Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь - Вадим Нестеров

Здесь, наверное, надо сказать пару слов об этом самом «Ямыш-озере», и разъяснить, почему именно оно было выбрано в качестве основной базы экспедиции. Соображения были чисто практические. Дело в том, что Ямышево озеро славилось на всю Сибирь, и, хотя и отстояло довольно далеко от русских владений, посещалось подданными Петра весьма часто.

Ямышево озеро было соляным, и вода тамошняя была насыщена солью настолько, что та моментально кристаллизировалась на любом предмете, опущенном в озеро. Русские, как писал Герхард Миллер в своей «Истории Сибири», «таким образом делают из соли кресты и другие фигуры, какие кто захочет». Соли в озере было так много, что «можно бы было достать оттуда больше, нежели бы по всей Сибири исходило[56]». К тому же озеро это находилось от главной тамошней дороги — бурного Иртыша — всего-то в шести с половиной верстах. Место это было исключительно живописным — прозрачная вода в ясную погоду и с некоторого расстояния казалась пурпурной. И еще одно диво дивное — вода в озере пахла фиалками, причем запах этот чувствовался еще на подходе.

Думаю, понятно, почему русские, несмотря на изрядное расстояние от Тобольска, были на Ямышевом озере частыми гостями. Настолько частыми, что близ озера даже заладились ярмарки — и джунгары, и бухарские торговые люди ежегодно съезжались туда торговать с тобольскими, томскими и тарскими купцами. В целом же, как бы там не сладилось дальше с яркендским золотом, но поставить свою крепость на Ямышевом озере было выгодно со всех сторон.

Одна беда — Ямышево озеро находилось на джунгарской территории. Но это Бухгольцу беда, а начальству до этого дела мало. Петр, как можно было понять еще по Хивинскому походу, к чужому суверенитету относился довольно легкомысленно. Сказал поставить город на озере — ставь, сказал идти до Яркенда — иди, сказал захватить Яркенд — из шкуры вывернись, но захватывай. На то тебе три тысячи войска и дано. Ну а что джунгары могут выставить несколько десятков тысяч — твои проблемы, как хочешь, так и выкручивайся. Именно на этой царской позиции — воевать не моги, решай дело миром как хочешь, но целей сказанных добейся — погорел Бекович. Именно из-за этого начались проблемы и у Бухгольца.

На место экспедиция прибыли 1 октября, и неподалеку от Ямышева озера, на озере Пресном, русские начали, как и было наказано, ставить крепость, торопясь захватить теплых дней перед зимой, сколько бог даст. Постройкой руководил шведский поручик артиллерии Каландер, хорошо знавший инженерную науку. Однако по мере строительства Бухгольц быстро понял, что при имеющихся у него средствах совершить требуемый марш до Яркенда будет весьма проблемно. Во-первых, в Ямышевской крепости в любом случае пришлось бы оставить какой-никакой гарнизон. Во-вторых, отчаянно не хватало строительных материалов. Ямышево озеро — это уже степная зона, сибирские леса закончились много севернее, и, за неимением леса на постройку, для строительства крепости пришлось даже разобрать несколько дощенников. В декабре Бухгольц не выдержал, и воспользовался своим правом на прямые сношения с государем. Иван Дмитриевич написал письмо Петру Алексеевичу с просьбой прислать еще людей или, по крайней мере, средств, для покупки всего потребного у местных. Царь русский получил письмо во время своего пребывания в Копенгагене и переадресовал просьбу князю Гагарину, добавив от себя настоятельный совет поспособствовать, да побыстрее.

Строительство шло полным ходом, когда в крепости наконец появились давно ожидаемые Бухгольцом джунгары. Это было ойратское посольство, возвращавшееся из России. Увидев строящуюся на своей земле русскую крепость, они, конечно же, сразу выразили изрядное недоумение, но подполковник заверил их, что опасаться джунгарам нечего. Мол, интересы русских ограничиваются только «рудокопными местами», до которых кочевникам-джунгарам и впрямь не было никакого дела. Ойраты объяснением вроде бы удовлетворились, но посоветовали немцу отправить все-таки вместе с их отрядом и своего посланника к джунгарскому хану Цэван-Рабдану. Пусть, мол, посол все то же самое объяснит и верховному контайше,[57] дабы хан получил разъяснения из первых рук, а не прознал об этом от злобных сторонних наветчиков.

Бухгольц счел предложение резонным, тем более что ойратские посланники задержались в крепости на пару недель — перед прибытием в крепость на них напали враждовавшие с джунгарами казахи и отбили у посольства лошадей и верблюдов. Поэтому, остановившись в русском лагере, послы отправили людей в ближние джунгарские улусы, именем хана потребовав предоставить им новые средства передвижения.

Когда, получив искомое, джунгарское посольство уходило из недостроенной крепости, с ними пошел и небольшой отряд в 50 драгун под командой поручика Маркела Трубникова. Поручик вез письмо к хану от Бухгольца со всеми надлежащими заверениями и успокоениями. Расстались с джунгарами в самых лучших чувствах, сдружившиеся с русскими ойраты в знак своих добрых намерений даже оставили у Бухгольца несколько аманатов и отправили в Тобольск семь уйгурских купцов с товарами.

Посольство ушло, а работа в крепости, несмотря на зимнее время, продолжалась. Уже в конце зимовки, в феврале следующего, 1716 года, к Бухгольцу прибыло посольство от главного джунгарского военачальника, двоюродного брата хунтайджи Цэрэна-Дондоба (в русских документах — Дондука). Посольство было чисто торговым, купцы поднесли Бухгольцу богатые дары и взамен попросили свободный проход в крепость. Позволение было дано, джунгарские купцы развернули в крепости активную торговлю, и, распродавшись с выгодой, вскоре отбыли.

Буквально через несколько дней после этого, в студеную ночь на 9 февраля в двери обвахты (так называлось тогда караульное помещение) кто-то начал колотить как сумасшедший. Караул, если честно, в нарушение устава воинского дрых безбожно, но такой шум и мертвого подымет. За дверью оказался боец из передового охранения («отъезжего караула»), стоявшего в дозоре на дальних подступах в крепости. Запыхавшийся воин объявил, что на крепость идет неисчислимая сила, все его товарищи по охранению перебиты, уйти живым удалось ему одному, затерявшись пешим в табуне лошадей, которых ойраты отгоняли от крепости. Пользуясь темнотой, он выскочил из табуна близ кустарников и побежал обратно в крепость.

Подняли Бухгольца, который через четверть часа явился в караулку. Сонный подполковник, помня недавние мирные беседы с джунгарскими купцами, горевестнику не поверил и велел взять паникера под караул. Но потом, рассудив, что береженого Бог бережет, велел на всякий случай объявить тревогу. Вскоре бойцы доложили — вокруг лагеря и впрямь какие-то непонятные звуки и шорохи. Помрачневший Бухгольц приказал на всякий случай пугнуть прячущихся, выстрелив из пушки в воздух. Пушка коротко гаркнула, и сразу вслед за этим кромешная темень вокруг как будто взорвалась криками и выстрелами.

Со всех сторон на караулку неслись верхами визжащие страшные всадники в меховых шапках.

И не было им, казалось, числа.

Глава 12

Битва

Что же случилось? Да много чего.

Во-первых, поручик Трубников до контайши не доехал. Джунгарское посольство, с которым он ушел, было каким-то злополучным, и через несколько дней после ухода из Ямышевой крепости они снова напоролись на большой отряд казахов. Второе нападение оказалось для казахов еще удачнее первого, и лошадьми на сей раз дело не ограничилось: казахи порубили до смерти или захватили в плен практически все посольство. Вместе с прочими, «его порутчика и при нем драгун трех человек ранили и одного татарина убили и взяли в полон в Казачью орду[58]». Выбраться из плена Маркел Трубников смог только через год.

Таким образом, Цэван-Рабдан не получил от русских ни уведомления, ни каких-либо объяснений. Меж тем слухи о большом русском отряде, объявившемся в джунгарских владениях, до него дошли довольно быстро. А отношения между ойратами и русскими были тогда весьма напряженными. За два года до отплытия Бухгольца из Тобольска к хану ездил посланник губернатора Гагарина, казачий голова Иван Чередов. Русский посол должен был решить вопрос с барабинскими татарами — довольно крупным народом, которого обе стороны считали «своим», пребывая в полной уверенности, что с барабинских должны получать именно мы. Ну а пока, за неурегулированностью проблемы, бедные татары платили и тем, и другим.

Переговоры ни к чему хорошему не привели. Казачий голова настаивал, что барабинские татары были издавна наши, а под крыло к джунгарам они подались «на измене» (это юридическая формулировка того времени). Но вот теперь они в своем «воровстве» (любое нехорошее поведение) раскаялись и вернулись к правильному хозяину, поэтому отстаньте от наших людей раз и навсегда. Хан в ответ осерчал и кричал о том, что «барабинцы его контайшиныя ясачные люди издавна, но улус его был в далеком расстоянии, а Тарский город был близ Барабы и ясак с барабинцев стали брать (русские) насильно».[59]