Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь - Вадим Нестеров

Правда, князь потребовал утверждения договора самим ханом, после чего его пригласили в ханскую ставку. Несмотря на протесты офицеров, Бекович выехал туда вместе с Самановым, старшими чиновниками, в сопровождении своих братьев Сиюча и Ак-Мурзы и почетного конвоя из 700 казаков и драгун.

Рисунок из книги «Хива, или географическое и статистическое описание Хивинского ханства, состоящего теперь в войне с Россией, заимствованное из разных отечественных и иностранных писателей, с изображениями костюмов и вида города Хивы». М.: Унив. тип., 1840.

Палатки им разбили на самом почетном месте — рядом с ханским шатром, а на следующий день его принял сам Ширгази. Хан подтвердил договор, самолично поцеловав Коран. На следующий день Бекович прислал гонца к оставшемуся за старшего Франкенбергу, велев прислать в ставку хана предназначенные ему подарки и не забыть получше спрятать Ходжу Нефеса, которым особенно интересовался уже хан самолично. Туркмена спрятали, положив на дно одной из подвод и завалив товарами и припасами. В этой телеге он провел три дня, пока шли переговоры.

Наконец, хивинцы свернули лагерь и двинулись в столицу. Небольшое «посольство» Бековича шло в самом центре хивинского войска. Силы русских, возглавляемые Франкенбергом, по приказанию князя двигались следом, удерживая дистанцию в несколько верст…

Глава 10

Развязка

Через несколько дней кавалькада остановилась у озера Потсу, уже совсем рядом со столицей — до Хивы оставалось всего два дня пути. На этой дневке Ширгази пригласил к себе Бековича и поделился с ним сомнениями. Слишком уж большим посольством пришли русские, несколько тысяч человек! Разместить их в одном месте будет слишком накладно для хивинцев. Столь непосильная ноша ляжет на жителей тяжким грузом — попробуй-ка прокорми и обеспечь ночлегом все войско северных пришельцев. Люди начнут роптать, могут начаться волнения — нехорошо получится, если дружба между Россией и Хивой начнется с кровопролития. Поэтому хан предложил разделить отряд Бековича на несколько частей и разместить их в окрестных с Хивой городах.

Доводы хана показались Бековичу резонными, и он отправил Франкенбергу, остановившемуся в двух верстах от ханской ставки, приказание разделить отряд. Но упрямый немец по-прежнему не доверял хивинцам и наотрез отказался исполнять приказание.

Три раза. Три раза скакал гонец к упрямому силезцу, и все три раза тот отказывался выполнять приказание. Наконец, взбешенный Бекович вызвал майора к себе и пообещал здесь же, на месте, предать Франкенберга военному суду и вздернуть на ближайшем дереве. Лишь тогда своенравный немец сдался. Войско Бековича было разделено на пять частей, которые повели на постой присланные Ширгази эмиссары.

Не успели колонны скрыться из вида, как прозвучала команда «Ур!» — «Бей!». На кабардинца и его небольшой конвой, который даже не успел спешиться, набросились ханские нукеры, и через несколько минут все было кончено. Большинство конвойных хивинцы зарубили, и лишь самые лихие джигиты обзавелись пленными. Связали и Бековича с Самановым. А вскоре к ханской ставке стали подтягиваться довольные «провожатые» — одновременно с капитанским конвоем вырезали все части разделенного войска. Хитрый план, придуманный ханским казначеем Досим-Беем еще у озера, когда стало ясно, что силой русских не взять, увенчался полным успехом.

Ходже Нефесу повезло — четыре сотни, в числе которых он оказался, «на постой» повели хивинцы, возглавляемые неким Юмутом. Во время резни туркмена взял в плен хивинский воин Аганамет, на счастье Нефеса оказавшийся его соплеменником. Аганамет, чтобы пленника не зарубили под горячую руку, быстро обвязал голову Нефеса платком на узбекский манер. А после того, как дело было кончено, увел за собой в ханский лагерь. На наше счастье, палатка Аганамета, куда бросили Ходжу-Нефеса, стояла неподалеку от ханского шатра.

Заваривший всю эту кашу с Хивинским походом пленный туркмен, лежа на кошме со связанными руками наблюдал в щелку, как из ханского шатра вывели Бековича, Саманова и офицера Кирьяка Экономова. Вот как он сам описывал случившееся: «Вывели из палатки господина князя Черкасского, и платье с него сняли, оставили в одной рубашке, и стоящего рубили саблей и отсекли ему голову». Ту же участь пережили и оба его спутника.

Отрубленную голову Бековича Ширгази отправил в подарок бухарскому хану. Забегая вперед, скажу, что тот страшный подарок не принял, и отослал хивинских послов, ругая их хана «людоедом». Победоносное ханское войско потянулось в столицу, до которой было всего сто верст. В Хиву, которую Бекович так и не увидел.

Там триумфатор Ширгази поставил у Адарских ворот виселицы, на которых болтались безголовые чучела Бековича, Экономова и так не поймавшего фарт персидского князя Салманова — с несчастных сняли кожу и набили ее сухой травой. На главную площадь уже сгоняли русских пленников для публичной казни, но «урусов» спас глава хивинских мусульман — айхун. Он не побоялся заявить упивающемуся победой хану, что русские были взяты в плен не в честном бою, а обманом и — что гораздо хуже — клятвопреступлением, ведь мир был заключен на Коране. «Не будем же увеличивать грехов новыми и бесполезными казнями» — предложил Ширгази айхун. Хан не решился идти против духовного лица, всем выжившим пленным сохранили жизнь, а шедших с Бековичем мусульман даже освободили — в том числе и братьев Бековича с их кабардинским конвоем.

Ходжа-Нефес хотя и слышал об амнистии для мусульман, не рискнул объявить о себе — хитрый туркмен не забыл, как настойчиво хан добивался его выдачи. Ему удалось через земляков найти двух поручителей, помнивших его с тех давних времен, когда юный Нефес, еще не ходжа, водил в Хиву караваны от каспийского берега. Поручители гарантировали Аганамету, что пленник его — человек серьезный, и выкуп за себя обязательно пришлет. Тайком выпущенный ночью из палатки, ходжа прокрался в дом к знакомому татарину Полату, взял у него лошадь, пообещав прислать плату вместе с выкупом и еще до рассвета убрался из города.

К чести Нефеса, он не побоялся спроса грозного царя за свою так трагически закончившуюся затею. Гордый туркмен, едва избежавший смерти, опять испытывая судьбу, ехал по степи не в родные кочевья, а в так и не достроенную крепость «Святого Петра».

Рассказать русским, что войска Бековича больше нет.

Гурьевский казак, татарин Алтын Усейнов был отпущен вместе с другими мусульманами. Перед уходом он рискнул, пробрался к виселицам и видел там, рядом со страшными чучелами, водруженные на пиках головы Салманова и Экономова. Но головы Бековича, как он честно рассказал на допросе, не приметил. Естественно — ее в то время уже везли в Бухару.

Казаку Федору Емельянову удалось ускользнуть еще во время резни.

Казак Михаил Белотелкин во время истребления своего отряда был ранен и потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что лежит среди трупов. Белотелкин поднялся и медленно побрел на север — в сторону Гурьева.

Эти четверо — Нефес, Усейнов, Емельянов и Белотелкин — были единственными, кто вернулись в Астрахань. Четверо из трехтысячного отряда князя Александра Бековича Черкасского. Из протоколов их допросов мы и знаем подробности этого страшного рейда.

Но первым о гибели отряда Бековича астраханскому градоначальнику сообщил не кто иной, как уже известный нам «состоящий для особых поручений» калмык Бакша. Хитрый калмыцкий вождь Аюка по-прежнему не любил складывать все яйца в одну корзину, предпочитая подстраховаться со всех сторон.

Вот и вся история. Она получилась неказистой и неправильной: ни тебе морали, ни отмщения злодею, и не случайно ее уже мало кто помнит.

Ну а те, кто помнят, конечно, постоянно задают себе вопрос — почему Бекович, опытный и осторожный командир, так глупо себя повел. Зачем погубил ни за грош не только свою буйную голову, но и положил всех своих людей. По этому поводу историки спорят не первое столетие и выдвигают самые разные предположения — от умопомешательства Бековича после известия о гибели семьи до желания завоевать новые земли для себя, самому став ханом (именно в этом уверял Петра оправдывающийся шах Ширгази).

Если вас интересует мое мнение, то мне кажется, что главный мотив Бековича, объясняющий многие его странности — это страстное, непреодолимое желание выжить. Гордый кабардинец не хотел уходить с этой земли, потеряв все. Он отчаянно желал переиграть заново потерпевшую фиаско жизнь, потому и цеплялся за малейшую возможность решить дело миром и вернуться назад живым. Как писал наш великий поэт — нетрудно обмануть того, кто сам обманываться рад.

Если бы Бекович только знал, что страшная буря на Каспийском море, в которой погибла вся его семья, закончилась абсолютно неправдоподобным, даже сказочным финалом… Такое случается, иногда история строит сюжет, который иные театральные критики изругали бы за неправдоподобные драматургические ходы. Слушайте Княжецкую и не говорите, что не слышали: «Чудом остался в живых маленький сын Черкасского. Его выбросило волнами на отмель, где полуживого ребенка нашли рыбаки». Из этого вот зернышка и выросло впоследствии раскидистое дерево рода Бековичей-Черкасских, давшего России немало героев.