Маленький клоун с оранжевым носом - Павел Амнуэль

– Но у меня важная встреча в пятом часу!

– …что вы по моему вызову, вас пропустят и скажут, куда идти.

– Хорошо, постараюсь, – буркнул я.

– Постарайтесь, пожалуйста, – очень вежливо произнес следователь.

Значит, после разговора с Шаулем придется ехать к Учителю, ничего не поделаешь. Может, это и к лучшему: он будет спрашивать меня, я попробую что-то узнать у него.

Омлет оказался пересоленным. Почему-то и у кофе был необычный вкус – видимо, у меня сегодня что-то произошло со вкусовыми рецепторами или… А что, может, это действительно заразно и передается от человека к человеку по неведомым нам пока физическим законам? Существует же, к примеру, электромагнитная индукция. Но почему тогда эта странная эвереттическая индукция не проявила себя раньше, ведь знакомы мы с Аликом были не один десяток лет? Почему именно сегодня, когда Алика не стало? Неужели это свойство организма передается со смертью носителя – будто действует некий закон сохранения?

Я вполне серьезно обдумывал эту идею, пока мыл посуду и переодевался – не пристало приезжать в кнессет в джинсах и майке с изображением страуса, хотя, возможно, это и не имело никакого значения, я ведь не собирался входить в святая святых, а для разговора на стоянке и страус подошел бы. Тем более что птица засунула голову в песок – так же, как поступил в свое время Шауль, о чем я и собирался ему напомнить.

О законах сохранения в Многомирии мы с Аликом, надо сказать, имели очень смутное представление, хотя, разумеется, – особенно в последние годы, когда о Мультиверсе начали высказываться не только физики и философы, но даже психологи с психиатрами, – перечитали огромное количество монографий, статей и заметок, среди которых выделили труд Арнольда Бердинера «Теория Всего: Мультиверс глазами скептика». Несмотря на весь свой скептицизм, Бердинер писал в послесловии: «Сомневаться в существовании Многомирия сейчас становится в физике дурным тоном, настолько дурным, что, когда мы дискутировали по этому поводу со Стивеном Вайнбергом, он предложил мне спор: если эксперименты докажут, что Многомирия не существует, он, Вайнберг, съест не только собственную шляпу, но и содержимое склянки с цианистым калием. Естественно, я от спора уклонился – не потому, что не желал жуткой смерти своему великому коллеге, а, скорее, напротив: внутренне я тоже понимал уже, что в картине мироздания, созданной, в частности, и с моим участием, без Многомирия обойтись так же сложно, как в кухне – без плиты, кастрюль и сковородок»…

Фраза эта вспомнилась мне, когда я надевал лучшие свои брюки и белую рубашку – от галстука я все-таки отказался по той простой причине, что давно забыл, как эту штуку повязывают, да и явиться потом в полицию, одетому с иголочки, было, на мой взгляд, верхом неприличия. Что подумает Учитель? Наверняка, что подозреваемый явился с повинной!

К стоянке кнессета на огромной площадке за Садом роз я подъехал на десять минут раньше назначенного срока и был уверен, что ждать мне придется не меньше получаса: вряд ли Шауль подойдет вовремя, если вообще в суете парламентских разборок вспомнит о данном мне обещании.

С чего лучше начать? С прямого вопроса или лучше сначала походить вокруг да около, оценивая реакцию собеседника? А если не будет никакой реакции? Нет, должна быть – если бы для Шауля события в кибуце Шкуфим ничего не значили, он не согласился бы тратить свое драгоценное время на разговор с, по сути, малоизвестным ему человеком.

В стекло постучали, и я, оторвавшись от раздумий, увидел склонившегося к окну молодого человека в строгом костюме и таки с галстуком – правда, такого яркого лимонного цвета, что лучше бы он держал этот сигнал светофора в кармане и не распугивал население. Это не мог быть Шауль – люди обычно не молодеют, – и я опустил стекло, намереваясь спросить, в чем собственно, дело. Парень меня опередил:

– У тебя назначена встреча с господином референтом? – спросил он на иврите. – Ты господин Кагерлипски?

Фамилию он, конечно, исковеркал, но узнать все-таки можно было, и я не стал спорить.

– Да, – сказал я.

– Пожалуйста, следуй за мной.

Куда, интересно? Я вышел из машины и обнаружил метрах в десяти, у будки охраны, группу из трех человек, среди которых узнал, наконец, Шауля Бардану – он, конечно, постарел, отпустил небольшую бородку и стал похож на шкипера.

– Здравствуй, Матвей, – сдержанно приветствовал меня Шауль, и мы пожали друг другу руки, будто были старинными приятелями. – Давай отойдем, и ты задашь твои вопросы. Извините, господа, я сейчас вернусь.

Парень в лимонном галстуке за нами не последовал – напротив, активно включился в обсуждение неведомого мне законопроекта незнакомого мне Мизрахи. Неужели он был не охранником, а таким же референтом, как Бардана, или даже, не приведи Господь, депутатом?

– Сюда, – сказал Шауль и открыл дверцу своего автомобиля. Хорошая машина – «вольво» последней модели. Своя, интересно, или государственная?

Мы опустились на заднее сиденье, Шауль закрыл дверцы, дотянулся до приборной панели и включил зажигание, а следом кондиционер. На улице было совсем не жарко, и я предпочел бы дышать нормальным, а не кондиционированным воздухом, ну да ладно. Перетерплю.

– Алекс был твоим другом, прими мои соболезнования, – начал Шауль, не собираясь ходить вокруг да около и действительно сберегая мое и, главное, свое время.

– Алекса убили, – сказал я. – Подозревают меня, Ирину, даже его мать, потому что мы были дома в тот момент.

– Глупо, – сказал Шауль. – Ты хочешь, чтобы я поговорил в полиции? Кто ведет это дело?

– Я не хочу, чтобы ты говорил в полиции. Я хочу, чтобы ты рассказал мне наконец, что произошло между тобой и Алексом тогда, в кибуце Шкуфим.

– Зачем тебе? Это давно…

– Я ищу мотив. У кого-то должен был быть мотив для убийства.

– Ты в своем уме? Это было так давно…

– Значит, у тебя был мотив?

– Тогда? Конечно! Еще какой! И что? Не понимаю. Алекса я не видел около… сколько же… почти шесть лет. Пока ты мне не позвонил, я о нем и не вспоминал. Какая разница, что было у нас с ним шесть лет назад?

– Многомирие, – сказал я. – Ты же знаешь…

– Эту вашу с ним идефикс? Помню. Какое отношение… Многомирие! Он еще какого-то Эверетта все время упоминал. Физик, да? Американский, кажется…

– Мы теряем время, – нетерпеливо сказал я. – Ты можешь мне просто и ясно – сам же говоришь: столько времени прошло, можно и без секретов – рассказать, что тогда между вами произошло?

Шауль бросил взгляд на часы.

– Могу, – сказал он. – В двух словах? Он меня достал. Я был тогда в кибуце начальником ювелирной фабрики. Помнишь?