Девушка с букетом - Татьяна Краснова

Но надо было насобирать побольше тополиного пуха, пока он летит, и Варя в перемену выбежала в школьный двор, окаймленный старыми толстыми тополями, – прямо в сменной обуви. Пух залеплял лицо, глаза, и все чертыхались и отплевывались, и только счастливая Варя хватала на лету это богатство обеими руками и запихивала в карманы фартука. Ей был нужен только такой пух – первозданно чистый, прямо из воздуха, и она кружилась, и подпрыгивала, и летала по двору, и вместе с ней летал ее белый фартук (их класс дежурил по школе, и полагалось быть при параде) и черные локоны (коса была недавно отрезана).

За этим танцем с крыльца наблюдал Робин. Его пост был как раз у входных дверей, и он уже решил сделать вид, что не замечает, как Воробьева нарушает все правила, пачкая сменную обувь и опаздывая на урок. Но не наблюдать за всеми этими пируэтами он не мог и стоял, не в силах отвести взгляд, и сам забыв про звонок.

Варенька, как ни была увлечена ловлей пуха, все же видела, что Фольц на нее уставился, и душа ее так и запела: конечно, давно надо было отрезать эту косу, ради этого стоило выдержать целую войну с мамой – зато теперь у озера, где они прогуливаются с Леной по вечерам, все будут на нее оборачиваться! Она сразу повзрослела! А это самое важное, поскольку почти всем девчонкам в классе уже по пятнадцать – и она теперь на столько же выглядит! И, спохватившись, побежала на урок.

Опоздания ее никто не заметил, потому что учительница пришла еще позже. Сегодня вообще был везучий день. Во-первых, за сочинение «Край родной, навек любимый» поставили пятерку – Варе пригодились и малоизвестные факты о Благовещенской усадьбе, о которых Лариса Ивановна говорила на кружке, и бабушкины истории, и рассказы мамы, когда-то облазившей всю округу с фотоаппаратом.

Во-вторых, не давали новый материал – учительница зачитывала образцовые работы, вроде Вариной, целиком, а также куски неудачных, и урок прошел весело. Триумфальным стало произведение Робина – он, не слишком напрягаясь, переписал статью из местной газеты, не пропустив ни одного штампа вроде «жемчужины Подмосковья» и «русской Швейцарии» и кое-где пересказывая своими словами: «По моему родному краю прошлась нога Левитана, Чехова и Чайковского». Как было дружно не похохотать над ногой!

– Одна на всех! – скорбела учительница.

– Тяжкая поступь гениев! – комментировал Павлик.

В-третьих, удалось отвертеться от физкультуры. Варенька, дрессированная на шведской стенке, этот предмет не ненавидела и без усилий справлялась и с упражнениями в зале, и с лыжами, и игры с мячом любила, и по канату ловко взлетала до потолка, да еще раскачивалась, как обезьянка – обезьянка полненькая, но подвижная и прыгучая. А обезьяны, кстати, все время жуют, и животы у них толстые… Себя ей стесняться было нечего, но она вдруг стала стесняться физкультурной формы. Какой дурак это придумал для взрослых девушек – трусы и майка! А если кто-то придет в спортивных штанах – выгоняют с урока и пишут в дневник!

Перелом в Варином сознании наступил после той, подсмотренной медведевской клоунады, когда Павлик изобразил ее, засунув под рубашку два воздушных шарика… Своими пышными формами Варенька как раз была довольна – они приближали к долгожданной взрослости, у многих одноклассниц размеры были куда скромнее. Но на физкультуре то, что являлось предметом гордости, становилось позорным, и Варя стала отчаянно прогуливать физкультуру.

А сегодня у малышей заболела учительница, и надо было посидеть с ними урок, почитать им что-нибудь – мобилизовали дежурных, и Варя тут же вызвалась. Физкультуру удалось пропустить. Везучий день!

На следующей перемене к невкусному завтраку дали выпечку – аппетитные, еще теплые слойки с повидлом. Варя, пыхтя, тащила в класс тяжеленный поднос, когда на нее почти налетел этот несносный Робин-Бобин. Конечно, никому нельзя носиться на переменах, а дежурному – можно! И если коридор – это футбольное поле, а Робин – мяч, то Варя с подносом – ворота! Румяные треугольнички чуть не посыпались на пол. Но Робин резко свернул и грохнулся сам. Тут же вскочил и, сердито глянув на Варю, дернул к себе поднос:

– Давай понесу!

Варя не отдала, но он не отступал, и оба боком пошагали по коридору, неся поднос четырьмя руками и не глядя друг на друга.

А мимо шествовала еще пара дежурных – Павлик Медведев, Маленький принц, и Гошка Мдивани, черноглазый и чернокудрый. У него даже ресницы были кудрявые. Маленьким он напоминал херувимчика, а теперь становился похож на витязя в тигровой шкуре. К тому же все знали, что Гошкин отец – потомок самого настоящего грузинского князя. Принц и княжич, проследив за манипуляциями с подносом, переглянулись, сделали козлиные лица и хором сказали: «У-у».

А везучий день продолжался – вместо злой Рахили математику вел практикант, которого так и звали – Практикант, и он дал простенькую самостоятельную, сам стал читать какую-то книжку, а все вдохновенно списывали. Варя списала так быстро, что осталось время помечтать – как они с Леной гуляют у озера. Легкое платье, локоны по плечам! Молодые люди и взрослые мужчины смотрят не только на Лену! Звездочки сирени… вечерние звезды… свидание… мороженое… Мороженое – необязательно… Чего Робин пялится? Оглянулся и уставился. Списать, что ли, не у кого? Все равно у нее другой вариант.

А что, если взять на озеро Робина? Это была ошеломляющая мысль. Варя посидела немного, пытаясь к ней привыкнуть. Ошеломляющая, но удачная. Когда еще ее кто-то позовет на свидание! Сколько времени даром теряется. А Робина если позвать, он пойдет обязательно, это понятно. Выглядит он – Варя посмотрела оценивающе – очень даже ничего. Никто же не читал его сочинений, все будут видеть крепыша, с которым спокойно можно идти по самой темной улице. И потом, он, скорее всего, будет молчать, и можно прогуливаться, мечтая и глядя по сторонам, – уверенная в себе девушка с кавалером, но такая привлекательная для всех остальных…

То ли образ пушкинской Татьяны пронесся у Вари в голове, то ли она решила не откладывать со свиданием, – выдрала лист и быстро настрочила: «Приходи к озеру к 19 ч.», без обращения и без подписи. Замешкалась – стоит ли передавать через сидящего впереди Медведева, с ним еще в историю попадешь, как тот сам вдруг обернулся – но Варя тут же закрыла листок. А по рядам шел Практикант:

– Ну что, успели списать?

Последнего слова он не говорил, но и так было понятно. Практикант хотел собрать листки с самостоятельной до звонка, чтобы не задерживаться на перемене.

– Давай-давай! Перед смертью не надышишься! Мало вам было времени? – и выхватил на ходу Варин листочек.

Она похолодела – самостоятельная осталась на столе. Записка Робину уплывала в неизвестность. Впрочем, в какую же неизвестность? Почерк у нее заметный – крупный, круглый, как в первом классе, ничего не стоит вычислить. Практикант зачитывает вслух, класс дружно ржет… Перед глазами поплыли маленькие цветные круги. Девушка не могла пошевелиться. Ей в голову не пришло подойти к Практиканту и попросить поменять листочки. Везучий день! Конечно, он должен закончиться, слишком уж много для одного дня – но чтобы так!