Бледно-серая шкура виновного - Джон Макдональд

Пресс Ла Франс попивал свое молоко, глядя в стакан. Потом бросил взгляд в сторону, наклонился, поставил выпитый до половины стакан на столик. Вскинул гибкую ногу, коснувшись пяткой края дивана, сплел на колене длинные пальцы, чуть откинулся назад. Между нами оказалось колено, через которое он мог смотреть на меня, таким образом субъективно увеличив разделявшее нас расстояние.

— Закладная на пятьдесят, плюс пятнадцать наличными, получается шестьдесят пять тысяч, — сказал он. — Вдвое больше оценки любого лицензированного оценщика.

— Точно так же оценивал Бэннон. Тот, у кого горит дом, и тот, кто умирает от жажды, по-разному оценивают стакан воды.

— Трудно оценивать всякие «если», Трев. Сложи вместе три-четыре «если», и получится такой длинный ряд мизерных шансов, что чересчур высоко подняться не удастся.

— Некоторые люди, Пресс, немножко колеблются между жадностью и практичностью. Иногда они слишком практичны, и тогда испытывают желание покупать за наименьшее количество долларов, а продавать за наибольшее и в конце концов оказываются совершенно непрактичными. В конце концов делают именно то, с чего считали глупым начать.

Шишковатая физиономия слегка порозовела, рот напрягся, потом, когда физиономия снова побледнела, расслабился.

— Кое-кто мог сделать предложение окольным путем, через третью сторону, причем честное предложение, с учетом всего, а кто-то оказался слишком тупоголовым и не стал слушать.

— Честное предложение?

— Мы не говорим о пристани, Макги. И не говорим о мотеле. Вы это знаете, и я это знаю. Мы толкуем о десяти акрах.

— О десяти акрах, лежащих в основе сделки, о лакомом кусочке, вроде монетки в именинном пироге.

— Итак, я предлагаю за те десять акров по три двести пятьдесят за акр.

— Что даст вам шестьдесят акров, если вы их получите. Во сколько вам обошлись пятьдесят за участком Бэннона?

— В круглую сумму.

— В одну тысячу долларов в пятьдесят первом году, согласно налоговым маркам на документе, зарегистрированном в суде округа Шавана, то есть по двадцать долларов за акр. Может быть, в пятьдесят первом году это были хорошие деньги. Займемся немножечко арифметикой. Пресс. Заплатив мне сорок тысяч за чистую собственность Бэннона целиком и приняв на себя закладную, вы затратите на шестьдесят акров девяносто одну тысячу или около тысячи пятисот за акр. При перепродаже это дает вам прибыль пятьсот на акр, или тридцать тысяч, а поскольку вы человек разумный и поскольку вы связаны обязательствами, то поступите умно и согласитесь.

На несколько долгих секунд он полностью замер. По-моему, даже дышать перестал. Опустил колено, вывернулся, встал, наклонился ко мне:

— Видно, мозгов у тебя — как у сборщика хлопка, приятель! Это составило бы при перепродаже две тысячи за акр! Мы с моим покупателем сошлись на девяти сотнях. Я не могу заплатить сорок тысяч и принять на себя пятьдесят по закладной! В результате я потеряю шестьсот на каждом акре. Откуда взялись эти дурацкие две тысячи?

— Да ладно вам, Пресс! Вы хорошо нагрели руки и при девяти сотнях за акр! Облапошили старого Ди Джея Карби. Заплатили по двести за акр, то есть сорок тысяч, и перепродали Гэри Санто по девятьсот, получив сто восемьдесят. Вычтем отсюда потерянные на этих шестидесяти акрах тридцать шесть тысяч, и вы остаетесь довольным, с наживой, богаче на сто сорок четыре тысячи.

Он схватил стакан, допил молоко, смахнул с подбородка каплю тыльной стороной руки:

— Ди Джей сказал, что ничего не рассказывал вам о той сделке. Поэтому, Богом клянусь, вы о ней знали, придя предлагать ему пятьсот за акр. Самым жутким образом ошарашили старика.

— Может быть, я пытался ошарашить вас. Пресс. Он уселся в дальнем конце желтого дивана, тряхнул головой, как раздосадованный охотничий пес:

— Чего вам вообще надо, Макги?

— Денег. Точно так же, как вам. Пресс.

— Вы знали, что я сюда должен явиться. Наследили, везде напортачили. Но вы сделали это не для того только, чтобы выудить у меня сорок тысяч за то, что обошлось вам в пятнадцать.

— Если подумать, не такая уж прибыль. Сколько, по-вашему, мне у вас следует выудить? Шестьдесят? Сотню?

— Дальше! — рявкнул он.

— Много вы предложить не можете. Ведь у вас затруднения, правда? Чересчур размахнулись?

— Обо мне можете не беспокоиться!

— А я беспокоюсь! И скажу, что готов для вас сделать, Ла Франс. Плачу пятьдесят тысяч долларов наличными за ваши пятьдесят акров и за опцион на участок Карби. Таким образом вы полностью выходите из этого дела с неплохой прибылью.

Он замер.

— Нет, черт возьми! Тогда вы получаете все двести шестьдесят акров, которые хочет купить Санто.

— Но я их ему не продам. Цена не годится.

— Их нельзя сбыть, Макги, если одновременно не будет продан участок Санто! «Кэлитрон» должен заполучить все четыреста восемьдесят акров. Остальное вы знаете, так и это должны знать.

— Знаю, что корпорация «Кэлитрон» готова дать Санто по семь тысяч за акр. — Приятно было услышать название покупающей корпорации.

Престон Ла Франс помрачнел, призадумался:

— Он ни разу не обмолвился, на сколько рассчитывает. Но тут ничего не поделаешь, черт побери. Проклятье, Санто может просто бросить там свою землю на десять лет. Он не станет потеть над такими делами.

— Я и сам придерживаюсь подобной политики. Пресс, разумеется в более мелком масштабе. Он опешил, потом встревожился:

— Ну, вы же не станете портить все дело, навсегда засев на тех десяти акрах, правда? Господи Иисусе, да ведь «Кэлитрон» просто пойдет в другое место, если тут ничего не выйдет! С чем мы тогда останемся?

— Возможно, у меня найдется покупатель, которому такой простор не потребуется. Я забочусь о вашем здоровье, Пресс. Пятьдесят тысяч — и никаких больше хлопот. Ваша язва будет чувствовать себя прекрасно. Сможете оплатить несколько банковских векселей, осчастливить Уитта Сандерса.

У него окостенела челюсть.

— Я тоже могу упереться рогом, мистер. Сяду на своих пятидесяти, а вы сидите на своих десяти.

— Приблизительно то же самое вы сказали, когда пришли. Научимся ли мы есть из одной тарелки или выльем обед на помойку. Только знаете, в чем разница. Пресс? Я не голоден, а вы проголодались.

Он принялся трещать костяшками пальцев на обеих руках, методично, по очереди:

— А вы, Трев, что-то сказали про жадного и в то же время практичного, который оказывается в дураках. Так или иначе, я работал над этим делом года полтора. Правда, ситуация такова, что я должен обстряпать крупную сделку. Не такую крупную по деньгам, как в понятиях Санто, но для меня крупную. Я с вами сравняюсь. Я в любом случае должен получить сверху шестизначную сумму, иначе по нынешним временам укачусь, черт возьми, туда, откуда начинал в сорок шестом после демобилизации, а мне этого вовсе не хочется. Я был на дюйм от свободы, а вы выскакиваете невесть откуда и портите мне все дело. Ладно, умно придумано, вы неплохо соображаете. Так вот, в данный момент я думаю, это ваша задача — найти способ договориться и есть из одной тарелки каждый по собственной необходимости. У меня остается хороший опцион со стариком Карби, даже если он собирается меня отфутболить после встречи с вами. И у меня остаются пятьдесят акров за вашим участком.

— Пока вы со мной равняетесь, может быть, разъясните один занимающий меня вопрос. Вернемся немного назад. Почему вы, обнаружив, что Бэннон не продаст и не сдвинется с места, и не располагая деньгами, необходимыми для достойного предложения, не изложили проблему Гэри Санто? Учитывая его ставку, он мог выплатить Бэннону по двадцать центов на каждые пять, вложенные последним в свой бизнес, и купить ему новый участок.

— Я рассказывал Санто! У меня была точно такая же мысль. Целый месяц потратил, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, а потом пришлось отлавливать его в Атланте на открытии отеля, в который он вложил деньги и где оставил себе пентхаус. Просидел там за выпивкой, ждал не меньше часа, наконец, он освободился, мы пошли в какую-то спальню, и я ему рассказал, что у этого Бэннона симпатичная маленькая семья, они изо всех сил работают и неплохо справляются, и если он может им сделать хорошее предложение, на которое я не способен, то мы полностью будем готовы действовать. А он говорит, не утруждайте меня подробностями, Ла Франс. Если, мол, ему придется улаживать мои проблемы, почему он мне должен отваливать кусок пирога. Говорит, либо первого мая заплатит за чистую собственность на двести шестьдесят акров к востоку от его владений сразу двести тридцать четыре тысячей, либо мне лучше позабыть обо всем деле. А как раз этого я и не мог, Макги, — позабыть обо всем деле.

— И вы их придушили. Сбили цену до той, которую могли себе позволить. У вас не было другого выбора.

— У меня не было другого выбора на всем белом свете, кроме как придушить самого себя. Клянусь, если б на том участке работал мой родной брат, все было бы точно так же. Но позвольте сказать, я никогда не думал, что Бэннон пойдет на самоубийство. Это никогда, ни на миг не приходило мне в голову. В воскресенье мы поздно завтракали на кухне, мне позвонили по телефону, сказали, что он сотворил, и, как только я положил трубку да поразмыслил, побежал прямо в ванную. Весь завтрак ушел в унитаз. Клянусь, я заболел. Почти целый день пролежал в постели. Сьюзи хотела позвонить доктору, да я ей говорю, наверно, чего-нибудь съел в субботу вечером в отеле на обеде в честь старого Бена Линдера, вышедшего в отставку юриста, похожего на старое крошечное серое привидение, до того его сожрал рак. — Он вздохнул. — Знаете, когда вы появились невесть откуда и перехватили у меня эти самые десять акров, это вроде как наказание мне за то, что сотворил над собой Бэннон. Вроде предупреждения, что у меня ничего хорошего больше не получится, а ведь какое-то время все шло удачно.