Отказать Пигмалиону - Наталия Миронина

– В смысле?

– Посмотреть надо, из какой ты группы. Как же я буду тебя встречать – имени не знаю, где учишься – тоже. Вот только известно, что на втором курсе.

– А это откуда известно?

– Догадался.

– А может, и имя угадаешь?

– Нет, это не смогу. Ресурс слабоват у меня.

– Понятно. Встречать меня зачем?

Юра вытащил козырного туза – улыбнулся. Девушка замерла, потому что улыбка делала этого молодого человека неотразимым.

– Глафира я.

– Как солидно звучит!

– Пожалуйста – Глаша, Фира.

– Мне нравится твое имя, звать я тебя буду…

– Понятное дело, Иваном Ивановичем.

Юра рассмеялся. Он уже ее рассмотрел, она была не красавицей, но очень яркой и женственной.

– Нет, я хотел сказать, что звать буду тебя Глашей. Хорошее имя.

– Не утешай.

Они вошли в здание, прошли мимо зеркала – Юра увидел свое отражение – высокий, красивый блондин, одет модно, а рядом с ним девушка – худенькая, рыженькая, похожая на статуэтку. На душе было ликование – он увидел ее, познакомился, и она даже не против, чтобы он ее встречал.

– Ты за мной в аудиторию не ходи. Если хочешь увидеться – подходи сюда вечером, часов в шесть.

«А что, ты разве к Борису Ивановичу не идешь сегодня?!» – чуть не вырвалось у него. Но он промолчал, сейчас нужно было благодарить бога за саму встречу. Пройдет время, и он все про нее узнает, а пока не надо пугать удачу и счастье.

– Ты почему за мной ходишь? Не теряй времени, мне некогда глупостями заниматься.

– Я за тобой не хожу. Я встречаю тебя, провожаю тебя, мне хорошо с тобой.

– Ты странный. И мне кажется, я тебя где-то видела.

– Видела. Я же в деканат приходил. Тогда, первый раз, без паспорта. А на следующий день ты сама меня окликнула.

– Не обольщайся, скучно одной было курить под кустом.

– А я думал, ты влюбилась.

– В кого?

– В меня, ты же меня окликнула.

– Мальчик, ты явно нездоров.

– Здоров, только нахальный. Глаша, ты завтра вечером что делаешь?

– Завтра вечером я занята. Позвоню сама тебе. Послезавтра.

Он терпеть не мог эти вечера. В груди поселялась такая тоска, что хотелось выть. Он знал, что она сейчас в студии, что сидит на диване, что ждет, пока окончатся занятия. Юра больше не ходил к Борису Ивановичу, на вопросы отвечал, что много занятий и надо готовиться к поступлению. На самом деле он не мог переносить этой картины – старик художник и Глаша, терпеливо дожидающаяся его на диване. «Что она нашла в нем? Известность, деньги. Все-таки у нее дурацкое имя, крепостное какое-то!» – злился он в эти вечера. На следующий день он, позабыв о школе, мчался к училищу и подсматривал за ней. «Бледная, плохо выглядит, не выспалась», – терзался он и мучился от придуманных им же самим непристойных картин. А однажды, стащив у отца большой бинокль, он помчался к студии Бориса Ивановича. Расположившись с биноклем на лестничной клетке дома напротив, Юра попытался разглядеть, что же происходит после того, как ученики покидают студию. Но ему не повезло – в бинокль он увидел, как Борис Иванович собственноручно задернул тяжелую штору, а потом там погас верхний свет, и осталась гореть небольшая лампа. «Неужели она его любовница?! Как она может?!» Ночи его теперь походили на кромешный ад.

– Юра, ты совсем заучился. Тебе надо поменьше бегать по всяким там занятиям и больше заниматься дома. – Варвара Сергеевна с тревогой наблюдала за сыном. Он как будто вытянулся, похудел, на подбородке появилась светлая щетина, которая делала его старше. «Слава богу, усов чернявых нет! Все-таки они разные с Вадимом. Очень разные! – Варвара Сергеевна одобрительно смотрела на младшего сына. – Хорош! Хоть и выглядит усталым. Но видимо, учеба, подготовка, все-таки последний год в школе. Слава богу, с влюбленностью не сильно зацепило, вроде никаких телефонных звонков нет!» – Она заметила, что сын переменился – не стало задушевных разговоров, не обедали они вдвоем, как бывало, не ездили в гости. Юра отдалился, замкнулся, но при этом в нем чувствовалось какое-то напряжение, натянутый нерв.

А Юра «прилепился» к девушке, которая была на четыре года старше, училась расписывать ткани и жила в однокомнатной квартире на Юго-Западе.

– Ты в гости меня когда пригласишь? – каждый раз спрашивал Юра, когда они подходили к дверям ее дома.

– Зачем? – смеялась Глафира.

– Чаем напоить, накормить ужином.

– Дома чай надо пить. И ужинать тоже. Кстати, готовить я не умею.

– Я умею. Видел, как мать кое-что делает.

– Маменькин сынок?

– Да, – ответил Юра просто, – я люблю с мамой. Мы как-то очень быстро научились друг друга понимать. Она у нас генерал домашний. А отец – главнокомандующий.

– А, понятно. Главнокомандующие часто не знают, что в войсках творится. Ладно, пойдем, я тебя чаем угощу. А ты мне ужин приготовишь.

Так он впервые попал к ней в дом. Скромность убранства компенсировалась идеальной чистотой и художественной выдумкой – собственные работы на стенах, большая шляпа на углу мольберта, вместо занавесок на окнах были полотняные экраны с яркими цветами. Но больше всего Юре понравилась кухня – на пяти метрах был воссоздан изящный интерьер – крашенная в фисташковый цвет мебель, сиреневые занавески, цветочные горшки, скатерть. Множество забавных мелочей, расставленных повсюду, добавляли уюта.

– Здорово!

– Прованский стиль, если знаешь, что это такое. Сама все сделала. Из подручных, почти «помоечных» средств. Что-то соседи отдали, что-то нашла на свалке – тут дома старые рушили. Отмыла, почистила, покрасила. Тряпочки все сама сшила, – ответила она горделиво.

Глядя на Глафиру, нельзя было догадаться, что она обитает в такой «миленькой» обстановке. Внешний вид девушки, ее манеры скорее наталкивали на мысль о жестком, «необитаемом» минимализме.

– Уютно у тебя. – Юра уже внимательно успел оглядеть дом, и его дотошному взгляду влюбленного человека не бросилось ничего, что могло бы напоминать о присутствии мужчины.

– Ты одна живешь? – все же не удержался он.

– Иногда таракан забегает от соседей сверху. А так одна. – Глафира скривила лицо. – А тебя это так волнует?

– Волнует даже больше, чем ты можешь представить. – Юра с самого первого дня непроизвольно выбрал тон, который позволял ему говорить о своей любви как о чем-то само собой разумеющемся и давно известном. И все, что он говорил, звучало так, с такой интонацией, будто бы объяснение уже состоялось.

– Других проблем нет? – отозвалась Глафира иронично, но по лицу было заметно, что эта игра ей начинает нравиться. Она, уже почти признавшая в нем своего поклонника, в душе была насторожена. Да, парень был красив, неглуп и умел себя вести. Конечно, в поступках была заметна избалованность, но, в конце концов, это проблема его матери и будущей жены, а она, Глафира, замуж за него не собиралась. Да и углублять отношения не очень-то хотелось, все-таки еще школьник, ребенок, хоть и совершеннолетний. Она понимала, что никаких серьезных отношений еще у Юры не было и эта влюбленность вполне может превратиться в обременительную роковую страсть.