Германские канцлеры от Бисмарка до Меркель - Александр Патрушев

Программу канцлера поддержали все партии блока. Однако к осени 1907 г. отношения между различными его группировками обострились. Противоречия, вызванные вопросом о прусской избирательной реформе, осложнились из-за появления других разногласий.

В связи с ростом цен на продукты усиливалось массовое недовольство; консервативные и либеральные депутаты винили друг друга за дороговизну. В это же время либеральная пресса широко обсуждала скандальный судебный процесс над журналистом Максимилианом Гарденом, обвинившим в гомосексуализме лиц из ближайшего окружения императора. Назревал кризис блока.

Бюлов призвал партии блока прекратить взаимные нападки. В речи, произнесенной в рейхстаге 30 ноября 1907 г., он подчеркнул необходимость уяснения ими того, «что возможно и что невозможно». В отношении леволиберальных требований реформы прусской избирательной системы Бюлов заявил, что невозможно переносить «политику блока с империи на Пруссию», хотя «вполне возможно в Пруссии управлять так, чтобы блок в империи не распался». Однако речь канцлера не удовлетворила левых либералов, и разногласия в блоке резко усилились. Поэтому 4 декабря 1907 г. Бюлов собрал лидеров партий правительственной коалиции и заявил, что «плодотворное сотрудничество между правительством и партиями блока станет невозможным, если будут продолжаться нападки с их стороны на правительство и друг на друга». Он пригрозил своей отставкой. На следующий день появились заявления лидеров фракций о готовности продолжать сотрудничество. Первый кризис блока был преодолен.

Несмотря на разногласия, «готтентотский» блок казался Бюлову прочным для того, чтобы на его основе провести в жизнь новые законопроекты.

В 1908 г. рейхстаг принял закон «О союзах и собраниях», единый для всей Германии. Права полиции по надзору за собраниями и митингами были ограничены, женщины получили возможность участвовать в работе различных организаций. Если ранее выступавшие на массовых собраниях ораторы могли пользоваться только немецким языком, то теперь полякам, датчанам и населению Эльзас-Лотарингии было разрешено говорить на родном языке.

Одновременно с этим либеральным законом в Пруссии был принят закон «Об отчуждении», по которому особая имперская комиссия получила широкие права скупать польские земельные владения (а в случае необходимости даже отчуждать их) и продавать немецким колонистам, чтобы усилить германизацию восточных провинций. Хотя из-за внутренних сложностей и сопротивления польского населения закон практически не применялся, само его наличие осложняло политическую жизнь Пруссии.

Учитывая неизбежность уступок либералам, Бюлов на заседании прусского кабинета 29 сентября 1908 г. настоял на том, чтобы в тронной речи кайзера перед ландтагом Пруссии прозвучало обещание провести в будущем избирательную реформу. 20 октября Вильгельм II, торжественно открывая ландтаг, назвал изменение избирательного права в прусскую палату депутатов главной задачей современности.

Высказывания императора сразу же вызвали отрицательную реакцию консервативной прессы. Однако новая волна полемики между партиями блока прервалась в связи с внезапно разразившимся скандалом вокруг личности императора.

В конце 1908 г. Бюлов оказался в сложной ситуации, вызванной очередной бестактностью кайзера. Еще 28 сентября 1908 г. лондонская «Дейли телеграф» сообщила об интервью, которое Вильгельм дал одному бывшему дипломату. Через месяц это интервью было напечатано в официозе «Норддойче альгемайне цайтунг». В нем император утверждал, что является большим другом Англии, но вынужден считаться с господствующими в немецком обществе антибританскими настроениями. Далее кайзер заявил, что война англичан с бурами (1899–1900) велась по разработанному им плану, который он якобы послал королеве Виктории, и что именно он воспрепятствовал созданию антианглийской Континентальной лиги. Наконец, Вильгельм утверждал, что Германия строит свой флот не для войны против Британии, а для действий на Тихом океане, а это было направлено явно против Японии.

В Англии первая часть интервью была воспринята как доказательство глубокой вражды немцев к Великобритании, а вторая — как свидетельство надменности и высокомерия германского императора. Россия и Франция заявили официальный протест и выразили возмущение попыткой кайзера спровоцировать ухудшение их отношений с Англией.

В Германии все политические партии, даже консерваторы, потребовали, чтобы впредь император был более осмотрительным и воздерживался от необдуманных заявлений. Сторонники широкой экспансии тоже выразили сожаление, но по иной причине — чрезмерного, на их взгляд, дружелюбия кайзера по отношению к коварному Альбиону.

Следует, однако, отметить, что император в данном случае действовал достаточно корректно. Он отправил текст интервью рейхсканцлеру, интересуясь, нет ли каких-либо возражений против его опубликования. Бюлов то ли специально «подставил» кайзера, то ли, занятый массой дел, не читал интервью, перепоручив это чиновникам иностранного ведомства, которые, естественно, не отважились на правку высочайшего сочинения и возвратили его автору с незначительными замечаниями.

При обсуждении этого скандала в рейхстаге Бюлов под огнем критики депутатов от всех партий не решился ни защищать кайзера, ни взять ответственность на себя. Он признал, что интервью вызвало в стране «глубокое волнение и горькие сожаления». Канцлер заявил: «Мы должны побудить его величество в дальнейшем также и в частных беседах соблюдать ту сдержанность, которая необходима в интересах единства политики».

Обвинив во всем Вильгельма II, рейхсканцлер подчеркнул, что он не в состоянии отвечать за политику империи, если и впредь монарх не будет проявлять сдержанность и благоразумие. В уклончиво-трусливой позиции Бюлова кайзер не без оснований усмотрел предательство и сделал вывод о необходимости при первом же удобном случае заменить рейхсканцлера, хотя и не принял прошения главы правительства об отставке. А в рейхстаге левые либералы, представители Центра и социал-демократы потребовали, чтобы отныне кабинет министров отвечал перед парламентом за свои действия.

Не успела затихнуть шумиха вокруг интервью императора, как страна оказалась в пучине новых политических споров. В ее центре стал вопрос о налоговой реформе, проект которой был внесен в рейхстаг 19 ноября 1908 г.

Правительственный вариант предлагал увеличение налогов на 472 млн марок, в том числе косвенных налогов на некоторые предметы потребления — пиво, водку, вино, табак. Такое увеличение косвенных налогов должно было дать около 300 млн марок, налог на наследство — 92 млн; кроме этого, предусматривалось увеличение матрикулярных платежей — взносов входящих в состав рейха государств в имперскую казну с каждой души населения. Этот проект, как полагал Бюлов, должен был встретить поддержку всех партий блока и содействовать сближению их с Центром.

Однако обсуждение проекта налоговой реформы обнаружило разногласия между партиями. Левые либералы решили воспользоваться реформой для достижения конституционных изменений и заявили о том, что связывают налоговую реформу с конституционными изменениями с целью установления парламентской системы. Это вызвало резкие возражения консерваторов, угрожавших покинуть блок. Для них становилось все более очевидным, что левые либералы стремятся воспользоваться налоговой реформой для осуществления важных политических изменений. Вопрос о налоговой реформе для них оказался связанным с судьбой блока, дальнейшее существование которого угрожало их политическим позициям.

Большое влияние на позиции консерваторов оказывало в это время и дальнейшее усиление борьбы за реформу прусского избирательного права, развернувшейся с новой силой с первых дней 1909 г. В Берлине и других городах Пруссии состоялись многолюдные демонстрации и митинги. Ареной острых политических столкновений стал прусский ландтаг, где началось обсуждение проектов реформы. Социал-демократы предложили ввести в Пруссии всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право. Левые либералы выступили с проектом введения всеобщего избирательного права по образцу имперского. С предложениями некоторого улучшения избирательного права выступили национал-либералы.

Обострение борьбы вокруг прусской избирательной реформы усилило неприязнь консерваторов к блоку, и они решили его «взорвать». Поводом для этого стал параграф 9-й налогового законопроекта — о прямом обложении наследства. Сами размеры обложения были небольшими: они должны были составить 0,5 % с наследства, оценивавшегося в 20–30 тыс. марок, повышаясь до 3 % с состояний в 1 млн и более марок. Против этого горячо возразил лидер прусских консерваторов, «некоронованный король Пруссии» Эрнст фон Хейдебранд, заявивший, что консерваторы отказались одобрить этот налог потому, что не увидели политических гарантий сохранению своих позиций. Действительно, позиция, занятая консерваторами во время борьбы вокруг налоговой реформы, определялась не столько их негативным отношением к налогу на наследство, сколько отрицанием всей политики блока, в которой все они видели угрозу своим политическим позициям. Некоторые сторонники канцлера предлагали ему еще до окончательного голосования по налоговой реформе распустить рейхстаг и назначить новые выборы. Однако на это Бюлов не пошел.