Без купюр о Магадане. Ироническая проза - Владимир Данилушкин

Сидоров, как интеллектуальный предводитель, родил убийственную по выразительности фразу: «Пришел пожрать – будь готов быть скушенным другими».

Вот в этом и заключался сюрприз театра еды, за который нам пришлось доплачивать администрации «Стамбул-Мамбула». Хотели Сидорову рожу начистить, да потом расчухали, благодарили.

В следующий раз мы пили условно отравленную водку. Получили условное отравление. Условно ослепли и даже умерли. А они нас условно реанимировали, условно вылечили и накормили условными кормовыми единицами. Дали, куда приткнуть условную голову. Не просто вернуть утраченную жажду жизни.

Поседевшие сопки и скалы

будут с юга людей зазывать.

Вот и сын мой, воробушек малый,

прилетит в Магадан зимовать.

Когда-то, тридцать с лишним лет назад пришло в голову сравнить отпускные поездки на «материк» с сезонными миграциями гусей-лебедей, особенно это касалось самых маленьких северян: правдами и неправдами переправляли мы их из холодного края в центральную Россию набираться силенок. Вот уж и дети выросли, нарожали нам внуков. И с ними теперь сезонные разлуки. Кому-то повезло дождаться правнуков – после третьего удачного шунтирования. А скольких из нас уже нет на Севере, кто-то поменял географическую широту и долготу, а кто-то никогда уже не вернется из полета.

Колымский друг Стас переехал в Питер лет пять назад. Шлет и шлет е-мейлами свои восторги. Наблюдал, мол, синиц, чуть в обморок не упал, застыл в столбняке. Будто он японец и созерцает цветущую сакуру. Осенью испытал видеть десять тысяч гусей на пролете! Так ведь и над Магаданом проложены трассы пернатых. Летели питерские гуси, надо полагать, в Африку, в отличие от магаданских, зимующих в странах Юго-Восточной Азии. Весной мы видели тех же самых, устремленных вить гнезда, вновь поражались, как мала огромная земля, если чуда в перьях способны обнять ее крылами. У живых существ есть железы внутренней секреции, одни выделяют такой секрет, как адреналин, другая инсулин производит, а есть такая железа внутренней секреции, что выделяет секрет под названием секрет. Совершенно секретный, непостижимый. О том, из чего состоит сезонный полет: зачем он и как…

Стас готовится к пролету, словно к большому светлому празднику, гонит свежий дачный самогон и солит сало по рецепту, перешедшему от прадеда. Круглый год солит.

«Сегодня, – пишет он мне, – произошло самое для меня главное событие этой весны – увидел возвращающихся с юга гусей. Каждый год жду этого перелета еще во время жизни на Колыме. Увижу, прокричу им „Здравствуйте! С возвращением!“, и на душе становится светлее. Удивительно, что не вспоминаю при этом об ружье, хотя перелетных уток на Колыме стрелять доводилось. Помню, однажды одним выстрелом сбыл три штуки. Радости! А сейчас просто не тянет. Писатели лгут, что для этого нужен какой-то сверхэмоциональный толчок или благородный порыв. Просто перехотелось и все. Возраст не тот».

Только успокоился, – делился в другом письме, – зашел в дачный домик на берегу Вуоксы закусить, опять шум. Думал, собачки тявкают, вышел глянуть, а это журавлики из поднебесья подают знаки. На больших спортивных лодках есть так называемый загребной, по команде которого все разом налегают на весла. Возможно, какой-то из журавлей дирижирует полетом!

Так ему казалось. Чувствую, превратился колымский охотник в человека, утолившего чувство голода и мечтающего о том, чтобы вернуть сосущее ощущение сосуществования, как старую любовь. Которой он в свое время был по горло сыт. А ты ему в ответ докладывай о магаданской природе-погоде. Да я с радостью: подходящая тема для интернетовского обмена. И не надо ломать мозги, о чем писать.

Извини, Стас, не могу разделить твоего умиления по поводу синиц, перед тобою павших ниц. Подкармливаешь их салом. Очень интересно. Сало и у меня есть, из Сибири прислали, достаю из морозильника, строгаю. Аромат чеснока заполняет квартиру. Я бы рад угостить синиц, да где они, голубушки? Кладу посоленный и почесноченный пластик на хлебную горбушку и в рот. За ушами пищит: немного похоже на птичье пение. Вот ведь удивительно – налегают на сало синицы и умудряются не полнеть!

Гусей-лебедей по-прежнему дважды в год можно лицезреть и в Магадане. Увидел лебедя, упал, отжался, как приговаривал покойный генерал Александр Лебедь, погибший в полете. Несколько длинношеих птиц садится передохнуть на зеркало водохранилища ТЭЦ. Они будто зачарованы ландшафтом речки Магаданки. Хочется думать, что столь совершенные создания природы обладают способностью чувствовать прекрасное, хотя бы на уровне кандидата искусствоведения. Лебединое озеро! Не удивлюсь, если напишут диссертации об эстетическом чувстве у птиц. Ведь уже появился, как они говорят в ученом мире, остепененный исследователь птичьего пенья. У него и отец – окрыленный специалист по птицам Севера. Старший брат – тоже кандидат наук. И пишет книги о северном зверье.

С подсказки орнитологов я вдруг понял, что тоже участвую в наблюдениях. Магаданские птицы хоть и прячутся в гнездах, но их существование протекает публично, как и жизнь людей видна с высоты птичьего полета до мельчайших деталей. И живем мы с ними в маленьком городе, как говорится, в симбиозе! Заинтересованных наблюдателей птиц в Магадане не меньше, чем футбольных болельщиков.

Как-то в начале мая 09 года над городской думой летело девять гусей. Друг друга подбадривали: «клинк-клинк». На фасаде здания светилась неоном цифра 12. Температура, что ли? Потом зажглось показание времени, и тоже 12. Пианистка Люся улыбнулась. Она как раз в это время на скамейке у памятника первому директору Дальстроя Берзину, разукрашенному на макушке голубями, кормила подаренного кота Тимофея. Хороший кот, красавец, да люди не могли простить ему съеденной канарейки. (Кстати, о птичках. В первую мировую войну канарейками прозвали англичанок, работающих с тротиловой взрывчаткой на военных заводах, у них волосы и лицо окрашивались из-за этой военной химии в ярко-желтый цвет).

Вообще-то он жил в подвале, а ведь поднялся на верхний этаж как раз в тот момент, когда дети открыли дверь, словно ниндзя какой-то, прошмыгнул в чужую в квартиру. И, как на беду, птичку из клетки хозяева выпустили поразмять крылышки. Та уж и так и сяк спасалась от кошачьих когтей, а обратно в клетку залететь ума не хватило. Полосатый хищник в охотничьем азарте все, что лежало на шкафах, сбросил – такие совершал чудовищные прыжки. Так и поймал певунью. А что там – на один зубок. Но очень вкусно. Конечно, Тимофей мог поплатиться головой за свою охотничью страсть, да его спасла сердобольная Люся.

Взяла на руки и давала коту свиное сердце, поскольку теперешнюю колбасу кошки не едят. Конечно, не Бог весть что, но червячка заморить можно. А в это время в весеннем небе орали, возвращаясь из загранки, перелетные гуси, совсем близко от земли. Чайки во дворе услыхали, засуетились, голуби на декоративном заборчике заговорили, а ворона, сидевшая на углу крыши, склонила голову к крылу и млела. Кот с ума сходил от гусиных разговоров, но они – как в той пословице – журавль в небе, а синица в лапах – это свиное сердце. Говорят, оно один в один – человечье.

Прошло немного дней, приехала пианистка на берег бухты Нагаева – народ с дикими глазами ждал подхода мойвы на нерест. Кто с сачком, кто с мешком, а пианистка с ведром.

Рыбка игнорирует стечение народа, совсем как заезжая гастролерша из «Фабрики звезд». Нерест откладывается. Вполне вероятно, это протест: кто-то завез в магаданские магазины мойву из Норвегии. Да тут еще 80-летний композитор из Краснодара прислал новую песню о Магадане, своей второй родине, вместо стихов там рыба, то есть набор слов с минимальным количеством смысла.

Чтобы не тратить время зря, пианистка нашла рояль в кустах, сыграла новую песню, побродила по берегу и набила полное ведро морской капусты – пригодится на салаты.

Пока суд да дело, попадается Люсе на глаза сборище чаек на морской косе. Сидят, галдят. Какой-то у них общий интерес. Пианистка потихоньку прошла на ту косу. Оказывается, чайки разжились четырьмя горбушами без глаз – за глаза рыбу поймали. Что делать? Пианистка производит бесшумный набег, конфискует рыбу и восвояси. Чайки возмущаются, да что поделаешь – без лицензии, небось, рыбачили.

Так пианистка-пенсионерка получила гуманитарную помощь. Пусть достались ей экземпляры без икры, но свеженькие, устроила себе пир. И подаренному коту Тимофею перепало.

А хорошо нынче ловится лосось на лицензионном участке Арманского побережья. Армань – там еще в Новый, 93-й год умер водитель хлебовоза. Привез из города фургон. Стали разгружать – один лоток, другой. А он положил голову на руль и не дышит. 46 лет как исполнилось.