Тайна нуля - Александр Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако тайна Васи Галлея, как оказалось, была для них не такой уж посторонней.
— Твою тайну, Вася, не так трудно разгадать, — говорил Крылов, обращаясь в темноте к молодому физику. — Наблюдал я за тобой, когда ты бывал у меня дома. Зачастил ты по довольно понятной причине.
— Нет, нет, Алексеи Иванович! Не из-за вашей Нади!
— И это знаю, что не из-за дочурки моей рыженькой, а скорее всего из-за подружки ее, Звездочки.
— Да, Кассиопеи, — со вздохом признался Галлей.
— Постой, постой! — вмешался еще не спавший штурман. — Выходит дело, несчастная любовь нашего доброго молодца Васю Галлея нам подкинула? Звездочка какая-то его к звездам привела?
— Выходит, так, — согласился Крылов. — Но я заметил в тебе, Васенька, еще и теоретические колебания между профессором Дьяковым и академиком Зерновым.
— И что же? Почему в таком случае вы взяли меня с собой?
— То, что ты решил вернуться на Землю в другом столетии, уже без гордой и недоступной красавицы, ясно как день. Ну а я-то считал, что мы вернемся в рассчитанный академиком Зерновым срок, а что касается Галлея…
— Эх, Галлей, Галлей, — с укором пробасил штурман. — Непутевая твоя голова!
— Вот эта «непутевая» голова нам в рейсе нужна будет, рассудил я. Но виду не подал, что тебя разгадал. Вот и вся твоя тайна, — закончил Крылов.
— Моя, может быть, и вся, но наша общая, Алексей Иванович, еще впереди, — сказал наконец Галлей.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Крылов.
— Закон природы описывается теорией относительности. И только ее мы должны учитывать теперь при всех наших расчетах.
— И это я уже усвоил, Галлей. Жаль, что мы с тобой раньше не договорились.
— Жаль, — согласился Галлей.
— Тогда давай сообразим, почему обрыв буксира произошел?
— Можно выдвинуть гипотезу. Штурман говорил о пустоте. Но почему из этой пустоты мы энергию извлекаем, от нее отталкиваемся? Да потому, что она материальна и в известных условиях может становиться вещественной.
— Ясно, материальна, — вставил Федоров. — Но почему вещественна?
— В вакууме проносятся электромагнитные тайфуны! При малых скоростях возбужденные ими кванты вакуума незаметны, но при субсветовой скорости они должны ощущаться как возникающие на пути ничтожные крупинки вещества с их физическими свойствами.
— Стоп, стоп, Вася! Не загибай! Тут и без банальной бури все объяснить можно. Похитрее! — вмешался штурман. — Мы, радисты, флюктуации скорости света в различных частях вакуума уже сто лет учитываем. Не в ней ли дело? Если скорость света становится то больше, то меньше, возникают рывки. Вот и причина обрыва буксира!
— Нет, Федор Нилыч! Не выйдет! — возразил Галлей. — Мы с вами не радиоизлучение, а физические тела, разгоняемые до скорости света. Мы достигаем этого предела, а не скорость света разгоняет или притормаживает нас. Это флюктуация предела, а не физическое его воздействие на наш полет. Так что никаких рывков от этого быть не может.
— Так уж и не может, — упрямо возразил Федоров.
— А вы поймите, что кванты вакуума — это как бы вибрирующие на пружинах под влиянием электромагнитного излучения протоны и антипротоны. При банальной электромагнитной буре этот процесс для нас отнюдь не банален, ибо в своих крайних положениях частички вещества и антивещества уже не полностью компенсируют свойства друг друга… Тогда и начинают проявляться эти скрытые в состоянии «пустоты» физические свойства материального вакуума — плотность, молниеносно возникающая и исчезающая. И эти песчинки как бы «жалят» в вакууме предмет (при магнитной буре и при субсветовой скорости движения).
— Это как же выходит? — начал сдаваться штурман. — Вроде комары появляются на нашем пути. И жалят, проклятые.
— Не столько комары, сколько «космический наждак». При малых скоростях он незаметен, но при субсветовой скорости на единицу времени приходится столько столкновений с «ожившими» квантами вакуума, что они в состоянии перетереть буксир.
— Может быть, и так, коли не врешь, — окончательно сдался штурман, поворачиваясь на другой бок. — А я прикидываю, сколько времени наш сигнал до Земли будет идти. Ведь расстояние-то какое мы за год пролетели! Радиосигналам по меньшей мере полгода понадобится, чтобы до Земли добраться.
— Это по земным часам, Федор Нилыч. А по нашим звездолетным — несколько минут, — разъяснил Галлей.
— Это он верно прикидывает, — поддержал его Крылов. — Ежели Эйнштейн прав, конечно.
— А если бы он был не прав, с нами ничего не случилось бы — быстро ответил Галлей.
— Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза будет, — пробурчал штурман. — Спасателям год разгона понадобится. А у нас?
— Оторвавшись от энергоисточника, мы пока не можем точно вычислить наш «масштаб времени». И это меня беспокоит.
— Почему? — спросил Крылов.
— Догадываются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во времени? Их можно и не заметить.
— Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его сокращения всхрапну.
И штурман действительно уснул.
Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока и дыхание Васи не стало ровным.
Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда не говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее причудах.
— Командир! — послышался рядом голос проснувшегося Галлея. — Мне приснилось, что она прилетела за нами.
— Кто? Надя моя? — невольно вырвалось у Крылова.
— Нет, что вы! Кассиопея.
— Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри лучше, как штурман спит, и последуй его примеру.
— Я постараюсь, — пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на койке.
Крылов еще долго смотрел в широкий иллюминатор, за которым ярко и мертвенно горели чужие созвездия.
ЛЮБОВЬ И ДОЛГ
Казалось, два великана и мальчик между ними идут от Дворца науки по усыпанной песком дороге мимо нарядных цветников и фонтанов.
Сначала они шли молча. Наконец Бережной сказал:
— Ну, хлопцы, кажется, все ясно.
— Ясновидцы не требуются, — отозвался Никита Вязов.
— А ты как, парень? — обратился командир к американскому звездолетчику Генри Гри, третьему члену экипажа спасательного корабля.
Генри Гри неожиданно попросил:
— Бережной, если можно, отпусти Никиту и останься до следующего рейса звездолета со мной. Мне нужно с тобой поговорить.
Бережной удивленно посмотрел на американца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});