Коллеги - Лариса Уварова

Алексей вздрогнул. Обращались явно не к нему, но это были именно те слова, которые, ему хотелось услышать. Он остановился и огляделся по сторонам.

— Все у тебя будет хорошо, милая, — значительно вещала какая‑то дамочка с крашеными волосами и сладкой улыбочкой, стоящая в полутемной арке дома. — Я тебе так наговорю, что все сбудется.

Понять, к кому она обращается, было нетрудно: напротив нее, затаив дыхание и удивленно тараща круглые глаза, стояла молодая белокурая женщина, пухленькая, кудрявая, с выражением детского восторга на лице.

— Милый‑то у тебя есть? — деловито осведомилась крашеная.

Женщина густо покраснела, это было видно даже в вечерних сумерках. А еще говорят, что женщин, умеющих краснеть, на Земле не осталось!

— Нет, — стыдливо, почти шепотом произнесла она.

— Ну, ничего, — успокоила ее крашеная, — будет у тебя милый, красивый и богатый. А мне что? Я просто так людям помогаю. Меня тут все знают. Здравствуйте, здравствуйте! — вдруг несколько раз повторила она, глядя куда‑то через плечо собеседницы и слегка каждый раз наклоняя голову, будто и впрямь увидела какого‑то знакомого.

«Пудрит мозги, — подумал Алексей, незаметно следя за происходящим. — Ну ничего, сейчас эта пухленькая все поймет и уйдет. Теперь никого на мякине не проведешь, уже не осталось таких доверчивых».

Но Алексей ошибся: молодая женщина продолжала смотреть на гадалку расширенными глазами, в которых светилось такое доверие, что ему стало даже страшно.

— Ничего мне от тебя, милая, не нужно! — убежденно повторила крашеная. — Колечко‑то у тебя есть? — спросила она вдруг. — Ты не бойся, я не воровка какая‑нибудь. Возьму его с собой, пошепчу на него, а ты завтра получишь его обратно в это же время на этом же месте. Ты только напиши на бумажке: «Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда», ровно в полночь прочти это три раза, а потом бумажку‑то и проглоти — все сбудется, что ты хочешь.

«Ну, это уж слишком, — подумал Алексей. — Теперь та все поймет и уйдет». И вдруг увидел, что молодая женщина старательно стаскивает с пальца золотое колечко. Нет, Алексей, конечно, и раньше слышал о мошенниках, которые вот так на улицах обворовывают людей. Поймать их с поличным обычно оказывается невозможным, равно как и тех, кто виртуозно режет остро заточенной монеткой сумки пассажиров в общественном транспорте в поисках кошельков и бумажников. Но тут…

Крашеная между тем подержала на ладони кольцо, которое ее собеседница стащила‑таки с пальца.

— А вот теперь смотри. Раз, два, три! — она дунула на ладонь, кольцо исчезло, однако Алексей успел заметить, что оно у нее в рукаве. — А сейчас иди, милая, иди, — ласково заворковала «гадалка», подумывая, видимо, о том, что пора сматывать удочки, пока облапошенная ею женщина не опомнилась. — Не забудь: «Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда».

— Не забуду, — еле слышно прошептала белокурая женщина, и впрямь собираясь идти.

Алексей не выдержал.

— Стоп, — сказал он, шагнув вперед и удерживая одной рукой Лилечку — это была она, а другой схватив за рукав обманщицу. Кольцо выпало у той из рукава и покатилось по асфальту.

— Поднимите, — коротко приказал Алексей Лилечке.

Та покорно подчинилась и, кажется, начиная соображать, что чуть было, не совершила непростительную глупость, торопливо надела его на палец и сжала ручку в кулачок, как будто кто‑то снова собрался отнять у нее колечко.

— Я все видел, — коротко заявил Алексей.

— Да что ты видел, … твою мать? — крашеная, тут же утратив весь свой вид альтруистки, разразилась такой отборной бранью, которую здесь лучше не приводить. Народная мудрость гласит, что хорошо ругаться умеют извозчики и сапожники, но на сей раз, пожалуй, любому извозчику или сапожнику было далеко до этой аферистки.

— Что, в милицию пойдешь? — неожиданно для себя решительно спросил Алексей. — Пойдем, я заявление на тебя напишу.

— Миленький, соколик! — взмолилась, завывая, гадалка. — Не для себя я это делаю! Дети малые! Есть просят! Мне в Саратов уехать не на чем!

— Для нуждающейся вы одеты очень даже ничего, — с расстановкой заметил Алексей, обратив внимание, что на воровке вполне приличное кожаное пальто. — Между прочим, — я вас уже пятый раз вижу на этом месте — соврал он. — Что, еще не наворовали достаточно для того, чтобы доехать до Саратова?

Крашеная в продолжение всего этого диалога упиралась и пыталась выкрутиться, но Алексей держал ее очень крепко. Лилечка стояла рядом и почему‑то плакала. Ответ крашеной ошеломил обоих.

— Дык ведь инфляция же! — вдруг объяснила она.

Это было настолько неожиданно, что Алексей не выдержал. Забыв свои недавние переживания, забыв даже ситуацию, в которой только что оказался, он буквально согнулся пополам от хохота. Лилечка робко подхватила его смех. А крашеная, воспользовавшись моментом, выкрутилась‑таки из рук Алексея и скрылась в темноте.

— У..убежала! — еле выговорила Лилечка, продолжая держать кулачок сжатым и смахивая им выступившие слезы — на этот раз от смеха.

Алексей в ответ смог только слабо махнуть рукой: пусть, дескать, бежит. Все равно ничего не докажешь. Как ни крути, Лилечка отдала кольцо добровольно, подкопаться и в самом деле трудновато.

— Что же вы так? — с шутливой укоризной спросил ее Алексей, когда они вместе шли по вечернему городу. — Кому поверили?

Лилечка покраснела. «А она миловидная, — вдруг увидел Алексей. — И этот румянец очень ей идет».

— О, как хорошо, что в такой момент рядом оказались вы! — восторженно ответила Лилечка, доверчиво прижимаясь к нему, чуть больше, может быть, чем это было допустимо в такой ситуации.

Однако Алексей не протестовал. Ему начинала нравиться эта молодая женщина, такая слабая, такая доверчивая и — это было видно — искренняя. От нее исходил легкий сладкий аромат духов; именно такие духи больше всего любил Алексей — с запахом фиалок. Ее рука была мягкая и теплая — они неожиданно друг для друга взялись за руки почти сразу же.

«Надо же, вот и я оказался сильным, — подумал вдруг Шепелев. — Есть же люди слабее меня. Ее я мог бы, пожалуй, защитить». Он украдкой посмотрел на Лилечку: ее глаза сияли. Алексей держал ее за правую руку. Обручального кольца не было. Подумав об этом, он смутился — какое ему дело до этой женщины? Но мысль о том, что она так слаба, так одинока и так фатально доверчива, не покидала его.

«Она же просто не создана для того, чтобы жить одной!» — подумал он, но вслух только спросил:

— Куда мы идем, Лилия? (Они конечно же успели познакомиться.)