Подарок дьявола - Андрей Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не буду вас больше утомлять, а вы подумайте. За старинные рецепты алкогольных напитков мне разрешили выдавать премии. Найдись у вас такой рецепт, могли бы в Египет съездить… – Геннадий Васильевич улыбнулся и встал. – Да, вот еще… Близких друзей Николая Спиридоновича вы ведь знаете. Я бы с ними с удовольствием встретился.
Марина вспомнила Алексея Петровича Дерябина, который жил на окраине города и уже давно не выходил на улицу. Это был единственный близкий человек старика. Но почему-то говорить о нем приезжему она не захотела. Что-то насторожило девушку в его облике. Даже дорогой в это время года букетик тюльпанов не помог:
– Все его друзья еще раньше поумирали, – буркнула она и закрыла глаза.
Сотрудник Государственной Думы сочувственно покивал головой:
– Поправляйтесь, Мариночка. – И тихо вышел.
Некоторое время он постоял у лестничного пролета возле окна. Но туда вышли покурить две медсестры, и москвич спустился вниз. Сдав белый халат в гардеробной и надев пальто, он достал мобильный телефон и набрал номер:
– Савельич, ваш Мишка Чума прислал своих братанов. Они тут целую войну устроили, двенадцать душ на тот свет отправили. Все мне напортили. Пусть отзовет свое воинство, и чтоб больше без самодеятельности. – Он громко и витиевато выругался.
Дежурившая в гардеробной нянечка с любопытством разглядывала москвича. Она и раньше недолюбливала столичных визитеров, полагая, что все они гордецы и зазнайки. А теперь узнала, что они и матом ругаются, да еще как!
Москва. Ресторан «Прага». 2000 год.
Февраль
Ни один мускул не дрогнул на лице депутата Государственной Думы Шарова. Владимир Савельевич отдал свой мобильный телефон помощнику и поднял бокал:
– С днем рождения, Михаил ты наш Станиславович!
– У меня рождение в июне. Хули за полгода пить? – оторопел Чумной, не заметив, что компаньон перепутал еще и его отчество.
– Дубина, ты сегодня, можно сказать, заново родился. – Шаров махнул музыкантам, которые тут же заиграли туш, и повернулся к Барруде: – Гена, вручай!
Геннадий Прохорович открыл кейс желтой кожи и торжественно извлек золотистый конверт с гербом Российской Федерации. Барруда под барабанную дробь выложил конверт на поднос, поданный ему официантом. Тот на вытянутых руках доставил его Чумному. Михаил Федорович схватил конверт, небрежно его распечатал и извлек новенький паспорт. С первой страницы документа на него проштампованной фотографией взирал сам Мишка Чумной. Только отчество и фамилия в документе значились другие: Слободский Михаил Станиславович.
Барруда с бокалом подошел к виновнику торжества и потребовал тишины. Гости послушно смолкли.
– Господа, вы присутствуете при уникальном событии. Подобное возможно только в новой, демократической России. Перед вами, – Барруда положил руку на плечо Чумного, – представитель древнего купеческого рода Слободских. Деда и бабушку нашего друга репрессировали. Оба его старика погибли в сталинских лагерях. Отца Миши, Станислава Слободского, бывший дворник их подворья Назар Чумной записал как своего сына Федора, спасая от НКВД. Вы знаете, в те времена детей «врагов народа» тоже сажали, тех, что постарше, конечно. А малышей – в детские дома… Нам удалось получить документы из архивов ФСБ-КГБ-НКВД, и настоящее имя нашего друга восстановлено. Предлагаю выпить за почетного продолжателя славного купеческого рода Михаила Станиславовича Слободского! Ура!
Окна банкетного зала ресторана «Прага» задрожали. Пятьдесят глоток дружно поддержали тост высокого сановника. Гости выпили, швырнули на пол бокалы и звон разбитого стекла смешался с хохотом и громкой музыкой. Когда народ немного успокоился, Владимир Шаров подошел к имениннику:
– Пойдем, компаньон, облегчим душу.
– Я недавно слил, – чистосердечно признался вновь испеченный купец.
– Кретин, поговорить надо, – прошипел Шаров.
– Так бы сразу и сказал, – обиделся Михаил Станиславович. До туалета они не дошли. В коридоре Шаров схватил Чумного за воротник смокинга:
– Паскуда, что ты натворил в Свердловске?
– А хули такого? Там моих ребят замочили. Я послал троих разобраться…
– Разобраться, говоришь?! Там двенадцать трупов. Если хочешь воевать, езжай в Чечню. Барруда позвонит Березовскому, тот живо найдет тебе горяченькое местечко. Постреляешь вдоволь.
– Зачем мне в Чечню… – Миша побледнел.
– Не хочешь, дебил, тогда перестань играть в крутого из подворотни.
– Вы же сами звонили, чтобы я нашел эту бумажку…
Владимир Савельевич сорвался на крик:
– Тыкву надо напрягать, а не за автомат хвататься.
Известная певица Анжелика Пусенок, из боязни лишиться контракта по причине опоздания, торопливо семенила в узком вечернем платье по коридору. От окрика разъяренного Шарова она вздрогнула и остановилась.
– Володенька, я немного задержалась, но все пять шлягеров без фанеры, как договорились, – пролепетала она с опаской.
– Иди пой, – отмахнулся Шаров, но на обтянутые сверкающей тканью бедра артистки оглянулся, и злость в нем поостыла: – Ладно, купец, пошли выпьем. Но это в последний раз. Повторится – одним компаньоном в нашем деле станет меньше. Бетона в стране хватит, а наследничка я тебе в полчаса сыщу.
В зале продолжалось веселье. Барруда только что выслушал анекдот про Горбачева и хохотал, наливаясь краснотой лица. Анекдот рассказал известный журналист Гоша Вяземский. Он имел доступ в Кремль, чем весьма дорожил, и, хотя знал немало баек о действующем президенте, анекдоты рассказывал только об ушедших на покой.
– Скажи, Гоша, можно пробить статейку в престижную западную прессу? – вытирая платочком смешливую слезу, перешел к делу министр.
– Се де па… – ответил журналист по-французски.
– Ты знаешь, я в языке Вольтера не силен. Мне Шекспир ближе, – прихвастнул Барруда, поскольку его английский оставался на уровне начальной школы.
– Весьма распространенное у французов словосочетание. Буквально переводится – «это зависит». В данном случае от трех факторов, – улыбнулся Гоша, но глазки его загорелись. Тем временем Анжелика поднялась на низенькую эстраду и запела первый шлягер. Инфантильный голосок певицы, сюсюкающий под инженю из публичного дома, даже через микрофон звучал не слишком сильно, но Барруда поморщился. Говорить пришлось громче:
– С двумя факторами мне ясно: название газеты и сумма гонорара. А третий?
– Третий – страна. От третьего фактора се де па оба первых. Например, через океан плыть дольше…
– Америка, значит, будет дороже?
– Приятно иметь дело с умным человеком.
– Не льсти, щелкопер, – притворно возмутился Геннадий Прохорович. – Ты угадал, Штаты…
– Надо зарыть кого-нибудь из олигархов?
– Нет, Гоша, я не кровожадный. Тема простенькая. Русскую водочку хочу поддержать. Ну и там некоторые нюансы. Понимаешь, белая эмиграция присвоила себе право наш родной напиток выпускать, а нас по боку…
– Сработаем. В каком издании вы бы хотели видеть такой материал?
– Газету, Гоша, я еще не выбрал. Но скоро мы к этому вопросу вернемся.
– Всегда готов. – Журналист приблизил свои губы к уху министра. – Слышали последний анекдот про Абрамовича?
– Нет, Гоша.
– Абрамович это псевдоним. Настоящая фамилия Романа Аркадьевича – Иванов.
– Смешно… – согласился Геннадий Прохорович, но смеяться не стал.
– Полагается еще спрашивать почему, – подсказал рассказчик. – Ответ: незаконнорожденный сын одного из министров. Оттого и скрывает свою биографию…
Но Барруда уже не слушал. Он увидел побледневшего виновника торжества, входящего под ручку с Шаровым, и поспешил к ним:
– Что-нибудь случилось, Володя?
– Так, маленькие шалости нашего большого ребенка, – ответил народный избранник. Взял с подноса официанта бутылку французского коньяка, налил половину фужера и залпом выпил.
США. Нью-Йорк. 2000 года. Март
На страничке электронной почты имелось пятьдесят новых сообщений. Алекс просмотрел адреса их отправления. Он ждал письма из Москвы, но адреса с приставкой «ru» не обнаружил. «Почему он не отвечает? – злился Слободеки. – Или обиделся на что-нибудь?» И еще раз перечитал свое послание. Как будто все выдержано в рамках приличия. Другую поступившую почту читать он не стал. Сейчас должна появиться Линда Кели. Алекс поднялся с кресла, потянулся, крутанул сальто, походил на руках. Хотя бывший спортсмен начинал привыкать к новой роли, сидеть на одном месте ему было трудно. Вернувшись в нормальное положение, вздохнул и уселся снова.
За первую неделю трудовой деятельности в его кабинете на тридцать седьмом этаже нью-йоркского небоскреба произошли изменения. На столешнице «кленового листа» появился компьютер, телефон и факс. Чтобы не урезать поле деятельности Марии Альбертовны, прямой номер он выдал ограниченному кругу лиц. Его получили родители, Семен Сотов, заместитель Маур, двенадцать директоров и двое из прежней институтской жизни – сокурсник Майкл Левин и красотка Кэт Томпсон. Все остальные продолжали связываться с владельцем компании через секретаря.
