Украинское движение: краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминанием - А. Царинный

На протяжении веков нельзя припомнить себе церковного движения, столь бедного смыслом, столь духовно убогого, столь пустого и бессодержательного, как затея группы разнузданных украинских попов. Нигде не видно в нем никакого подъема горячего религиозного чувства, никаких мощных порывов от земли вверх, «горе», к небесам, к Богу, никакого пламенения любовью к Господу нашему Иисусу Христу. Все сводится к безграмотному «перекладу» богослужебного книжного обихода с торжественного церковнославянского языка святых первоучителей словенских Кирилла и Мефодия на простонародную мужицкую базарную «мову» да к разным поблажкам неверующему и распущенному духовенству. Зачем-де носить длинные волосы, одеваться в неуклюжие рясы, ограничиваться одним браком на всю жизнь, отказываться от танцев и посещения театров, постригаться в монахи для получения епископского сана? Острижемся, оденемся в пиджаки; кому надоели жены — разведемся и поищем новых, более приятных подруг; кто вдовцы, вступим во вторичные браки; будем плясать и увеселяться зрелищами, благо их столь услужливо и обильно предлагают теперь иудеи для развращения христиан; при живых женах будем занимать епископские и даже митрополичьи кафедры. Пастве вместо молитв и духовных стяжаний предоставим забавляться игрой в парламентаризм, начиная от сельской приходской «рады» и до Всеукраинского церковного собора. Настанет для попов раздолье, а не жизнь! Вот какими низменными побуждениями охвачены были души бунтующих украинских попов, и это в то время, когда весь сознательный христианский мир до кровавого пота терзается мыслью о том, как спасти христианство от ликвидации его иудеями и как очистить его от талмудических наслоений — этих злокачественных наростов на теле христианства, ослабляющих в течение веков живительную силу учения Христова. Жалкие люди сии невежественные украинские попы, и жалка их затея.

С февраля 1918 года, когда Южная Русь, и в частности Киев, отрезана была от Москвы австро-германской оккупацией, сношения южнорусских православных с патриархом Тихоном были до крайности затруднены; в Москве не было лиц, которые посвятили бы патриарха в сущность украинско-поповских вожделений, и поэтому, на основании односторонних украинских настояний, патриарх Тихон благословил созыв никому не нужного Всеукраинского церковного собора.

Открытие собора последовало тогда, когда в Киеве влачил свое призрачное существование заранее обреченный на гибель «гетманшафт». Из христианских вероисповеданий православная Церковь по своей природе наиболее подобна плющу, который не может буйно разрастись, если он не обовьется вокруг крепкого столба или древесного ствола, если не прильнет к стене какого-либо строения; так и православная Церковь не может процветать, не имея поддержки и покровительства со стороны православной светской власти. Когда в России утвердилась иудейская власть, враждебная православной Церкви, последняя, как плющ без опоры, зачахла и еле прозябает, сброшенная с высоты былого величия в грязь людского торжища и раздираемая внутренними пререканиями и несогласиями. Собор 1918 года, видя перед собою православную светскую власть генерала П. П. Скоропадского, совершенно забыл об ее слабости и начал приспособьляться к ней так, как будто она могла держаться десятками лет. Состав собора, избранный приходами без партийных давлений, насилий и угроз, по внутренней их совести, оказался самым обыкновенным сборищем разношерстных русских людей — как если бы соединили в одно место несколько уездных земских собраний различных южнорусских губерний. «Украинцы» располагали в нем всего какими-нибудь двадцатью голосами, но зато среди них находились самые ярые из попов: Липковский, Шараевский, Тарновский, Филиппенко, Грушевский. Руководящую роль на соборе играл профессор Духовной академии протоиерей Ф. И. Титов, родом курянин, настоятель киевской Андреевской церкви. Желая попасть в тон гетману и германской власти, требовавшей от гетмана «украинской» политики, Ф. И. Титов в длинной речи, имевшей служить для собора путеводной нитью, вопреки действительным историческим фактам стремился доказать, что православная Церковь на «Украине» зеленела и цвела, красовалась юностью, пока была независима от московского патриарха и заменившего его петербургского Синода, а потом-де захирела и омертвела. Хитроумный профессор, очевидно, учитывая отсутствие всякой научной подготовки у большинства членов собора, в своем ретроспективном обзоре сознательно смешивал различные исторические эпохи и отдельные моменты истории, выдвигал одни события, умалчивал о других и, таким образом, создавал в умах наивных слушателей совершенно ложное представление о ходе развития церковной жизни в Малороссии. Он умалчивал о том, что «Украина» как политическое тело никогда в истории не существовала, как не было и «украинской» церкви; что под властью католической Польши «русская вера» (wiara ruska) совершенно разложилась и в значительной своей части отпала в унию с Римом; что в левобережной малороссийской гетманщине (1667–1764) православная Церковь окрепла под защитой царской власти и воспитала длинный ряд выдающихся иерархов для церковно-государственной деятельности как в Малороссии, так и на всем пространстве России, каковы: Феофан (Прокопович), Варлаам (Ясинский), Дмитрий (Туптало), Иоасаф (Горленко), Иоанн (Максимович), Арсений (Берло), Георгий (Кониский), Анастасий (Братановский), Самуил (Миславский), Христофор (Сулима), Сильвестр (Кулябка) и многие другие; что часть православной Церкви, оставшаяся после 1667 года в границах Польши, подвергалась гонениям со стороны католицизма до самых разделов Польши, как об этом подробно рассказал Ф. И. Титов в двухтомном труде, посвященном обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву[131]. На просвещенных слушателей речь профессора Ф. И. Титова произвела крайне неприятное впечатление своей грубой тенденциозностью. Вызов его клонился к тому, что для нового процветания «украинской» Церкви нужна автономия. В этом направлении пошли работы собора и закончились провозглашением автономии и подробной разработкой организации церковного управления. Баллотировался и вопрос о богослужебном языке; к величайшему озлоблению «украинцев», подавляющим большинством он был решен в пользу церковнославянского языка, однако с правом переходить на «мову» в случае единодушного желания прихожан.

В один из первых дней после открытия собора его посетил «светлейший гетман» и произнес краткую приветственную речь; потом выступал с длинным словом министр исповеданий профессор философии В. В, Зеньковский, стремясь объять необъятное, то есть найти глубокий смысл в бессмысленном «украинском» церковном движении.

Веяния духа Господня не чувствовалось на заседаниях собора; заповедь Христа «Да любите друг друга» основательно быта забыта; «украинцы» пылали ненавистью против всех инакомыслящих, а общее настроение собора было чрезвычайно тупое и равнодушное к рассматриваемым вопросам. Ни у кого не было огня в глазах; лица у большинства были сонные и скучающие.

На чуткого человека собор производил отталкивающее впечатление еще тем лицемерием, которое положено было в его основу: перед лицом Господа Бога русские люди делали вид, что они — нерусские, и как будто стыдились того, что они говорят по-русски, а не на «украинском», изобретенном в Галиции жаргоне. Так все растерялись, пережив первые опыты украинского и большевистского социализма, и так все боялись обнаружить свои истинные убеждения. Однако обмен мнениями на соборе происходил по-русски, и только обалделые «украинцы» выступали на «мове», вызывая громкие протесты и крики «довольно!». В особенности гнали криками с кафедры сельского попа Грушевского, назойливо стремившегося говорить на «мове», когда никто не хотел его слушать.

Летняя сессия собора проходила в зале-церкви Религиозно-просветительного общества, ныне превращенной коммунистами в клуб, где митингуют, танцуют и флиртуют; осенняя — в митрополичьих покоях Киево-Печерской лавры.

Собор не закончил своих занятий и был прерван в связи с германской революцией и близившимся падением гетманской власти. Никого он не удовлетворил, а менее всего остались им довольны «украинцы», собственно, и добивавшиеся его созыва настойчивыми домогательствами перед патриархом Тихоном. Не такой собор нужен был «украинцам». Все свои вожделения они выявили и осуществили на партийном соборе 1921–1922 годов.

XIX

Революция в центральных империях явилась катастрофой не только для них, но и для Южной России, где пребывала свыше чем полумиллионная австро-германская армия — этот единственный оплот порядка и спокойствия в огромной стране. По мере того как приходили все новые и новые известия о переворотах, наступивших в разных краях обеих империй, беспокойство в оккупационных войсках росло, дисциплина падала и начиналось брожение, ибо каждый солдат, опасаясь за судьбу покинутой им семьи, волновался и рвался скорее вернуться домой. В войсковых частях по большевистскому образцу организовались советы солдатских депутатов. Гетманская власть, непопулярная и державшаяся исключительно силой австро-германских штыков, должна была сама себя упразднить (1 декабря ст. ст. 1918 года), тем более что против нее выступили притаившиеся в своих норах украинские социалисты и инсценировали «народное восстание». Австро-германское командование, насколько оно сохраняло еще свой авторитет, заняло под давлением коварной Антанты нейтральное положение и стремилось только, пока работали железные дороги, благополучно вывезти на родину своих упавших духом, взволнованных и сбитых с толку солдат. При помощи немцев тайком исчез из Киева в Германию и генерал П. П. Скоропадский. Украинские социалисты опять захватили в свои руки власть и образовали в Киеве Директорию из пяти членов. Места директоров заняли знакомые все лица: Винниченко, Петлюра, Андреевский, Швец и Макаренко.