Санкт-Петербург. Полная история города - Петр В. Мельников

Для полноты впечатления можно прочесть повесть Николая Семёновича Лескова «Привидение в Инженерном замке». Лесков – блестящий мастер слова, сочетавший лаконизм и простоту стиля с глубокой содержательностью. Кстати говоря, Петербурга Николай Семёнович не любил. В повести «Воительница» Лесков называл его городом «с… веселящейся скукой и скучающей весёлостью».

Первый юбилей

Люди могут отмечать юбилеи каждые десять лет, а то и каждые пять, но городам такая «суетливость» не к лицу. Юбилей города случается раз в столетие и становится выдающимся событием. Ну а уж первый юбилей – это событие в квадрате.

Торжества, посвящённые столетию Санкт-Петербурга, прошли 28 мая 1803 года. По приказу императора Александра I были иллюминированы сады, дворцы и казённые дома. То был первый опыт масштабной праздничной иллюминации российской столицы. Утром гвардия прошла торжественным маршем на Сенатской площади, а на Неве в это время выстроились парадным строем военные корабли. В 11 часов в Исаакиевском соборе начался торжественный молебен, на котором присутствовала царская семья. Когда хор запел заключительное «Тебе Бога хвалим», на ботике Петра, стоявшего на палубе 110-пушечного корабля «Гавриил», был поднят императорский штандарт, после чего в Петропавловской крепости, Адмиралтействе и на кораблях были произведены пушечные залпы. После молебна состоялся парад всех родов войск.

Депутация от Санкт-Петербурга преподнесла императору золотую медаль, на одной стороне которой был изображен профиль Петра I с надписью «От благодарного потомства», а на другой – Геркулес и картина основания Города. На следующий день Александр повелел Сенату возложить эту медаль «с подобающей честью и приличными обрядами на гроб Отца Отечества, в незабвенное свидетельство перед грядущими веками, колико память его России священна». Эта медаль укреплена на верхней плоскости гробницы Петра I в Петропавловском соборе.

ПОСТСКРИПТУМ. В том же году в Городе произошли ещё два знаменательных события, правда более мелкого масштаба.

2 июля 1803 года состоялся первый в России успешный полет на воздушном шаре, который совершили французский воздухоплаватель Андре-Жак Гарнерен и его жена Женевьева. Шар Гарнерена поднялся с Васильевского острова – из сада Кадетского корпуса, пролетел над городом и приземлился на Малой Охте.

6 июля 1803 года по указу Александра I была учреждена Петербургская городская пожарная команда численностью в 1602 человека. Состав команды разделили на одиннадцать пожарных частей, в каждой из которых работало около 50 пожарных и десять-двенадцать возчиков. Пожарная повинность была отменена – теперь с пожарами боролись только профессионалы. На местах размещения пожарных частей были возведены каланчи, с которых дежурные наблюдали за обстановкой в городе.

Дней Александровых прекрасное начало

Что ж мой Онегин? Полусонный,

В постелю с бала едет он:

А Петербург неугомонный

Уж барабаном пробуждён.

Встает купец, идет разносчик,

На биржу тянется извозчик,

С кувшином охтенка спешит.

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум приятный.

Открыты ставни; трубный дым

Столбом восходит голубым,

и хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке, не раз

Уж отворял свой васисдас.

Фрагмент из «Евгения Онегина» погружает нас в атмосферу Петербурга начала XIX века, в тот период, который в другом произведении Пушкин назвал «Дней Александровых прекрасным началом». К слову будь сказано, что 6 июня 2003 года, в день рождения поэта, у сада «Нева», близ пересечения Среднеохтинского проспекта и шоссе Революции, был открыт памятник жительнице-молочнице, которая спешит доставить парное молоко жителям Петербурга. Памятник хорош, стихи Пушкина бесподобные, но, по правде, молочницы носили молоко в плетёных корзинах, вмещавших по нескольку кувшинов или в ведрах, подвешенных на коромысло – с одним кувшином много не заработаешь, да и нести его в руках неудобно.

«Движение по Набережной улице… – вспоминал художник Александр Бенуа, – было в обыкновенные дни не бог весь каким интересным и уже, во всяком случае, не отличалось нарядностью – слишком сказывалась близость рабочего пригорода… Обыкновенно же мимо нас тянулись бесконечные вереницы возов с разными товарами или просто крестьянские телеги, отправлявшиеся из деревень в Петербург и обратно. Пеший люд состоял из всякого рода мастеровых и рабочих, да еще из охтенских молочниц, которые шли по утрам целыми взводами с коромыслами, на концах которых побрякивали жестяные кружки с молоком, и с корзинами масла и творога за спиной. То были или подлинные чухонки или русские бабы и девушки, старавшиеся, однако, в говоре подделаться под чухонок, дабы заслужить большее доверие покупателей – ведь особенно славилось именно чухонское масло. «Ливки», «метана», «ворог», «яйца вежие» – звонко выкликаемые чухонками – вызывали представление о чём-то чрезвычайно доброкачественном и заманчивом».

Вероятнее всего, в «Онегине» поэт описывал петербургскую зиму, потому что он не упомянул ни о рыбаках, продававших свой улов на набережных с весны до осени, ни о речных прогулках, этом излюбленном летнем развлечении петербуржцев. «Генерал Малютин, командовавший Измайловским полком, отличался в Петербурге старинным русским хлебосольством, молодечеством и удальством, – вспоминал литератор Фаддей Булгарин, герой многочисленных эпиграмм Пушкина и Лермонтова. – В Измайловском полку были лучшие песенники и плясуны, и как тогда был обычай держать собственные катера, то малютинский катер был знаменит в Петербурге своим роскошным убранством и удалыми гребцами-песенниками. Вот образчик тогдашней жизни. Осенью 1806 года, в пять часов пополудни, отправился я в Измайловские казармы… На половине Вознесенского проспекта услышал я звуки русской песни и музыки. У Измайловского моста я нашел такие густые толпы народа, что должен был слезть с дрожек и пробираться пешком. Что же я тут увидел! Возле моста, на Фонтанке, стоял катер генерала Малютина. Он сидел в нём с дамами и несколькими мужчинами, а на мосту находились полковые песенники и музыканты, и почти все офицеры измайловского полка, в шинелях и фуражках, с трубками в зубах. Хоры песенников, т. е. гребцы и полковой хор, то сменялись, то пели вместе, а музыканты играли в промежутки. Шампанское лилось рекой в пивные скатаны [стаканы], и громогласное «ypa!» раздавалось под открытым небом. В самое это время государь-император подъехал, на дрожках, с набережной Фонтанки, шагов за пятьдесят от толпы народа, и спросил у полицейского офицера: «Что это значит?» – «Генерал Малютин гулять изволит!», отвечал полицейский офицер, и государь-император приказал поворотить лошадь, и удалился. Тогда это вовсе не казалось странным, необыкновенным или неприличным. Другие времена, другие нравы!»

Действительно, другие нравы. Александр I «Благословенный» в начале правления показал себя либералом. Впоследствии и жизнь внесла свои коррективы в мировоззрение императора, и многие начинания оказались нереализованными, но начало Александровых дней