Объединяй и завоевывай - Уоррен Мерфи

– В Мехико тебя считают настоящим героем! – твердили они.

– С чего вы взяли?

– Вот тут написано, что женщины тебя обожают. Говорят, что уже продаются игрушки точь-в-точь ты. Народ с гордостью носит лыжные маски. Курение трубки распространяется повсеместно.

– Невероятно! – только и сказал Антонио, перелистывая журнал.

И тем не менее...

Нелепицы с романтическим душком, ставшие по его милости достоянием прессы, были восприняты как непреложные истины. Он превратился из неудачливого революционера в культового героя современной Мексики. Его популярность равнялась популярности и славе Сапаты и Франсиско Вильи.

– Ну, что мы скажем всем этим журналистас? – осведомился его правая рука, герильеро по имени Кикс.

– Скажи им, – бросил Алирио Антонио Аркила, он же бог Кукулькан, он же подкоманданте Верапас, – что в обмен на дюжину черных лыжных шапочек с масками я готов провести еще одну пресс-конференцию.

Маски доставили удивительно быстро. Антонио взял одну из них, прорезал ножом круглую дырку для рта, а остальные раздал своим компаньерос.

– С сегодняшнего дня все вы станете подкоманданте Верапасами, – заявил он.

И его офицеры-майя преисполнились гордости от ощущения собственной значимости, не понимая того, что, надевая маски, чрезвычайно увеличили свои шансы получить пулю в лоб.

Со временем пресс-конференции сделались ежемесячными. Стали поступать и деньги. Появилось оружие и всякого рода припасы. Революция, которая было провалилась и которую средства массовой информации окрестили «последней судорожной попыткой коммунистов возродить проигранное дело», именовалась теперь революцией нового типа, или «движением двадцать первого века».

Печатались научные статьи и диссертации, анализировавшие феномен «спонтанной революции», не имеющие под собой ни социальной, ни политической мотивации. Газета «Нью-Йорк таймс» назвала движение хуаресистас «первой постмодернистской революцией».

И никто даже не подозревал, что истинный лидер повстанцев, который продолжал воевать и проливать кровь «индиос» ради упрочения собственной славы, временами испытывал отчаянное желание вернуться под отчий кров и, расплакавшись, признаться своему некогда столь презираемому отцу, что старик, осуждая его поступки и образ мыслей, был тысячу раз прав.

Но пока что удача сопутствовала Верапасу. Малейшие его успехи на поле брани пресса представляла как славные победы. Даже отстранение от власти президента Мексики приписали инсургентам. Когда же убили его последователя, который позволил себе неоднозначное заявление по поводу нового движения, это только добавило легитимности делу Верапаса. Появление же нового, более либерального лидера нации рассматривалось уже как полная победа хуаресистас.

Малейшие послабления гражданам страны со стороны нового правительства трактовались как результат усилий кучки пистолерос из племени майя, возглавляемых безработным сыном кофейного плантатора. И хотя на поле брани особенных успехов им достичь не удалось, уже тот факт, что подкоманданте Верапас продолжал борьбу, счастливо избегая ловушек и пуль наемников, способствовал упрочению популярности команданте.

В конце концов федеральное правительство предложило начать мирные переговоры. Разумеется, политического признания подкоманданте не обещали, но, подписав акт об одностороннем – для начала – прекращении огня, власти тем самым признали, что Верапас сделался величиной, пули против которой бессильны.

Более того, в смерти он оказался бы еще более грозным противником. Итак, власти пообещали оставить его в покое, если он не станет замахиваться на центральные области страны и угрожать Мехико.

Но Антонио не затем провел десять долгих лет в джунглях и жрал грязные лепешки тортильяс, запивая их затхлой водой из болота. Наплевав на предложения о мире, он возобновил словесную войну и всякого рода выступления в прессе.

Когда же он принудил уйти в отставку губернатора провинции Чьяпас и заменил его своим ставленником, в голове его зародилась мысль, что он, вероятно, никогда не завоюет Мехико, но вполне может добиться политического контроля над Чьяпасом. А если повезет, то и распространит свое влияние за его пределами.

Великое землетрясение в Мехико трансформировало эту достаточно призрачную возможность в историческую неизбежность.

В конце концов, он уже давно не Алирио Антонио Аркила и вовсе даже не подкоманданте Верапас. Он бог Кукулькан – вот он теперь кто! Воплощение Великого змея, объединившего разноязычные народы Мексики в слепом поклонении герою.

Наиболее же многообещающим оказался получивший повсеместное распространение слух, что высшее политическое руководство страны признало мысль о физическом устранении народного героя неприемлемой.

Таким образом, путь к власти был для Верапаса расчищен.

Глава 12

Следуя за своим божеством по разрушенным улицам Мехико, Родриго Лухан сорвал с себя затруднявшую дыхание удавку галстука. Плевать ему, что дома вокруг лежат в руинах, а новейшие высоченные небоскребы являют глазу свои потроха. Все это, по его мнению, уже пора отнести к прошедшей эпохе. Он же, Лухан, следовал за будущим страны. Шел вперед вместе со змееликой Коатлик, чья тяжелая поступь сотрясала долину Мехико в унисон с землетрясением.

Лухан терпеть не мог словосочетание «последствия землетрясения». Нет, не остаточные толчки, но колонноподобные ноги Коатлик, именуемой также Тонанцин – наша мать, – заставляли дрожать землю.

Он проследовал за богиней по Анилло Перифери-ко к южным предместьям. Там, за горной грядой, лежал путь к свободе. Там простиралась жирная и унавоженная земля сапотеков, где рождалась новая эра Мексики.

Сильные женщины племени сапотеков жили на юге, в Оахаке. И когда Лухан с богиней явятся к ним, они наверняка придут в его объятия, да что там придут – они прямо-таки набросятся на него.

Он, Родриго Лухан, станет основоположником расы сапотеков-воинов, которые словно смерч пронесутся по стране и зажгут новое солнце новой эры.

Срывая с себя ставший вдруг тяжелым и неудобным пиджак, он уже ощущал на своем теле поцелуи женщин племени сапотеков.

Все, все устремятся за ним и его богиней – словно муравьи на сахар!

И вот город с двадцатимиллионным населением заполонили крестьяне всей страны. Крючконосые ацтеки, майя с глазами покорных животных и чичимеки... А вот олмеков больше не видно. Никто не знает, что с ними сталось. Тольтеки, ассимилировав, тоже исчезли.

Но сапотеков и миштеков пока что хватало.

И все они – будь то миштеки, сапотеки, майя или чичимеки – падали ниц перед каменными ножищами богини Коатлик. Многие плакали от радости, танцевали и пели, и сердца их наполнялись радостью. Некоторые же умоляли богиню указать им путь из города, вывести из этой бетонной мышеловки, готовой похоронить их под своими обломками.

Люди бросались прямо под ноги богини, и она, грузно ступая на них, дробила кости и черепа и разбрызгивала вокруг алую животворную субстанцию. Но они умирали освобожденными, как настоящие «индиос», и оттого смерть их была радостной.

Лухан вытирал слезы счастья, наблюдая за тем, как повсюду струится кровь. Все как в древности – в те времена, когда испанцы еще не смешивали свою кровь с кровью «индиос», чтобы произвести на свет миштеков – жителей современной Мексики.

Проходя мимо растоптанной женщины-крестьянки, Лухан нагнулся и вырвал из ее груди еще теплое, трепещущее сердце. Подняв его высоко над головой, словно символ нового золотого века «индиос», он двинулся за богиней, провозглашая:

– Слушайте, дети старой Мексики! Загляните в будущее: век машин закончился. Тирания чиланос[4] уничтожена. Время уподобилось змее, которая кусает себя за хвост. Наступает новая эра. Я – сапотек! И взываю к людям одной со мной крови и родственной ей! Следуйте за мной в великое прошлое, которое нынче сделалось нашим будущим!

И они последовали за ним. Их становилось все больше и больше.

Чиланос онемели от ужаса, наблюдая за происходящим.

Их поразило зрелище вздыбившейся земли, сбрасывающей с себя оковы из камня и бетона. Тем временем «индиос» освобождались от одежд западной цивилизации. Мужчины выступали в одном белье – или вовсе без него, а женщины, обнажив грудь, гордо выставили напоказ бронзовую кожу.

Временами полицейские, заметив подобное отступление от правил так называемой цивилизации, вызвавшее волнение душ и соблазнившее слабых, обрушивались на гордо шествовавших туземцев.

Но их орудия смерти извергали из себя лишь жалкие струйки пуль. Люди, правда, падали, но оставшиеся в живых бросались на представителей власти и разрывали их на куски, отделяя руки и ноги от туловищ.

И вот уже тьмы и тьмы размахивали окровавленными сердцами своих недругов. А перед ними на каменных ногах ковыляла Коатлик и, казалось, не обращала внимания на ту бурю, которую сама же и вызвала. Шествуя во главе революции, она неустанно повторяла одно-единственное слово, рефреном звучавшее в ее сознании: