Титан (другой перевод) - Джон Варли

— Ты о чем?

— Сам знаешь о чем.

Кельвин замкнулся в себе.

— Это я не обсуждаю. Совсем.

Сирокко не склонна была давить. Настроение у Кельвина было самое мирное — будто он вдруг оказался с чем-то в ладах.

Габи, дико зевая, встала и потянулась.

— Я на боковую, — заявила она. — Как ты думаешь, Рокки, где бы тут прилечь?

Кельвин тоже поднялся.

— У меня уже приготовлено местечко, — сообщил он. — Тут, на дереве. Вы можете там устроиться, а я останусь здесь и послушаю Билла.

На дереве оказалось птичье гнездо, сплетенное из прутиков и лозы. Кельвин устлал его чем-то пушистым. Места хватало, но Габи решила прижаться потеснее — как они делали раньше. Сирокко задумалась, не пора ли положить этому конец, но потом решила, что пока без разницы.

— Рокки?

— Что?

— Ты смотри остерегайся его.

Пришлось вернуться с самого порога сна.

— К-кого? Кельвина?

— С ним что-то не то.

Сирокко скосила на Габи воспаленный глаз.

— Слушай, Габи. Спи-ка ты лучше. — Она потянулась и шлепнула подругу по заднице.

— Нет, ты остерегайся, — сонно пробормотала Габи.

"Хоть бы как-то отличать утро от вечера, — зевая, подумала Сирокко. — Куда как легче было бы вставать. Петуха бы какого-нибудь — или пусть бы солнечные лучи падали под другим углом".

Габи все еще спала рядом. Сирокко высвободилась из ее объятий и встала на широкой ветви дерева.

Кельвина поблизости не наблюдалось. Завтрак был на расстоянии вытянутой руки — лиловый фрукт с ананас размером. Сирокко сорвала его и съела вместе с кожурой. Потом полезла наверх.

Это оказалось проще, чем она думала. Сирокко поднималась в таком же темпе, как если бы взбиралась по веревочной лестнице. Тут стоило добрым словом помянуть и четверть жэ, и идеальное для лазанья дерево — куда удобнее всех тех, что она излазила лет примерно с восьми. Там, где не хватало сучков, отличные зацепки давала бугристая кора. Правда, Сирокко добавила к своей коллекции несколько новых ссадин, но такую цену она охотно готова была платить.

Впервые со своего прибытия на Фемиду она была по-настоящему счастлива. Сирокко не брала в расчет встречи с Габи и Кельвином, ибо там оказывалось слишком много эмоций на грани истерики. А сейчас ей было просто здорово.

— Черт, а ведь очень давно так не было, — пробормотала Сирокко. Мрачностью она никогда не отличалась. На борту «Укротителя» выпадали славные деньки, но такой безудержной радости не было. Припоминая, когда же такое случалось в последний раз, Сирокко решила, что в тот день, когда она узнала, что после семилетних попыток наконец получает под свою команду корабль. Воспоминание вызвало улыбку; вечеринка тогда удалась на славу!

Но вскоре Сирокко отбросила в сторону все мысли и дала себе всецело слиться с движением. Она ощущала каждую свою мышцу, каждый сантиметр своей кожи. В лазании по дереву нагишом была какая-то удивительная свобода. Раньше нагота связывалась для нее с конфузом и опасностью. Теперь она ее обожала. Голыми пятками Сирокко ощущала грубую опору ствола и надежную податливость ветвей. Ей хотелось заверещать почище Тарзана.

Приблизившись к вершине, она вдруг услышала какой-то странный звук. Из-за плотной завесы желто-зеленой листвы несколькими метрами выше ее время от времени доносился отчетливый хруст.

Двигаясь дальше все осторожнее, Сирокко поднялась на горизонтальную ветвь и бочком стала подбираться к открытому пространству.

Перед ней оказалась синевато-серая стена. Сирокко представления не имела, что бы это могло быть. Хруст снова раздался, уже громче и чуть выше. Мимо пролетел ворох обломанных веток. А потом, совершенно внезапно, перед ней возник глаз.

— Мама! — вырвалось у Сирокко, прежде чем она успела наглухо закрыть рот. Миг спустя, сама не зная как, она уже оказалась в трех метрах оттуда, подпрыгивая в такт с веткой дерева и все таращась на чудовищный глаз. Влажно поблескивающий, метра полтора в поперечнике — и поразительно человеческий.

Глаз моргнул.

Тонкая мембрана сократилась сразу по всем сторонам, как диафрагма у фотоаппарата, затем, буквально в мгновение ока, снова разъехалась.

Сломя голову Сирокко ринулась вниз. Всю дорогу она дико вопила и даже не заметила, где ободрала колено. Габи уже проснулась и держала наготове увесистую бедренную кость.

— Вниз, вниз! — заорала Сирокко. — Там черт знает что. Такая тварь, что ей это дерево как зубочистка. — Последние восемь метров она пролетела и приземлилась на четыре точки. Только намылилась было вниз по склону холма, как напоролась на Кельвина.

— Ты что, не слышишь? Сваливаем отсюда! Там такое…

— Да знаю, знаю, — взялся успокаивать ее Кельвин. — Я все про него знаю, и тебе нечего бояться. Просто у меня не было времени рассказать. Вы слишком быстро уснули.

Какой-то пар Сирокко выпустила, но далеко не успокоилась. Просто жутко было скопить столько нервной энергии и не дать ей выхода. Ноги сами рвались бежать. И тогда она напустилась на Кельвина.

— Мать твою, Кельвин! Засранец, ты не нашел времени рассказать про такое! Ну живо! Кто оно и что ты про него знаешь?

— На нем мы спустимся с утеса, — сказал Кельвин. — Его зовут… — он сложил губы в трубочку и просвистел три звонкие ноты с трелью на конце —…но с нашим языком это не очень вяжется. Я зову его Свистолетом.

— Ты зовешь его Свистолетом, — тупо повторила Сирокко.

— Ну да. Он пузырь.

— Пузырь.

Кельвин как-то странно на нее взглянул, и Сирокко заскрипела зубами.

— Он больше похож на дирижабль, но он не дирижабль, потому что не имеет жесткого скелета. Сейчас я его позову, и ты сама убедишься. — Приложив два пальца к губам, он просвистел длинный и замысловатый мотив с необычными музыкальными паузами.

— Он его зовет, — сказала Сирокко.

— Слышала, — отозвалась Габи. — Как ты?

— Нормально. Только скоро, кажется, поседею.

Сверху донеслась ответная серия трелей, затем несколько минут ничего не происходило. Они ждали.

Наконец слева в поле зрения начал вплывать Свистолет. Располагаясь в 300–400 метрах от края обрыва, он двигался параллельно ему, но даже с такого расстояния видна была только его часть. Свистолет казался твердым синевато-серым занавесом, который постепенно заслонял им обзор. Наконец Сирокко заметила глаз. Кельвин снова засвистел — и глаз, какое-то время бесцельно покрутившись, в конце концов их нашел.

— У него слабое зрение, — пояснил Кельвин.

— Тогда лучше бы держаться от него подальше. Где-нибудь в соседнем округе.