Иешуа, сын человеческий - Геннадий Ананьев

— Великое заблуждение. Родившийся в семье шудры не может при жизни стать даже вайшьей, уж не говоря о кшатриях и брахманах. Карма шудры — его карма. Если он сам честно станет следовать своей карме, то следующее его рождение произойдет в семье из более высокой касты.

— Я не готов к спору на эту тему. Дай мне время, Великий Посвященный, осмыслить услышанное, тогда я скажу свое слово. Либо в беседе наедине, либо в открытом диспуте.

Брихаспати всеми силами попытался скрыть недовольство, но Иисус — тоже Великий Посвященный, обладающий проницательностью и умением улавливать чужие мысли. Он понял состояние брихаспати и удивился: какая может быть обида на предложение обменяться своими мыслями, своими взглядами на проблемы бытия. К тому же право выбора диспута Иисус оставил за Главой Храма. Но вместе с удивлением появилась и пища для размышлений: кто избегает гласной откровенности своей позиции, тот, стало быть, знает ее шаткость, но зная это, не допускает ни малейшего сомнения в ее непогрешимости. Стало быть, есть явная заинтересованность. А если так, то придется бороться не с твердолобостью, что трудно, но все же преодолимо убедительными доводами, логичным построением этих доводов, гораздо трудней с осознанным сопротивлением. Вот тут погладишь свою бороду, которой еще ни разу не коснулись ножницы. К такому сопротивлению нужно готовиться еще более основательно. Не одолеешь неправду белых жрецов примерами из жизненных устоев ессеев, твердо придерживающихся законов Моисеевых, не подействует на них и то, что в Египте основа основ жизни людей — Закон, установленный по воле Всевышнего Озирисом и Гором, перед которым равны все от фараона до фаллаха — без изучения первоначальных заповедей Рамы, проводника мыслей и духа Великого Творца, разговор как открытый, так и с глазу на глаз с брихаспати не принесет желаемого.

Путь к торжеству справедливости один — увеличение времени для работы в ведохранилище на три-четыре часа в сутки. За счет сокращения сна и отдыха. Добавочное же время нужно посвятить чтению «Рамаяны» и «Махабхараты», чтобы почерпнуть в них основу для разговора с белыми жрецами.

Ровно через месяц Иисус мог твердо сказать:

— Я готов к диспуту. Я могу доказать словами Рамы, словами Кришны, что от рождения все равны.

— Но не все могут быть одинаковыми.

— Верно. Однако рожденный в высшей касте может быть менее одаренным и трудоспособным, и тогда он должен уступить первенство тому, кто достоин. Неважно, из какой он касты. Судить же человека о его земных деяниях может только Великий Творец.

— Я сообщу свое решение о дне диспута, — хмуро пообещал брихаспати и жестом отпустил Иисуса.

Глава белых жрецов с первых же слов Иисуса почувствовал силу его убеждения, и хотя он не знал, ловок ли Иисус в диспутах, ведь тот еще не участвовал в них, но вполне мог предположить его победу, поэтому он определил не проводить ни диспута, ни совместной беседы, однако для этого нужно было найти благовидный предлог.

Время шло, дата диспута не назначалась, тогда Иисус решил начать проповедовать. Одновременно и в храме, среди жрецов, и в городе, среди жителей его, не разделяя их на касты. А это ему было делать легко, ибо подтверждение своему твердому убеждению он нашел и в «Рамаяне», и в «Махабхарате». Более того, их главный смысл заключался в идеализации борьбы за равенство и свободу с силами зла, стремившимися к порабощению и коварному растлению народов. Вот он и стал опираться в своих проповедях на эти величайшие эпические творения, священные для каждого индуса, для каждого арийца.

Менее настойчиво Иисус выступал против многобожия. Он, конечно же, говорил людям о Великом Боге — Великом Творце, но не восставал против веры в сонм богов, ибо понимал, что в одночасье не подвигнешь к переосмыслению того, что принималось за истину веками. Пусть останется до времени сонм, но отношение богов к людям должно быть равным для всех. Такова его нерушимая позиция.

В Храме переполох. Жрецы, особенно из Посвященных, начали давление на брихаспати, требуя расправы со строптивым учеником, поставившим себя выше их и не повинующегося им, как то необходимо брахмачарину.

— Не избавившись от него, мы выроем могилу священному порядку! — горячо утверждали они. — Зерна его проповедей дадут ростки, и ничто не остановит их роста.

Брихаспати и сам хорошо понимал, что идеалы свободы, равенства и братства — самые привлекательные, они никогда не исчезали вовсе и растормошить людей, дать пищу для размышлений и предлог для действий всегда есть возможность. Ему же, как и всем жрецам, не хотелось менять порядок, какой создан был усилиями далеких предшественников и какой они всеми силами старались поддерживать в стране, но он не мог исполнить требования жрецов, своих собратьев, ибо тогда он нарушил бы решение Собора Великих Посвященных, а это означало одно — мучительную смерть, избежать которой невозможно, укройся он даже в самых непроходимых джунглях. Его достанут где угодно. Тем более, что Иисус не нарушал устоявшегося: право проповедовать он обрел еще с того времени, когда его возвели в четвертую степень Великого Посвященного. Теперь же у него — пятая. Значит, в своем слове и своих деяниях он подсуден только самому себе и Великому Творцу. Его воля принять или не принять веру народов Индии, признать или нет законы, установленные Великими Брахманами. И все же…

Долгие раздумья брихаспати привели его к единственному, как он определил, решению: избавиться от Иисуса через ритуал смерти и возрождения. Провести его, однако, нужно было не в самом Храме, а либо в Раджагрихе, либо в Бенаресе, либо в каком-либо ином Храме при священном городе.

Подошло время, и Иисуса пригласили к Великому Посвященному — брихаспати, и тот, едва закончилось традиционное приветствие, твердо, как о деле решенном, заявил:

— Как мне известно, ты осилил большую часть Вед, и это похвально, но шестая степень Великого Посвящения предполагает способность изгонять из человека злых духов, иметь полную над ними власть, а это возможно лишь при соответствующей тренировке собственного духа. Ты многое получил у ессеев, у жрецов Озириса, но то, что знаем и умеем мы, им не дано. Мы поднимем твой дух на такую высоту, что ты сможешь на несколько дней спуститься во владение бога Ямы, а затем вновь воскреснуть. Но в нашем Храме нет достойных наставников, поэтому мы решили проводить тебя в Храм священного города Раджагриха. Да и ведохранилище там полнее, чем у нас. У тебя там будет возможность не только познать Священную Истину Вед, но и тренировать свой дух.

— Я проходил ритуал смерти и возрождения. Меня приняла Изида-Урания…

— Не такой. Не такой. У нас не открытый саркофаг, а могила. Могила в земле.

Было что-то зловещее в этих словах, но как можно возразить или осудить, если не знаешь сути ритуала, даже не предполагая, каким путем идет к нему подготовка. Поэтому Иисус ответил:

— Я готов познавать все новое для меня.

В Раджагрих они отправились лишь через неделю. Брихаспати выдержал время, чтобы послать вестников во все Храмы, где предполагалось продолжение учебы Иисуса и тренировки его духа. Посланцам было сказано, чтобы намекнули они о замысле Великого Посвященного, советника богов и главы всех белых жрецов, о способе избавления от своенравного ученика. И пусть они ясно дадут понять, что на последний шаг может решиться любой из Храмов, за что исполнитель получит немалые блага.

Вот так брихаспати умыл руки.

Дорогой, в каждом поселке, Иисус останавливался только в домах вайшьев, а то и шудр, чем весьма огорчал сопровождавших его жрецов. Более того, он открыто выступал против деления людей на варны, доказывая, что Великий Творец, приславший не землю первого человека, Ману, создал его по своему образу и подобию и, стало быть, всех равноправными от рождения.

Он вполне разделял мнение о том, что на земле не может быть полного равенства: прилежный и лодырь не одинаково обеспечат свою семью. Мудрый и глупец, добрый и злой, честный и изворота-хитрец — разнятся, и это неоспоримо. Однако же нельзя от самого рождения, не зная возможностей новорожденного, его характера, его ума или одаренности, втискивать сразу же, как только человечек появился на свет, в оковы рабства или, наоборот, предопределять ему право верховодства. Пусть он сам определится в своей жизни, и чего он достоин, того и достигнет.

Подобным проповедям жрецы могли противопоставить только одно:

— Великий Брахма запретил высшим кастам даже прикасаться к сотворенным из его чрева и ног. Он запретил шудрам не только читать Веды или слушать чтение их, но даже смотреть на них. Вайшьям же дозволено слушать Веды лишь по праздничным дням.

Конечно, никого из слушателей подобное утверждение не убеждало, ибо молодой проповедник говорил о той самой надежде на равноправие, какую лелеяли вайшьи и особенно шудры. Однако проповедник появился и уйдет, а жрецы останутся, вот и попробуй перечить им, зная, чем это, в конце концов, закончится. Припомнят жрецы. Хорошо припомнят. Все потому молча, слушали униженные верные слова Великого Посвященного, лишь сердцем одобряя их. Да еще надеясь, что придут когда-нибудь благодатные времена.