Клиника одиночества - Мария Воронова

Ваня вызвал невропатолога. На всякий случай следовало проверить, нет ли у больной органического поражения мозга.

Стас решил, что может позволить себе несколько минут спокойной жизни, и вышел на улицу покурить. Некурящий Иван увязался за ним.

На крыльце он сладко зевнул, с шумом втянул в себя свежий ночной воздух и, как лошадь, потряс головой.

– Слушай, спать хочу, просто сил нет! Всю ночь сегодня с наркоманами воюю, сплошные передозы.

– Да? – удивился Стас. – А я почему не в курсе?

– Они нужны тебе, что ли? У вас сегодня вроде и без моих упырей аншлаг.

– Полагается вообще-то наркотические комы в реанимацию класть.

– На фиг! – сказал Ваня решительно. – Есть такой чудотворный препарат налоксон. Доставляют буквально бездыханное тело, делаешь налоксончик, и тело прямо на игле открывает глаза, встает и посылает доктора по всем известным ему адресам. А я с чистой совестью пишу: «Самостоятельно покинул приемное отделение».

Соня, вышедшая к ним на крыльцо с сигаретой, расхохоталась.

– Иван Сергеевич, нельзя сказать, что больной, вышвырнутый на улицу вашей могучей рукой, покидает отделение совсем уж самостоятельно. А сегодня один вспомнил, что у него тромбофлебит, у Ивана Сергеевича рекомендации попросил. Иван Сергеевич ему и говорит: «Рекомендация моя тебе будет такая – пошел вон отсюда». А помните, как мы вас один раз вызвали? – Соня сделала большие глаза и закусила губу, чтобы сдержать приступ смеха. – Представляете, Станислав Евгеньевич, мы попросили доктора Анциферова заломать алкаша, который у нас буянил. Ваня выходит в холл, зычно так кричит: «Иванов!» Иванов откликается, Ваня ему говорит свою коронную фразу: «Пошел вон отсюда!» И тут я вижу, что у меня на столе лежит направление на еще одного Иванова. Я вылетаю в холл с криком: «Иван Сергеевич, это не тот Иванов!» Доктор спокойно так, на одном дыхании: «Ах не тот Иванов! Тогда возвращайся!» Ох, Иван Сергеевич, Иван Сергеевич! Доиграетесь вы когда-нибудь. Нельзя так с пациентами, даже если они наркоманы.

– Почему – нельзя? Я им ясно говорю: «Дорогой, думать о своем здоровье нужно было до того, как ты стал употреблять наркотики. А теперь все, поздняк метаться». И вообще бессмысленно думать о том, чего нет. А этот Иванов, когда мы ему все объяснили, ржал так, что у него все боли прошли.

– Иван Сергеевич, лучше не злили бы вы больных! У них же родственники есть. Вы же можете быть внимательным доктором! Вон как нежно сейчас с пациенткой разговаривали.

– Могу, конечно, я же не отморозок. Наркоманы и алкаши – это одно дело, а нормальные психи – совсем другое. Они, пожалуй, единственная категория больных, которая нисколько не виновата в своем заболевании.

Стас поморщился:

– Что за мракобесие, Ваня?

– Я к тому, что большинство болезней происходит все-таки от нарушения человеком техники безопасности жизни. Кто ест что попало, кто пьет, кто курит... – (Стас поспешно затушил сигарету.) – А кто, вот, например, я, ведет разгульный образ жизни. Согласись, структура заболеваемости в обществе зависит от социальных законов, по которым это общество живет. И наоборот. Думаю, институт брака и грех прелюбодеяния появились благодаря существованию бледной спирохеты и гонококков, а вовсе не от божественного произвола. По сути дела, все заповеди и религиозные законы – это древнейшая форма профилактики заболеваний, вот и все.

– Не богохульствуй.

– И не думал даже. Но я сейчас о другом говорю. Видишь ли, Стас, настоящие психические заболевания никак не зависят от образа жизни. Они потому и называются эндогенными. Кроме того, их доля строго постоянна, количество шизофреников в популяции поддерживается на одном уровне на протяжении многих веков и не зависит ни от экологической обстановки, ни от технического прогресса. И даже от наследственности не зависит. Гитлер стерилизовал, истреблял шизофреников, тоже ничего не изменилось. Дети с левой резьбой рождаются в абсолютно нормальных семьях. Поэтому психически больные люди, как никто, достойны нашего сочувствия. Они виноваты только в том, что при рождении в них случайно ударила молния. А ведь могла бы ударить и в нас с тобой.

– Может, и ударила, еще неизвестно, – буркнул суеверный Стас.

Невропатолог, бабка лет восьмидесяти, несмотря на поздний час, выглядела весьма импозантно. Седые волосы реяли вокруг головы облаком кудряшек, уши оттягивали огромные серьги, а шею обнимало колье из нескольких ниток жемчуга. Унизанные кольцами руки радовали глаз сдержанным маникюром. Невропатолог вышла из смотровой, угрожающе поигрывая своим молоточком.

– Мальчики, давно хотела спросить: вы, когда на смену идете, креститесь или нет? Почему всегда в ваши дежурства такой дикий напор больных? Кто из вас грешен, что я с восьми утра чаю выпить спокойно не могу?

– Это он, Жанна Бруновна, – наябедничал Стас, ткнув пальцем в Ивана.

– Не, я завязал. А вот Грабовский, кстати, жену три дня назад в Лондон проводил, зажигает теперь на свободе.

– Самое печальное, мальчики, что это безобразие, увы, точно не из-за меня, я лет пятьдесят уже не гуляю. – Жанна Бруновна достала старомодную перьевую ручку и принялась писать заключение. – Впрочем, грешите, я не в претензии. Как говорится, не откладывай пьянку на завтра, а секс на старость. Посмотрела я твою больную, Ваня, признаков органического поражения мозга не нашла. Я назначу, конечно, нейропротекторы, ведь любой припадок – это гипоксия мозга, а патогенетическое лечение будьте любезны сами подобрать. О, Ванечка, ты что же это неправду в истории болезни пишешь?

– Где?

– Да вот же. Приглашен невропатолог. Как это – приглашен? Во-первых, приглашают в какие-нибудь приятные места, на день рождения, в ресторан, на танец... Я так понимаю, ты вальсировать со мной не собирался? Кроме того, приглашение предполагает свободный выбор, а разве я могу отказать в консультации? Нужно писать «вызван».

– Жанна Бруновна, я хотел повежливее чтобы было.

– В медицинских документах нужно выражаться суконным языком штампов. Иначе попадешь в глупое положение. Я в молодости работала на Севере, там приходилось за всех врачей крутиться, в том числе за окулиста. Как-то приходит больной с тяжелым конъюнктивитом, от отека почти ничего не видит, температура под тридцать девять... Спрашивает меня: «Доктор, это очень страшно?» А я строчу себе историю и мимоходом так ему отвечаю: «Нет-нет, что вы! Сейчас вас госпитализируем и будем закапывать!» Он, бедняга, чуть со стула не свалился. Не понял, что я имела в виду глазные капли.

– Если честно, я тоже не понял, – сказал Иван без улыбки.

– Вот видишь, Ванечка. Поэтому в следующий раз думай, когда из приемного будешь звонить в реанимацию и орать на весь коридор: «Как там наш больной? Что? Умер? В восемь сорок пять? Ну спасибо вам! Поздравляю с Днем медицинского работника!» Да еще хохотать при этом во все горло. Честно скажу, жутковато было тебя слушать.

– Простите негодяя! Больше не повторится! – Анциферов вытянулся в струнку.

– То-то же.

– Вы уж извините, Жанна Бруновна, что вас дернули...

– Все правильно. Лучше перестраховаться. А я на то и дежурю, чтобы меня дергали.

Она легко поднялась из-за стола и, стуча каблуками модных туфель, отправилась к себе.

Стас вдруг понял, что совершенно не хочет спать. Все ясно, началась стадия перевозбуждения. Сейчас он переживет ненужный прилив бодрости, израсходует на это все резервы организма, а завтра с утра на очередном наркозе мозг откажется ему служить. Да, тридцать шесть часов непрерывного труда – это немножко слишком. Утром ты приходишь на обычную дневную работу, потом остаешься в качестве дежурного врача на ночь, а следующим утром у тебя снова начинается рабочий день.

– Пойдем, Вань, накатим по две морские капли?

– А у тебя есть?

– Ага. Специальный дежурный коньяк для психологической разгрузки.

Стас плеснул в стаканы граммов по тридцать – этого количества вполне достаточно для нейтрализации лишнего адреналина. Закусывать не стали: есть в полчетвертого утра – настоящее варварство по отношению к организму.

– Стас, а Зоя Ивановна что-нибудь обо мне говорила? – вдруг спросил Иван.

– В каком смысле?

– Может, спрашивала тебя обо мне?

– С чего бы это ей со мной откровенничать? Кто я, и кто она!

– И кто я, – заметил Иван грустно.

– Она что, тебе и правда сильно нравится?

– О... – Анциферов закинул руки за голову и уставился в потолок. – Сказка, а не женщина!

– Она же тебя лет на пятнадцать старше!

– Во-первых, всего на тринадцать, мы точно посчитали. А во-вторых, разве это главное, Грабовский! Цифры при выборе женщины не важны. Здесь имеет значение только одно – хочешь ты ее или нет. Возраст, вес – да какая разница? Ты не мясо на суп покупаешь!

Стас налил еще по глоточку.

– Так тоже нельзя, Ваня. Что за детский принцип – хочу, и все?