.

— А ну, тихо там, — прошипел наставник сбоку.

Он с Зайцем расположился чуть поодаль, усевшись на корточках. Рыбная вонь им не докучала. Барат вдруг вспомнил о том, как учителя за спиной с издевкой звали рыбоедом. Пару раз он крепко подрался из-за этого. А следом пришло воспоминание о Суде Хранителей на заповедном лугу, и о том, что Остах теперь изгнанник и не может вернуться в горы. Барат отогнал дурные, неправильные перед боем мысли, и всмотрелся в дощатую дверь кособокой лачуги.

Учитель сказал, ребята Зайца хорошо знают свое дело, и должны все сделать чисто. Но на всякий случай надо присмотреть за задней дверью — мало ли… Поэтому они здесь. Барат согласился с наставником — городским выпендрежникам он не доверял. А ни одного гворча выпустить нельзя — хватит уже вздрагивать и коситься на каждую тень. Барат вспомнил, как он едва не свернул шею Пелепу, когда тот свалился на Оли с дерева, и повел плечами.

В доме вдруг послышался стук, приглушенный вой и топот. Легкая дверь распахнулась, с грохотом ударившись в стену лачуги и повисла на одной петле. Из двери повалили одна за другой сумрачные фигуры. И это явно не люди Зайца. Радуясь, что можно перестать таиться и валяться на мусорной куче, Барат прыгнул навстречу. В эту ночь все гворча должны встретить только смерть!

Вздрогнув, Барат увидел, что на него прет простоволосая толстуха с шальными глазами. В руках она держала корявое ржавое копьецо. Барат не мог оторваться от седых прядей, развевающихся на ветру. Мимо проскользнул Йолташ. Он легко ушел от взмаха копья и ударил бабу в шею сбоку. Толстуха продолжила свой бег и рухнула Барату в ноги, обдав сапоги жидкой грязью и кровью из рассеченного горла.

— Барат, рыбьи твои потроха, — прошипели сбоку. — Не стой столбом.

Горец огляделся кругом и увидел, как Йолташ легко крутится среди массивных теней, раздавая удары. И Остах, и даже пузатый Заяц добивали подранков, сбивая наземь. Барат встряхнулся и бросился к брату. Навстречу из хоровода теней вывалилось раззявленное лицо безумной старухи. Барат ткнул ее в сердце, как учили, и рука вдруг почувствовала ссохщуюся дряблую женскую грудь. Орать во время боя учитель строго-настрого запретил. Воин откинул старуху наземь. Следующей была какая-то девка, потом еще одна… Наконец из дома посыпались люди Зайца и все разом закончилось.

— Сучьи дети! — неистовствовал Заяц. Он подскочил к высокому парню и с размаху залепил тяжелую затрещину. Голова у парня мотнулась, он даже не попытался увернуться. Старик врезал следующему. — Перед нанимателем вздумали меня опозорить? Баб по-тихому в доме положить не смогли?

— Так они ить бешенные, — утирая кровь с разбитой губы, проговорил высокий. — Одна полную жаровенку углей парням в рожу бросила. Как дверь открыли — пес у них, что твой теленок… Бросился. Весь дом поднял.

— Ага, — поддержал его чей-то голос. — И в подпол какой-то хитростью нас скинули. Пол из-под ног разом ушел.

— С горскими бабами-то не так просто пришлось, а? — негромко сказал подошедший Йолташ. Он выглядел как обычно, внимательно смотря по сторонам.

«Мне и самому с бабами нелегко пришлось», — подумал Барат.

— Пошли прочь с глаз моих, — велел Заяц. Он подошел к Остаху, сидящему на крыльце лачуги и тяжело опустился с краю. — Видишь, Рыбак, о чем я толкую? Ночная война умелых выбила. С сельскими полудурками дело иметь приходится.

Остах молча залез за пазуху, достал кошель и протянул Зайцу. Тот принял кошель, но не спешил убирать.

— Теперь и не знаю, как от тебя монету взять, — признался он, взвешивая кошель на ладони. — Мои-то облажались. И тебе, и ребяткам твоим постараться пришлось.

— Работой оплатишь, — устало отмахнулся наставник. Заяц шустро спрятал кошель. Барат встретился взглядом с мертвым взглядом старухи на земле и его замутило. Он уставился в стену и глубоко задышал.

— Слушай, Заяц, — продолжил разговор Остах. — А дома-то в Атриане нынче дороги?

— А когда они дешевыми были? — пробурчал Заяц. Он искоса глянул на Остаха и спросил. — Неужто купить хочешь?

— А кто, ты говорил, дом на скале-то прибрал? После родни Кривого? — не замечая вопроса, продолжил расспрос Остах.

— Ты дом Кривого прибрать решил? — догадался Заяц. Он покачал головой. — Гиблое место. Местные говорят, что тени там бродят. И ребятишки пропадают. Вот я подумал — не те ли тени, что моих добрых порезали?

— Кто дом прибрал? — надавил голосом Остах.

— Я ж говорил. Хмырь какой-то из совета, — недовольно пробурчал Заяц.

— Кто такой? Что знаешь? Дом продает? — повернулся Остах к собеседнику.

— Не части, Рыбак, — поднял руки Заяц. — Не знаю я о нем ничего толком.

— Ну так узнай, — велел Остах. Он потянулся и вытер кинжал о подол лежащей рядом бабы. — Тогда, считай, за сегодняшнюю деньгу и квиты.

Барат увидел, как наставник вытирает клинок о ночную рубаху гворчской бабы. Его внутренности сжались в плотный комок, и он согнулся над зловонной кучей, выблевывая кислую капусту. Он вздохнул, и в нос ударила рыбная вонь. От этого скрутило еще сильнее, и он уперся руками в колени, чтоб не рухнуть.

Наставник вскочил и подошел ближе.

— Что, Барат, тяжко? — в его голосе горец услышал неожиданную мягкость. — Ничего, ты поблюй, поблюй, полегчает. И у справного воина такое важное времечко случается, когда баб да мелкотню пластать приходится. Не только у татя ночного. Через это просто пройти надо.

От учительских слов и заботливого тона Барата вывернуло еще сильнее.

— Я вот, что думаю, Заяц, — продолжил разговор Остах, возвращаясь к крыльцу. — Мне тут сорока на хвосте принесла, что скоро цена на земляное масло до небес взлетит. Может, мы с тобой под шумок из наших гор примем караван? Через Арраин, как в старые времена?

Заяц, только что с усмешкой наблюдавший за Баратом, в ужасе замахал руками, отодвигаясь подальше от Остаха. Не заметив, что крыльцо кончилось, он рухнул с невысокого крыльца, угодив толстым задом в зловонную жижу.