Берег мародеров - Хэммонд Иннес

Не знаю, сможешь ли ты сделать из этого статью, но надеюсь со временем добыть что-нибудь с пылу с жару. Между прочим, звоню тебе в последний раз: два с половиной часа ждала, пока соединят. Впредь буду телеграфировать».

Вырезка из передовицы «Дейли рекордер» от 7 сентября:

«Сотрудник редакции раскрывает немецкого шпиона и становится первым британским военнопленным. Заключен на борт поврежденной подводной лодки.

Стараниями Уолтера Крейга, театрального критика газеты «Рекордер», был раскрыт первый с начала войны немецкий шпион. Смелые действия Крейга стоили ему свободы, а возможно, и жизни. Сейчас он захвачен в плен на борт немецкой подводной лодки «У», которая, как известно, была повреждена и, по всей вероятности, уничтожена.

Шпион, выдававший себя за отставного директора банка, жил в небольшой деревушке на побережье. Имена и адреса по понятным причинам не сообщаются. Его арест стал возможен благодаря расследованию, с блеском проведенному Уолтером Крейгом.

Газета послала одного из своих ведущих репортеров на место события с тем, чтобы он возобновил поиски там, где Уолтер Крейг был принужден прекратить их. Газета убеждена, что умелые действия Уолтера Крейга проложат путь к раскрытию целой сети германских шпионов в Англии. Пусть читатели не рассматривают это утверждение как проявление шпиономании. Ничего подобного. Однако глупо было бы предполагать, что Германия, готовившаяся к этой войне более пяти лет, не позаботилась о совершенной и действенной системе шпионажа в нашей стране, системе, создание которой было облегчено потоком беженцев, прибывающих к нам с тех самых пор, как нацизм развязал в Европе террор. Это не значит, что вы должны с подозрением относиться ко всем вашим соседям и в особенности к людям, носящим иностранные имена. Однако вы проявите мудрость, если не будете забывать, что ту информацию военного и гражданского характера, которую вы получаете по службе или из разговора с друзьями, не стоит обсуждать публично. Помните: у стен есть уши. В настоящее время газета ведет расследование, подтверждающее это предостережение».

Телеграмма Морин Уэстон Чарлзу Паттерсону. Отправлена из Фалмута 8 сентября:

 «Катнер в местной тюрьме. Заявляет, что его посещал командир подводной лодки. Катнер передал ему конверт с информацией неизвестного содержания. Твердит, будто был простым связником. Разговор с торговцами недвижимостью в Пензансе ничего не дал. М»

 Письмо Морин Уэстон к Чарлзу Паттерсону, отправлено из гостиницы Кэджуита, датировано 11 сентября:

«Милый Чарли! Человеку, получающему 5 фунтов в день, негоже, конечно, сомневаться в мудрости редактора, который продолжает платить ему эти деньги, но я должна признать, что твои расходы не окупаются. Вряд ли есть нужда говорить, что я стараюсь изо всех сил, однако труды мои пока ни к чему толковому не привели. Либо я плохой сыщик, либо Катнер действительно всего лишь связной. Против этого утверждения можно возразить лишь, что для рядового связника он был слишком уж тщательно закамуфлирован. Заночевала в Фалмуте, а в субботу утром получила ответ на телеграмму, отправленную накануне в глостерскую газету. Предполагается, что Катнер был директором банка именно в Глостере, и я запросила их обо всех подробностях: наружность, увлечения, поездки за рубеж (если выезжал) и нынешнее местонахождение. Внешнее описание до мелочей совпало с наружностью нашего Катнера. Увлекался он гольфом и бриджем (гандикап в гольфе равнялся четырем!). Вдовец. После выхода в отставку в 1936 предпринял обширный европейский круиз. Жил в «Карильоне».

Я снова зашла в местный полицейский участок, но меня оттуда выставили. На крыльце твой славный сыщик столкнулся с нашим другом Фуллером. Он ничуть не удивился, завидев меня, и честно признал, что полиция действует по его указке.  

Мои предположения (по счастью, я пишу детективы) таковы: настоящий Катнер исчез в Германии, а его личину принял тот господин что сидит нынче в местной тюрьме. Конечно, это звучит как отрывок из какой-нибудь моей книжки, но я уверена, что стоит мне только вытащить Катнера на площадку для гольфа, как я смогу доказать свою правоту. Среднестатистический немец не шибко интересуется гольфом, и сомневаюсь, чтобы этот человек смог отличить один конец клюшки от другого.

Я ринулась в Кэджуит, чтобы подхватить ниточку там. Но ничего не вышло. Катнера мало кто навещал. Полиция сняла охрану с коттеджа, и вчера я обыскала его. Ни следочка. Все, что представляло интерес, полицейские, должно быть, изъяли. Встретившись с Катнером в его фалмутской камере, я пришла к выводу, что этот коротышка очень скрытен. Выглядел он, как и подобает директору банка. Сомневаюсь, чтобы у него хоть раз в жизни был роман. Если он и резидент, то чертовски скучный, однако такие-то чаще всего и бывают шпионами.

Конечно, кое-что я выяснила, но это никогда не приведет ни к раскрытию всей сети немецкой разведки, ни даже к доказательству существования такой сети. И все же дело захватило меня, в связи с чем я хочу внести предложение: я буду продолжать следствие, и пусть газета платит мне только издержки. Зато если уж я набреду на нечто стоящее, тогда ты возобновишь выплату моего заработка и гонораров за все то, что можно будет напечатать. Твоя Морин Уэстон».

Письмо от Морин Уэстон к Чарлзу Паттерсону, отправлено из гостиницы. «Рыжий лев» в Редруте 12 сентября:

«Милый Чарли! Похоже, я до чего-то добралась, только бог знает, до чего именно. Завтра утром еду в Сент-Джаст, что возле мыса Лендс-Энд. Свое последнее письмо я писала в Кэджуите в субботу. Утром в понедельник съездила в Пензанс и еще раз поговорила с торговцами, которые продали Катнеру «Карильон». Это контора «Гриббл, Толуорт и Фикл». На сей раз я потребовала встречи со старшим партнером. Им оказался Фикл, остальные двое умерли! Похоже, полиция уже побывала у него, и шотландец начинает дрожать за свою репутацию. Все же он рассказал мне то очень немногое, что знал.

Катнер купил коттедж 2 февраля 1937 года, заплатив за него чеком на глостерский филиал банка, которым он верховодил. Прежде чем выбрать «Карильон», Катнер осмотрел множество других домов. Фиклу показалось, что покупатель ищет коттедж на самом берегу и почему-то обязательно в южном Корнуолле. Короче говоря, Катнер провел чуть ли не неделю в Пензансе, каждый день выезжая на такси осматривать дома. Запись в книге отеля «Уитшит» гласит, что он останавливался там с 27 января по 1 февраля 1937 года. Купчую Катнер просил отправить в гостиницу в Торки, где он жил с 4 декабря 1936 по 26 января 1937 года и со 2 по 28 февраля 1937 года, вплоть до своего переезда в «Карильон».

Портье в «Уитшите» еще помпит мистера Катнера, ибо тот дал ему на чай фальшивую бумажку в 10 шиллингов. Ты, конечно, скажешь, что резидент, тайком заброшенный из Германии, никогда не пошел бы на такое, что Катнер — лишь мелкий жулик, готовый даже на пособничество шпионам ради материального благополучия. Однако счет он оплатил чеком, и по чеку были получены деньги. В Торки Катнер тоже расплатился чеками. Я считаю, что фальшивая купюра попала к нему случайно. Счастливая для меня случайность: из-за  нее портье запомнил Джорджа Катнера. Тот носил коричневые башмаки, темно-серый костюм и имел золотые часы, которые то и дело доставал из кармана, чтобы взглянуть, который час. Когда Катнер жил в отеле, к нему приходил некто Робертсон — коренастый коротышка в очках без оправы, с отвислыми щеками и одышкой. Я зашла в контору Фикла и оттуда телеграфом послала этот словесный портрет в гостиницу Торки и инспектору Фуллеру в Фалмут. Ответ из Торки не заставил себя ждать: человеком, соответствующим данному описанию, оказался некто Нэйб Джонс. Фуллер не ответил ничего, и я отправилась к редактору местной газеты. В редакции никто ничего не знал ни о Джонсе, ни о Робертсоне, ни о других людях, подходящих под это описание. Вернулась к гостиничному портье, дала 10 шиллингов (настоящих, не забудь включить в издержки), и этот ценный человек, типичный потомок корнуоллских грабителей кораблей, выкопал из глубин далекого прошлого воспоминание о телефонном звонке. Робертсон звонил Катнеру, когда того не было дома, и просил передать, чтобы Катнер был в Редруте тем же вечером. Портье спросил, где и когда, на что Робертсон ответил «В 19.00, место ему известно».         

Я выгоняю машину и мчусь в Редрут. По дороге заскакиваю к торговцам узнать, нет ли ответа от Фуллера, и обнаруживаю, что инспектор лично ждет меня в конторе с целой кучей вопросов. Откуда я узнала о Робертсоне, кто его видел, как я получила описание и т. д. В свою очередь я тоже спросила, знает ли он, чей это словесный портрет. «Еще бы не знать,— отвечает Фуллер. — Я пытаюсь выследить этого человека с тех пор, как арестовали Катнера». Оказалось, что Робертсон несколько раз гостил в «Карильоне». Словом, Фуллер бросился вести следствие по моим следам, а я поехала в Редрут, и здесь все, что надо, само свалилось мне в руки. Издатель местной газеты внимательно выслушал меня и сказал: