Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна

Некоторое время, пока враг будет перенастраивать свои системы, даже одна эскадрилья сможет нанести ему серьезный урон. Уход же в прыжок требует строго заданного вектора и определенной начальной скорости, что на протяжении некоторого времени влечет полный отказ от маневрирования. Корабль, уходящий в прыжок, — жертва почти безобидная. Как правило, он даже почти не огрызается огнем.

Посему Тецимы несли полный боезапас. Две тяжелые торпеды, подвешенные к стабилизаторам, в ангаре, кажется, совершенно испортили очертания изящных стремительных машин. Да и маневренность у «чистой» Тецимы — не сравнить. Однако сейчас уверенность в том, что одним движением руки ты способен отправить в полет «умную смерть», была очень даже не лишней. Хотя в большинстве случаев истребители ориентированы на драку с другими такими же, каждый в глубине души мечтает завалить крейсер.

Шельмы возвращались, подхватываемые погрузочными кассетами — командир всегда последний — и так, пачками, втягивались в ангар. Тецимы попадали в руки механиков: заправка топливом, зарядка батарей, осмотр и проверка, и еще полировка, от качества которой зависели защитные свойства машин. Не было у истребителей иной брони, кроме зеркальной пленки титаново-иридиевого сплава.

А пилоты топали в душ. Потом был ланч, «Сэхримнир» со вкусом курицы, рыбы, грибов или креветок. Два часа тренажеров. Два часа лекций… Два часа спортзала. Ужин. Изредка — стрельбы, когда комэск неподвижным наблюдателем зависал в пространстве, а эскадрилья по очереди отрабатывала по учебному зонду. «Лидер — Красному-Четыре. Повторить упражнение. Заметно лучше. Можешь, я вижу». Особенных улучшений, правда, Вале не показывал, но… надо же что-то сказать. Немного личного времени. Причем в самый раз, чтобы — немного. Чуть поболтать, раскинувшись на койках. Почитать, подремать или набрать и отправить письмо под аккомпанемент вялого, но нескончаемого спора о достоинствах популярных актрис. И об их происхождении. Эно Риккен настаивал на генетической оптимизации. Гектор Трине оказался наивным сторонником естественных красот. Магне Далену было в общем все равно, лишь бы всюду побольше, и блондинку, но если прямо тут, и немедленно, то он, в принципе, согласен на многое закрыть глаза. Улле время от времени грозился всех пришибить. Авторитет замкомэска действовал, но — недолго.

Так что когда База вызвала Шельму, приказав срочно — нет, СРОЧНО! — переместиться в восьмой сектор, чтобы прикрыть там Баньши, атакованных большой группой уродов, восторженное «Йа-ха-ха» на волне эскадрильи не оставило никаких сомнений.

— Лидер — Шельмам, разворот! Пошел!

Маневровые ударили плазмой. Тецимы описали дугу и понеслись сквозь ночь, полные предвкушения и азарта.

Слаженное построение лестницей, звенья, расположенные «ладонью». Уже на подлете Лидер велел Шельмам выключить ходовые и идти на одной инерции. Что позволило зеркально-черным, инфракрасно невидимым Шельмам вывалиться в самую середину драки, где до полусотни истребителей метались, поливая друг дружку огнем, в пространстве не более тысячи кубических километров. Радары вопили о «целях» кругом, глыбища вражьей матки, высыпавшая уродов в охраняемое пространство, ненавязчиво маячила рядом. Вальсировали и перестреливались поверх тучи «мелких птиц» свои и чужие крейсера, считать которые не было ни нужды, ни времени. Истребители связали друг друга боем, каждая сторона норовила прорваться к крупным целям. Тут и там расцветали белые хризантемы, а в шлемофонах умолкали «номера». И в ответ на краткий миг внезапной тишины ты взрывался такой яростной, отмороженной, такой бессильной бранью и таким подростковым фальцетом, что в другое время сгорел бы со стыда. Боевой лексикон пилотов — не из салона. Будь ты хоть трижды князь.

Металл корпуса пел. А двенадцать Тецим пели хором, глубокими гулкими басами вибраций, и поливали плазмой все, что пищало в рамках прицелов, сами объятые белым пламенем выхлопов маневровых. И было умопомрачительно жарко в кабине, и хорошо, и от адреналина ты был совершенно пьян, и в общем и целом это было именно то, ради чего — все. Перегрузки на виражах, темнота в глазах и блестящие точки на сетчатке, острая физическая радость тела, в котором, как от спорта, ныл каждый нерв, стонала каждая жилка. Яблоки глаз стали свинцовыми и норовили провалиться в глазницы, обвисли онемевшие щеки. В моменты, когда ты можешь стать очень мертвым, чувствуешь себя особенно живым.

— Синий-Один Лидеру. Они уходят!

В самом деле. Зеленые точки на экране радара ползли к краю, уроды, получив, видимо, приказ к отступлению, торопились спастись, вражий АВ развернулся, открыв для них погрузочные люки, традиционно ярко освещенные изнутри. Шельма-Лидер весь превратился в собственный большой палец, напрягшийся на кнопке пуска торпед. Туда бы… да хоть одну!

Ни одному истребителю не под силу завалить авианосец. Но мечтают об этом — все.

— Шельма — Базе. Прошу свободной охоты!

То же самое, видимо, сделали и другие комэски, подоспевшие к раздаче, потому как база ответила с заминкой.

— База — Шельме, охоту разрешаю.

— Лидер — Шельмам. Перекличка. Доложить, у кого торпеды целы.

Мгновенная, безумно раздражающая пауза, видимо, пока Магне соображает, что расчет начинается с него.

— Красный-Два. Обе тут.

— Красный-Третий. Одна.

— Красный-Четыре. Остаток протонных торпед — две штуки.

Рубен мысленно застонал. Он успел бы навести и выпустить торпеды за время, пока Вале рапортовал о наличии своих.

— Синий-Один. У меня одна.

— Синий-Два. При мне мое…

— Синий-Три. Болтаются пока.

— Синий-Четверка. А я облегчился…

И так далее.

Все. Камень свалился с души. И Вале. Боезапаса потратили немного — на удивление. Есть еще, чем отдаривать.

— Лидер — Шельмам. Охотимся.

Вражья матка набирала ход. Плазма белыми языками вырывалась из дюз, жерла прыжковых наливались красным. И по одной только возможности визуального контакта, расстояние тут — доплюнуть. Мы могли бы оказаться на дистанции запуска в мгновение ока. Вектор задан, уроды на ходу ныряют в люки. Чужие крейсеры стягивались к точке выхода АВ, готовые жертвовать собой, чтобы дать спастись ему. Наши норовили их отсечь. Плотность заградительного огня была… Отвага — отвагой, но когда крейсеры палят друг по другу, истребителям меж ними делать нечего. Нет. Горькое сожаление при виде готовой к прыжку добычи. Аж руку свело. Что, вообще говоря, не мешало вести огонь по отставшим. Даже если просто помешать им добраться до уходящей матки — этого будет достаточно. На крохах-истребителях двигателей Брауна-Шварца нет. В нашем пространстве мы сделаем с ними все, что захотим.

Крейсер взорвался, вокруг него вспухло облако белого фосфоресцирующего пара. Внутри, как в сердце белого пиона, полыхал зрелый пурпурный огонь. Что за топливо у них — этакого цвета? Блистер притух, поляризуя вспышку, но Рубен все равно машинально прикрыл глаза левой рукой. Несколько секунд вся внутренняя поверхность колпака представляла собой один ослепительно-белый бэкграунд. Жестокий удар по зрительному аппарату, краткая, но всегда пугающая — а ну как на этот раз добром не кончится! — слепота, и четкое графическое отображение внутренности кабины на глазном дне. Неприятная вещь, и крайне опасная — при наших-то скоростях.

— Синий — Лидеру. Можно пройти. Вижу — как.

— Лидер — Синему. Сам вижу. Слева встань.

— Лидер — Шельмам. Строй Дельта. Торпеды к бою. ПОШЕЛ!

Двенадцать Тецим канули в клубы пара. Замолчавший крейсер — вернее то, что от него осталось, стремительно пожираемое пламенем — открыл брешь в сплошной стене огня. Шельмы чиркнули по краю облака взрыва. Прорвались? Рамка прицела взвизгнула, фиксируя цель. По прыжковым дюзам его! Хоть на градус сбить направление, чтобы поведение этой залатанной посудины в прыжке стало непредсказуемым. С поврежденной дюзой они никогда не выйдут, куда им надо. Несколько торпед, сорвавшись с подвесок, пронеслись справа и слева от машины Лидера. Сказать по правде, Рубен увидел только вспышки их реактивных двигателей. Сами торпеды канули в ничто.