Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

недостаточно того, что им говорят вокруг. Они сами исследуют. Задают много вопросов. Ищут на них ответы. Не перестают размышлять. Именно они в последствии становятся великими, за которыми следуют остальные; у которых учатся остальные. И все благодаря тому, что они не соблазнились толпой идущих ложным путем. Что же до следующих — то они не в состоянии изобрести собственного мнения, лишь следуя за тем, что диктует им толпа, традиций, устои. И вот что самое интересное: они люто ненавидят тех самых спрашивающих, пытаясь всячески им навредить рукой или словом, но как только происходит величие с субъектом их ненависти, они тут же изменяются и становятся его ярыми последователями, всячески пытаясь обратить на себя его внимание. Иначе говоря, начинают подхалимничать. Да, порою они обладают качествами восхваляемыми, но не более того. Поясню: есть ум, но нет воображения; есть образование, но оно абсолютно не употребляемо никуда; есть родословная, но уж ничем не выделяемо; есть красивый лик, но без изюминки я бы сказал; есть богатство, но без влияния. Порою они, услышав там и тут от кого-то, затем выдают это за свои убеждения и становятся ярыми защитниками, не предполагая другую правду, вынося вердикт инакомыслия. Одним словом — посредственность. Эти люди посредственность. Вы — посредственность.

— Ну это уже совсем наглость, — сущность женщины в Крисандре возобладало над сущностью аристократки, и она пала негодованием, — мало того, что я позволила такому, как ты сидеть за одним с нами столом, так ты еще и смеешь грубить мне. Назвал меня посредственностью, — обратилась она к другим, в надежде услышать их поддержку, и услышала:

— Проси прощения у матери, глупый смерд, — пропищал своим детским голосом мальчишка, и это стало последней каплей в этом диалоге.

Рука взметнулась; мелкий покатился со стула держась за щеку.

— Ах ты…, - только что-то хотела прокричать тетушка.

В это время одновременно случилось несколько событий со мною связанные: сильным толчком ног я поднимался с места; стул подо мной улетел, разбившись о стену, вместе с тем и взлетал стол, развалившись пополам, и все гобелены были украшены луковым супом; стекла в окнах разбились в дребезги; слуги прикрыли лица руками в испуге. Зеленая дымка рассеивалась в воздухе.

Я стоял весь разъяренный, тяжело дыша, прожигая взглядом всех. Они в свою очередь жались подальше от меня, обуреваемые страхом.

— Еще раз…, - прорычал, но договорить я не смог, просто развернувшись, покинул помещение.

Глава 6. Олег

Однажды мне выпало счастье быть свидетелем услышать или увидеть — сейчас это не важно, — такую фразу, где говорилось, что, если человек не имеет трудностей в жизни — он либо ребенок, либо болен душой и разумом. Проблемы, проблемы, проблемы — они всегда на протяжении всей жизни сопровождают от момента, когда ты начинаешь нести ответственность за себя и до момента, когда веки твои раз и навсегда сомкнуться (если ранее не повредишься умом, конечно же). Но люди, имеющие возможность строить причинно-следственные связи, по какому-то таинственному поводу отказываются от этой способности и, можно сказать, добровольно становятся заложниками своей слабости, живя где-то за гранью реальности. Да, толика вины внешних факторов имеется, но все же, если подумать глубже и рассудить справедливо, человек сам является первостепенной причиной всех своих недугов. Вместо того чтобы взять за глотку обстоятельства, он — человек, — придумает кучу оправданий и падет в них, словно блаженствуя в прохладной воде после жаркого дня. Только вот отсидеться не получится. Прохладная вода, вначале казавшаяся спасением, со временем превратиться в тягучий цемент, затвердевая который обездвижит и накроет своей тяжестью десятикратно. И сколько не сетуй, сколько не жалуйся, а если не начнешь с признания самому себе, то, уж прости, страдай. Ведь как бывает — сложнее всего при лечении человека не поборот саму болезнь, а вразумить пациента, дав понять ему, что болен он, в конце-то концов. Совокупив, таким образом, в себе глупости, человек, дабы оправдать себя, назовет это судьбой. Но ведь даже перед тем, как бросить кости, игрок подбирает силу необходимую надеясь выбросить нужное количество очков. Значит ли это, что на судьбу мы все же не полагаемся, а в ином случае и вовсе в нее не веруем? Но ведь она есть; иначе, как назвать то, что с нами иногда происходят невиданные вещи, когда все так гладко складывается, как пазл. Но, опять же, как говориться, нельзя ждать погоды в море, сидя у берега. Ты встань, сделай от тебя зависящее, а дальше уже полагайся на судьбу. Так, считаю, будет правильно.

Что-то я уж совсем путаться стал и немного ушел в русло боковое, потому как сказать я хотел, подытоживая, суть не в самих обстоятельствах сложившихся, а в реакции на это. Именно она, эта внутренняя ипостась, делает главное различие между человеком возвышенным и человеком униженным. Не получилось с первого раза — ты попробуй второй раз. Не получилось со второго раза — ты попробуй третий раз. Не получилось третий раз — а ты попробуй уже четвертый раз. И еще, и еще, и еще. Только не надо биться об стену и надеяться сделать в ней пробоину. Разговор вовсе не об этом; а о том, что можно взять лом, или дрель, или еще что, главное изобретать новое решение, и пробить дыру. Да и, в конце-то концов, можно обойти стену вокруг.

Так я рассуждал стоя у полупустого сарая, где совсем недавно была живность. Почему вы, жители деревни, не объединитесь и не дадите отпор. На мой взгляд, в деревне человек тридцать молодых и здоровых ребят наберется. А еще можно прибавить не молодых, но тоже здоровых. Немного подучиться оружию и выгнать так ненавистных разбойников. Может тому виной, что тем разбойникам нечего-то и терять, и не знают они иного пути, потому, как они помрут с голоду, а деревенским же, наоборот, пока есть чем откупиться. И, по моему вразумлению, когда ресурсы все истощатся, то тогда и будет становление на путь освобождения из-под чужого гнета. Ну а пока, дед взглядом дал понять мне быть спокойным. Не знаю, как он это понял — может по глазам, а может еще как, — но он меня остановил.

— Привет! — тихо подошла ко мне сзади Ильворния. — Ты что здесь стоишь? Я на стол накрыла. Пойдем.

Сыра почти не осталось, потому что и молока было мало. Да и вообще стол стал намного скучнее. Он и так не радовал обилием, а тут еще.…Как же меня за злость берет; не могу. Я