Сказочные самоцветы Дагестана - А. Назаревич

Глупому и искать далеко нечего. Сын хана вышел на базар и стал спрашивать, нет ли жены для него? Все в ответ только смеялись.

Вскоре на базаре появился человек, тащивший за собой осла, гружённого кувшинами с маслом.

– Ачун-Чун, – встретили его купцы, – разве это мужское дело – горшки с маслом? Где же твоя дочь?

– Моя дочь так глупа, – отвечает Ачун-Чун, – что меняет наше масло на воду. Пусть сидит дома!

Глупый сын хана услыхал о глупой девушке и подумал: «Вот кому быть моей женой!» Он подошёл к Ачун-Чуну и спросил:

– Ачун-Чун, нельзя ли послать к тебе сватов? Ачун-Чун подумал, что над ним смеются, и сказал:

– Шли сватов к моему ослу.

Глупый сын хана подождал, пока Ачун-Чун сгрузил свой товар, подошёл к ослу и спросил:

– Осёл, осёл, как просватать дочь Ачун-Чуна?

Осёл не понял, чего от него хотят, отвернулся от глупого сына хана и угодил копытами в горшки с маслом. Валяй-Моргай испугался и убежал. Ачун-Чун вскочил на осла и за ним!

Валяй-Моргай бежал так быстро, что не заметил, как очутился в соседнем ауле. Там он увидел девушку, которая то ловила цыплят, то выпускала их. На дороге лежала куча яиц, завязанных в платок. Девушка то подхватывала платок, то снова опускала его в траву.

– Что ты делаешь? – удивился Валяй-Моргай.

– Помоги мне, – попросила девушка, – у нас дома наседка сидит на яйцах, а квочка ходит с цыплятами. Отец уехал на базар, и сказал мне, чтобы и яйца под наседкой были целы и цыплята не разбежались. Как это сделать?

– А очень просто, – сказал Валяй-Моргай, – надо привязать цыплят к квочке.

Он положил узелок с яйцами под папаху, помог девушке поймать цыплят и привязал их к квочке. Тут налетел ястреб, схватил квочку и взмыл в небо.

Ачун-Чун вернулся в аул на своём осле, увидел, что пропало и масло, и цыплята, схватил палку и избил глупого сына хана. Яйца под папахой Валяй-Моргая разбились и потекли по его лицу.

Ачун-Чун подумал, что убил человека, и испугался.

Он затащил Валяй-Моргая в хлев и бросил в навоз, чтобы потом увезти в поле.

В хлеву у Ачун-Чуна болела корова. Ачун-Чун загнал вечером в хлев осла, потом привёл дочь, дал ей кинжал и сказал:

– Ночуй здесь. Если корова станет подыхать, прирежь её!

Ночью Валяй-Моргай проснулся на навозе и застонал. Глупая дочь Ачун-Чуна подумала, что это сдыхает корова, и зарезала её. Валяй-Моргай встал, и дочь Ачун-Чуна сказала:

– Вот и хорошо, что ты поднялся. Нам надо найти ястреба с квочкой. Цыплятам ведь спать пора.

В это время зафыркал осёл.

Дочь Ачун-Чуна подумала, что она недорезала корову, дала Валяй-Мор-гаю кинжал и сказала: «Зарежь!»

Глупый сын хана зарезал осла.

Утром глупая дочь Ачун-Чуна и Валяй-Моргай увидели, что они натворили ночью, и решили бежать. Но свой двор Ачун-Чун запирал на замок, а стены были высокие.

Валяй-Моргай забрался на арбу, стоявшую у стены, дочь Ачун-Чуна взобралась ему на плечи и ухватилась за бревно, выпиравшее из стены. Арба откатилась от стены, и оба повисли на бревне.

– Держись за меня крепче, – кричит вниз дочь Ачун-Чуна, – я сейчас подвину тебе арбу!

Она разжала руки, и оба полетели на землю. Валяй-Моргай сказал:

– Ты не умеешь держаться вверху. Становись вниз! Он добрался до бревна, выпиравшего из стены, дочь Ачун-Чуна ухватилась за его ноги, а потом оба снова свалились на землю.

Ачун-Чун в это время проснулся и давно уже смотрел из окна во двор. Наблюдая, как глупы его дочь и юноша, просивший её в жёны, он подумал: «А почему бы и в самом деле не сплавить дочь из дому? По крайней мере, масло и цыплята будут целы».

Когда он узнал, что Валяй-Моргай – сын хана, он забыл о масле и цыплятах и не горевал о погибшем осле.

Собрав приданое для дочери, Ачун-Чун отправил молодых к хану. На Валяй-Моргая нагрузил кровать, на дочь – чашки, ложки и кульки с чаем и сахаром.

Дорога шла в гору, и сын хана вспотел. Он бросил кровать на дороге и сердито сказал:

– У меня только две ноги, а у тебя четыре. Иди сама!

Дочь Ачун-Чуна передала ему часть своего груза. Когда они поднялись к источнику, Валяй-Моргаю и эта ноша показалась тяжёлой.

– Зачем нам таскать с собой сахар, – сказал он, – когда можно приходить пить чай сюда.

И он бросил свою ношу в воду.

– Так зачем же нам носить сюда каждый раз чашки! – сказала дочь Ачун-Чуна и тоже выбросила всё в воду.

Валяй-Моргай вернулся в отцовский аул. Все признали, что дочь Ачун-Чуна – самая достойная для него жена.

Охотник и его чарыки

(Лакская сказка)

Жили-были два охотника. Вышли они однажды на охоту, смотрят – а у одного ружьё без приклада, у другого – без ствола. Ходили они целый день, ничего не убили, уселись на ночь возле костра, подвесили котёл и ну рассказывать небылицы.

Не успели связать небылицы так, чтобы похоже было, глядь – бежит заяц. Испугался огня и – бух в котёл. Следом лиса, – испугалась людей и – юрк в охотничью сумку.

Обрадовались охотники, только хотели лису из сумки вытащить, – вах!

– третий охотник бежит.

– Салам алейкум, – кричит, – не видали, где тут заяц и лиса? Это моя добыча!

Пока охотники разбирались, кто кого поймал, заяц в котле сварился.

Охотники поужинали, вытерли жирные руки о свои чарыки и улеглись спать.

Ночью костёр потух, в темноте послышались шум и крики, и охотники проснулись.

Оказывается, это дрались чарыки. Третий охотник, который пришёл позже, не успел досыта смазать их заячьим жиром, а правому чарыку и вовсе ничего не досталось.

– Чтобы вам век не видать порядочной пищи и знать только свиное сало, – кричали обиженные чарыки. – Мы целый день бежали за зайцем, загнали его в котёл, а весь жир достался вам, лежебокам. Где это видана такая несправедливость? Мы пойдём жаловаться!

Они в кровь избили чарыки, наевшиеся заячьего жира, и убежали под гору.

Хозяин чарыков испугался.

– Вернитесь! – закричал он. – Я не умею ходить босиком!

Лиса выскочила из охотничьей сумки, догнала один чарык и вернула хозяину.

Второй чарык, который не был смазан заячьим жиром, она найти не смогла. Охотник оседлал лису и, обутый на одну ногу, поехал за ним под гору.

Ехал весну, ехал лето, – глядь – а за горой на поле у богатого князя работает его чарык. Впрягся в пару с муравьём в соху и пашет землю под озимь.

Охотник обрадовался и принялся обнимать свой чарык. А когда узнал, что он за это время заработал не только себе на заячий жир, но и хозяину на хлеб, – совсем очумел от счастья. Лежит ночью на сеновале у князя, мечтает. «Запрягу свой чарык в другой чарык, возьму у князя за чарычью работу пятьдесят мерок зерна, ссыплю в чарык, сам сяду на лису, поеду домой».

Только размечтался так, глядь – а на княжьем дворе лисица запуталась в охапке сена.

Бык подхватил сено вместе с лисой и сжевал.

«На чём же я поеду домой?» – испугался охотник. Вскочил с сеновала и провалился в волчью яму.

Жена князя, услышав, как залаяла лисица в животе быка, вскочила с постели, побежала во двор и свалилась на охотника.

Наступило утро. Князь проснулся, увидел, что его жена в одной рубашке сидит с охотником на дне ямы, рассердился, побежал за ружьём.

Тут на счастье подоспели два охотника, намазавшие заячьим жиром свои чарыки. Они сплели из заячьей шерсти верёвку, вытащили из волчьей ямы своего друга, а потом и жену князя.

Три охотника вспороли быку брюхо, и оттуда выскочили два осла, двенадцать овец, три теленка, наседка с цыплятами, жирный курдюк жене князя на суп и, наконец, лиса.

Князь, как увидел ослов, овец да телят, забыл про ружьё и стал загонять своё стадо в хлев; жена князя занялась цыплятами и курицей, а три охотника запрягли чарык в чарык, дали в пристяжку муравья, погрузили зерно, заработанное чарыком, уселись на лису, вернулись домой и стали заканчивать свою небылицу и думать, как бы сделать так, чтобы она была похожа на быль.

Две дороги, которые начинаются в сердце

(Татская сказка)

Жил-был на этом свете старик. Он работал, ел свой хлеб, запивал водой и дожил до ста лет. Когда в доме появился сотый внук его внуков, старик собрался умирать.

Вышел он рано утром во двор, увидел снег, чистый, как его душа, и белый, как его волосы, и удивился: никто ещё не выходил сегодня за порог, а из дома в поле идут следы.

Старик взял посох и пошёл по следам.

Шёл он, шёл и пришёл к подножью высокой горы. Следы вели вверх, а вправо и влево разбредались две тропинки.

Старик не смог подняться в гору и стал вспоминать, куда же ведут боковые тропинки?

Припомнил старик день за днём весь свой жизненный путь, вспомнил судьбу своих друзей и соседей и решил, что все дороги начинаются от сердца.

Если человек родился человеком, от его сердца идёт одна дорога, родился зверем – другая.

От зверя в сердце человека начинается жестокость, а она приводит на дорогу жадности, зависти, ненависти, войны и смерти.

От человеческого в сердце человека рождается мягкость, и она ведёт человека по дороге щедрости, сочувствия, любви, мира и жизни.