Второй вариант - Павел Кодочигов

Последнее время перепалки между Андрейчуком и Тинибаевым отошли на второй план, а вот если схватывались Бахтин с Бербицем, тут было что послушать. Но Вася почему-то промолчал, взял гармонь, поперебирал лады, откинул назад челочку и тихо запел:

Многие из девушек никогда не думают,

Что, когда за Родину грянет жаркий бой,

Ты за них, за девушек, в первом же сражении

Кровь прольешь горячую, парень молодой...

Эту перефразированную каким-то обманутым женихом песню во взводе любили и пели тревожно, словно в предчувствии будущих измен. Но какое отношение она имела к Бербицу? Ему лишь моргнуть, и любая на якоре будет. Вася, видно, это понял и завел другую, и тоже где-то с середины:

И в грудь навылет раненный,

Скомандовал: "Вперед!

За Родину, за Сталина!"

Упал на пулемет.

Бербиц открыл глаза и насторожился.

Однажды утром раненых

Полковник навестил.

- Откуда ты, отчаянный?

Он ласково спросил.

Спел Бахтин еще один куплет, сжал меха и вздохнул:

- Хотел Мишу развеселить, да все слова не те попадаются. "И в грудь навылет раненный" - подходит, а дальше? Полковник его не навещал, и не с Васильевского острова Миша, и пулемет он только издали видел.

Бербиц не откликался.

- Миша, тебя, часом, пчелы не покусали? Нет? А что ты такой тихий и печальный? Не отвечает. Заснул,- понизил голос Бахтин,- Тогда я вам, ребята, об одной охоте расскажу. Леса вокруг нашей деревни гу-стущие, и чего в них только нет, а уж медведей! Летом к ульям как тракторы прут и ничего не боятся. Так вот, собрались мы зимой одного из берлоги поднять, а он храпит, аж в Москве слыхать...

- Ты, конечно, в группе захвата был? - не удержался Бербиц.

На него зашикали - не мешай, дай высказаться.

- Я его должен был раздразнить, Миша, чтобы он из берлоги вылез. Вырубил жердинку подлиннее, один конец заострил, и как пикой его под седьмое ребро.

Взревел так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Снег от его рева обвалился, и в берлоге как бы амбразура получилась. Лапа из нее показалась, вторая, и вылезает из берлоги прямо на меня Миша-Бербиц.

От потрясшего землянку хохота проснулись спящие, стали спрашивать, что случилось? Отвечать было некому, даже Бербиц покачивался из стороны в сторону, его глаза довольно поблескивали, а нос возбужденно подрагивал.

- И дальше что было? - спросил Миша у Бахтина, когда смех пошел на убыль.

- Больше ничего. На этом все и кончилось,- уже чувствуя какой-то подвох, настороженно ответил Бахтин.

- Ну, не скажи, Василек. Вылезал я, если ты помнишь, не прямо, а чуть-чуть накось. Вылез и попер на Васю, как трактор. Он жердинку в сторону, валенки - в другую, чтобы бежать было легче, и босиком, аж пятки сверкают. До дому, значит. Зачем, вы думаете? В огород. В самый дальний угол, под дырявый навесик, который они уборной называют. И потом еще целую неделю через час туда бегал,- перекрывая смех, рокотал Бербиц.

Ребята катались на нарах, охали, повизгивали.

- Побрил он тебя, Вася, по-бри-ил,- стонал повар Забаров.- Ой, держите меня - упаду.

Всхлипывал, словно икал, Вашлаев. Сгибаясь и разгибаясь, отвешивал поклоны Шиканов.

В шуме и не заметили, как в землянку вошел связной полка, достал из противогазной сумки пачку писем, газеты и стоял, помаргивая и не понимая, почему так развеселились разведчики. Постоял, постоял и гаркнул:

- Тихо! Почта пришла!

Письма разбирали, еще похохатывая, поглядывая на Бербица - надо же, как вывернулся, самого Бахтина на лопатки уложил. Начали было читать послания из дому и прервались, услышав от Шарапова:

- Письмо от Скубы, ребята!

- Читай, командир. Вслух читай.

Костя писал, что спина его поправляется, скоро обещают выписать, и он желал бы вернуться в свой взвод, если, конечно, примут.

- Какой разговор? Пусть возвращается!-обрадовались разведчики.

- С Костей можно в разведку ходить. Я думаю, командир, надо написать хорошее письмо и всем подписаться. Попросить, чтобы приезжал к нам. Вот так я думаю,- сказал Вашлаев, оглядел всех ясными голубыми глазами и добавил:- Как хотите судите, но я тогда загадал: выдержит Скуба - живой с войны вернусь, нет - пропасть в ту же ночь. И вот видите - живой! Хорошее письмо надо написать.

- Договорились, а что с фрицами будем делать? - Противник упорно не раскрывал свои огневые средства, и начатая было схема оставалась почти пустой.- Как раздразнить их, чтобы взбесились? - продолжал свою мысль Шарапов.

- Я давно говорю, что надо костерок запалить на нейтралке, так вы не соглашаетесь,- укорил Бахтин.

- Правильно. Кубометров двадцать дровишек погрузить на сани, Вася на тракторе их в любое место доставит, а Карянов на его пути будет мины снимать,гоготнул Бербиц.

- Согласны, если ты костерок поджигать будешь,- рассмеялся Карянов.

- Костерок ерунда, а вот дымовые шашки можно попробовать. И тащить легче, и в разных местах гореть будут. На них лучше купятся,- перевел разговор в деловое русло Спасских.

- А ты подумал о том, что пока шашки растаскивать будем, все минные поля перепашем,- возразил Вашлаев.- Тут надо все основательно взвесить.

- Пока ты "взвешиваешь", командиру втык сделают.

- Ребята, взгляните-ка на этот рисунок, - снова подал голос Карянов.

На только что полученном с Урала конверте была карикатура на Гитлера.

- Хочешь фрицам письмо отправить в этом конверте? - усмехнулся Шарапов.

- Да не-е-ет. Нарисовать покрупнее и повесить. Вот тут-то они огонь откроют!

Конверт пошел по рукам. Ребята загорелись. Половину разведчиков война, как и Шарапова, оторвала от школьных парт, и поозорничать они любили, а тут представлялась такая возможность. Даже старички, Родионов и Селютин, одобрили предложение Карянова, даже Вашлаев не предостерегал, а Латыпов предложил:

- Если рисовать, так мою.- Достал давно вырезанную из журнала карикатуру на Гитлера и пояснил:- Это он после Сталинграда. Все лицо в наклейках.

- А где найти художника? - голосом Вашлаева спросил Полуэкт.

- Фью, сами будто не нарисуете? - разведчики давно обращались к нему на "ты", но иногда по непонятным причинам начинали вдруг "выкать".

- На листок бы перерисовал, а тут же большую надо.

- Сумеете, товарищ младший лейтенант. Здесь важно главное сходство уловить, а чем дурнее получится, тем лучше.

Один раз Полуэкт карикатуру рисовал. В третьем классе, на Мистера Твистера, бывшего "министра" и миллионера, и получил за нее первую премию линейку и резинку. Домой мчался со всех ног, распахнул дверь и крикнул с порога: "Мама, мне премию дали! Вот посмотри!" Протянул зажатые в вспотевшей руке сокровища. Мать поняла его возбужденное состояние, полюбовалась подарками и похвалила: "Постарался - и получил. Надо, сынок, все хорошо и по уму делать, в любую работу усердие вкладывать, тогда и уважение к тебе будет". Слова матери запомнились.