Злые боги Нью-Йорка - Линдси Фэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Может, и вправду есть что-то в сотнях выматывающих потасовок с братом, – подумал я, – если теперь я способен грязно драться за правое дело». Тем временем хулиганы потащили камни и своего главаря прочь. Я поправил повязку на лице, надеясь, что со спины выгляжу крепким и уверенным. В конце концов, позади была Мерси. Мерси…
Позади ее не было. Красиво выгнутая сверху дверь открыта.
Надежда, обнаружил я, всего лишь досадная помеха. Надежда – лошадь со сломанной ногой.
Внутри собора далекую крышу подпирали, как корни горы, двенадцать колонн, каждая увенчана четырьмя шарами мягкого света. Несмотря на освещение, внутри было темновато, а воздух пропитывали благовония и ритуалы. Когда я заметил Мерси, она стояла, прислушиваясь к священнику, которого я узнал по своему предыдущему посещению Малбери неделю назад в поисках пристанища. Верно, он произвел на меня сильное впечатление, раз я его запомнил, хоть и не обменивался с ним ни словом, ни монетой. Для начала, макушка его была не просто лысой; она была сферической и лишенной волос, как будто они вообще никогда там не росли. Однако лицо под этой сферой казалось сильным, уверенным и умным. Его взгляд заинтересованно метнулся ко мне.
– Мистер Уайлд, как я понимаю, – сказал прелат и протянул мне крепкую руку человека, который следит за этими стенами и крышей. – Мне сказали, что вы зайдете. Епископ Хьюз сейчас в Балтиморе, встречается с архиепископом, а я управляю хозяйством. Я все равно живу рядом с собором, ну и надзираю за ним. Отец Коннор Шихи, к вашим услугам.
– Спасибо. Те парни из Бауэри, что ошивались у ваших дверей, уже ушли. Я подумал, может, вы захотите знать.
– Конечно. Они уходят каждый день примерно в это же время, прежде чем поденщики-католики закончат с развозкой навоза и захотят вступить в перебранку. – Он улыбнулся. – Мы не обращаем на них внимания, мисс Андерхилл и я. Похоже, правда, вы их опозорили, что только к лучшему для «медных звезд». Нет, я занимаюсь благотворительной деятельностью в Пяти Углах вместе с мисс Андерхилл, и… ваш брат, капитан Уайлд, прислал мне кое-что мрачное. Вы хотите взглянуть на парня? Он в одной из боковых комнат. Проходите сюда.
Обстановка комнаты настолько отличалась от подвала в полицейском участке, что мне пришлось крепко задуматься, то ли это тело. Сейчас на мальчика падал свет из высоких окон, а присматривали за ним изображения святых. Сейчас он, одетый в свободную белую рубаху, натянутую до шеи, лежал лицом к каменному потолку. Правда, вы не приняли бы его за спящего, если прежде уже видели смерть. Мертвые кажутся тяжелыми. Их тянет к земле, совсем не так, как живых.
Мерси опустила корзинку и подошла прямо к нему.
– Да, кажется, я его видела, но не могу припомнить, где. Я так понимаю, отец, что вы не знаете этого мальчика?
– Нет. Хотел бы я ответить иначе, видя, что с ним сотворили.
– А что с ним сотворили? – молниеносно спросила Мерси.
Я метнул в отца Шихи взгляд, способный растопить ледяные блоки, которые привозили с Гудзона.
– Вы действительно хотите знать, мисс Андерхилл? – спросил я, всем сердцем желая услышать «нет».
– Мистер Уайлд, вам не хочется рассказывать?
– На теле паренька вырезали очень глубокий крест, – пояснил отец Шихи, сопроводив слова слишком понимающим взглядом-извинением в мою сторону.
– Зачем кому-либо совершать такой ужасный поступок?
В моей памяти всплыл доктор Палсгрейв и его отвратительный список из трех пунктов: сатанинские заклинания, охота за сокровищами и источник еды.
– Мы этим занимаемся, – правдиво ответил я. – Но пока все предположения просто смешны, начиная от религиозной мании и далее.
Потрясенная Мерси, пробежав тонкой ручкой по шее, пробормотала:
– Но он же умер не от этого, правда?
– Нет-нет, – заверил я.
И тут в затылок мне вонзилась полуоформленная мысль.
– Он умер от пневмонии или чего-то еще в таком роде. Мисс Мерси, приходилось ли вам в прошлом году ухаживать за какой-нибудь бедной семьей, где болели ветряной оспой? – быстро спросил я, прищелкнув пальцами.
Склонив голову, я перекрестился и приспустил рубаху птенчика на пару дюймов, до плеч. По всей коже были разбросаны плохо различимые рядом с веснушками, но все еще заметные следы.
Мерси поджала уголок рта.
– В прошлом сезоне ветрянки было на удивление мало. Конечно, он мог ее перенести, не повстречавшись со мной, но я около двух недель ходила с оберточной бумагой, вымачивая ее в патоке, а потом прикладывая к коже детей, чтобы уменьшить раздражение. Пострадало несколько домов на Восьмой улице, между Гарлемской линией и кладбищем. Но там были местные бедняки. Кусок земли на Оранж-стрит, жутко разболелись, но они валлийцы… О, – сказала она, чуть вздрогнув, – несколько домов на Грин-стрит, где…
Мерси смотрела на тело, и от ее прекрасного лица отливала кровь.
– Он из публичного дома, – спокойно произнес я, кладя руку на ее локоть.
В ту секунду я был практически уверен, что мой жест предназначен ей, а не мне. Я надеялся на это.
– Он птенчик-мэб, верно?
– Откуда вы знаете? – спросила Мерси, ее губы приоткрылись и вздрогнули.
Она отступила от меня на шаг и умолкла – как будто я знал то, что не следует, посещал подобные заведения и исследовал их плотские безумства.
– Нет-нет, господи, я никогда не заходил в подобные логова, – возразил я. – Но тут есть явные подсказки. Откуда именно он явился?
После паузы она ответила:
– Я видела его в прошлом году в гнусном борделе на Грин-стрит. Им владеет мадам Марш, Шелковая Марш. Как вы догадались?
– Я не гадал. У меня есть свой источник, и позже я все вам расскажу. Какой там адрес? Мне нужно расспросить эту мадам Марш.
Сложивший руки отец Шихи, от его позы веяло силой духа, откашлялся.
– Не так-то просто расспросить Шелковую Марш. Скажу вам, мы пытались вселить страх перед Святой Троицей в эту женщину – и без толку. Знаете, бывает, ирландские сироты забредают в ее логово, а потом понимают, что обратно так просто не выбраться. У нее есть связи.
– Какие связи?
– Политические, – вежливо ответил он, недоверчиво приподняв брови. – А разве есть другие?
Мерси коснулась волос ребенка.
– Неудивительно, что я его не узнала. Я видела его год назад, – сказала она себе напряженным голосом. – Сейчас… сейчас он намного старше.
– Будьте очень осторожны, когда навестите этот бордель, – посоветовал отец Шихи, выразительно склонив свою безупречно гладкую голову.
– Я должен бояться мадам, которая интересуется политикой? – презрительно усмехнулся я.
– Нет, ничуть. Я упомянул об этом только потому, что не знаю, осведомлены ли вы, насколько выйдет из себя ваш брат, капитан Валентайн Уайлд, когда до него дойдет, что вы потревожили важного вкладчика-демократа.
– Вкладчик, – повторил я; слово рыболовным крючком застряло в моем горле.
– О да, и очень влиятельный, – с мрачной улыбкой кивнул отец Шихи. – Благодетельница. Можно сказать даже, личный друг.
И с этими словами священник отправился по своим делам. Оставив меня с прекраснейшей из всех рожденных девушкой, жестоко искалеченным телом птенчика-мэб, вспышкой ярости, дурацкой и бессмысленной – уж я-то хорошо знал своего брата, – и единственной мыслью. Меня больше не занимал разговор с мадам Марш, уже нет. Бедная Птичка Дейли, думал я, собирается ли она рассказать мне правду или прибережет в своих невинных ручках изрядную порцию других непредвиденных последствий?
Глава 8
…сочувствие к преступникам всегда было характерно для ирландского крестьянина, и хотя, возможно, тщетны попытки объяснить столь нездравое отношение, нельзя отрицать, что само его существование – неиссякаемый источник возмущений и убийств.
«Нью-Йорк Геральд», лето 1845 годаКогда я вернулся домой, миссис Боэм стояла посреди кухни за аккуратно вытертым пекарским столом, крепко прижав руку к лицу, над милым полумесяцем рта. Точнее говоря, она не стояла, но и не двигалась. Нечто среднее – она покачивалась взад-вперед и моргала.
– Что у вас случилось? – спросил я, огибая стойку с усыпанными семечками буханками.
– Я заварила ей чая из ржавого вяза, – с трудом произнесла она, не глядя на меня. – Самый полезный чай, когда токи крови неуравновешенны. И припарки, конечно. Они хорошо помогают.
– Что, Птичка заболела? – воскликнул я.
– Я послала ее на улицу.
Миссис Боэм наклонилась влево, немного повернулась и качнулась обратно.
– Чуть дальше по улице, за свежей рыбой к обеду. Совсем рядом, но там такая ужасная жара… Я вовсе не хотела… но я же не знала, что она так утомится. Она еле двигается, – закончила она, растерянно постукивая рукой по губам.