Пароль — «Эврика!» - Катерина Грачёва

— Совет у вас умный, Иван Андреевич, — сказала она наконец. — Спасибо. Он на самом деле геройский, только всё-таки спрятана в нем какая-то игрушечная насмешка, и от этого он получается безнадёжный какой-то. Но зато я поняла, что мне теперь делать надо. Я Иванова искать пойду. Уж он-то должен мне ещё лучше совет дать.

— Полегче? — усмехнулся Филимонов-папа.

— Нет. Покрепче, — сказала Света.

Иван Андреевич вздохнул, пошёл, взял со стола папку кожаную, открыл и сказал:

— Так, Светлана Юрьевна, вот тебе моя визитка. Вот этот телефон, который я на ней с обратной стороны напишу, — это мой прямой телефон. Значит, так. Каждую среду в четыре часа пятнадцать минут — я вот тебе тут записываю, 16:15, - ты будешь звонить мне и спрашивать, что я сделал по энергосбережению. А я тебе буду рассказывать. Только три условия. Во-первых, время соблюдай очень точно, потому что я очень занятый человек. Во-вторых, это будет тайна между мной и тобой, и никому ты о ней не скажешь, ни папе, и ни Костику, пока я тебе не разрешу. Договорились, нет? Обещаю, что я тебя, как Костик, не подведу.

— Это правда? Или игра? — спросила Света.

— Правда, — сказал Иван Андреевич.

— Ура! — сказала Света и бросилась ему на шею.

— А третье условие, — невозмутимо продолжал Филимонов-папа, — ты тоже отчитываться будешь, что ты за эту неделю по энергосбережению сделала. Если ничего не сделаешь, то и я себе очко записываю и тоже своими обязанностями манкирую. Ясно?

— Ясно, — кивнула Света. — Хорошо. Я не знаю, что значит «манкировать», но догадываюсь.

— И ещё посмотрю я, вправду ли ты Иванова найдешь или болтаешь только. И посмотрю я, какой он тебе совет даст. Впрочем, именно этого ты мне не обязана, как и я свои действия сам выбирать буду. Но хоть что-нибудь ты должна делать каждую неделю, иначе я с тобой договор разрываю. Что, по рукам, нет? — он протянул руку.

— Я согласна, — сказала Света и обе руки ему в ладонь положила, потому что у него ладонь очень большая была, а у неё маленькие.

— Ну, добро! — наконец разулыбался он. — Посмотрим, как у нас дело пойдёт. Что, пойдём чай пить с моим семейством или домой пойдёшь?

— Домой, — сказала она, хотя голос у него был просящий.

Глава семнадцатая, в которой Света делает не доказанное открытие, а Филимонов-папа впервые соглашается с Воеводовым-папой

Света шла домой медленно, потому что тяжело было на сердце. И из-за Костика, конечно, и из-за того, что Иван Андреевич ей рассказал. После разговора у неё осталось такое чувство, будто всё безнадежно. Всё, что он ей наговорил, как гиря, повисло у неё над головой.

Потом она вспомнила, что сам-то Иван Андреевич как будто повеселел. И даже обещал энергосбережением заниматься. Ведь это же просто замечательно! Почему же так тяжело? Даже когда Игорь Рудольфович говорил, что планета погибнет, ей не было так тяжело!..

Ни на что я не способна, даже с Костиком помириться не могу!..

Ах, это все оно, Филимоновское уныние! Света вспомнила, как странно Костик себя в неудачники стал записывать, после того как с отцом и мамой про энергосберегающий дом спорил. Ну конечно же, конечно! Если радостный человек может настроение у других поднимать, то унылый непременно должен его портить! Ну конечно же! Мы настроениями поменялись! И это совсем не моё настроение! Это Ивана Андреевича настроение! А ну, пошло прочь! Убирайся! Ты мне не нужное совсем! Мне с тобой не по пути! А мы на этом свете ещё повоюем, вот так-то! Я не кто-нибудь, я Воеводова! И пусть враги трепещут и бегут!..

Она размахнулась невидимым мечом, чтоб отогнать от себя уныние. Кругом-кругом! Развернулась и увидела Костика, который шёл за ней.

Она деловито вложила невидимый меч в невидимые ножны и спросила:

— Ты идёшь за мной или это случайно?

— Иду, — сказал Костя.

— Зачем?

— Время позднее, — сказал он. — Если тебя кто-то обидит по дороге от нас, будет нехорошо.

— Ну и неправда, — сказала Света. — Сам же знаешь, что неправда. Говори правду. Враньё я не люблю больше всего.

— Я хочу с тобой помириться. А ты не хочешь?

— Когда хотят помириться, виноватые просят прощения.

— Конечно, я прошу прощения, — ответил он. — Фу, какая мелочь, разве это и так не ясно?

— Нет, не ясно. А за что ты просишь прощения? — спросила она. — За то, что не обожал меня и не дарил мне конфет? Ведь я же за это на тебя обиделась?

— Нет, не за это, — вздохнул он. — За то, что я наврал на тебя. Ну, и с тайной я погорячился. Но я ведь её никому не сказал, ты это знай.

— Это уже лучше, — ответила Света. — А можешь ты мне объяснить, почему ты на меня так взъелся?

— Неважно, — ответил он. — Ты принимаешь мои извинения?

— Я принимаю, но если ты мне не объяснишь, что произошло, то завтра мы можем запросто поссориться заново, — сказала Света. — Ты и сам говорил, что всегда самое главное — это выяснить причину, конфликт, точку приложения сил. Я не хочу всё время то мириться, то ссориться. У меня очень важное дело — спасать планету. И если ты будешь всё время по разным причинам бояться говорить правду, то лучше уходи, хотя ты и хороший и я по тебе скучаю.

— Света, а давай лучше мы с тобой всё это забудем и станем Эврикой заниматься. Я пока в ЖЭКе сидел, я тебе расскажу, что я увидел! У меня до сих пор голова как перезрелый арбуз, в котором косточки гремят! Я целую тетрадку мыслями исписал! Ну, может, не целую, а всего даже треть, но всё равно. Много. Мне без вас с Яшкой никак. Там столько всего делать надо! А этот Олег — он только и сидит в интернете, больше ничего не хочет другого.

— Это всё само собой, — ответила Света. — Но я хочу знать, чего тебе нужно от меня лично и зачем тебе надо было историю с женихом выдумывать. Или говори, или уходи.

Он тяжко вздохнул.

— Я всю жизнь ненавижу ласковых женщин, и девчонок тоже, — сказал он, глядя вбок. — Когда им чего-то надо, они всегда ласкаются и добренькими прикидываются, хотя на самом деле им всё равно, о чем ты думаешь, чего ты хочешь в жизни. Всегда терпеть не мог! До негодования просто! И мужчин презирал, которые на это покупаются. Я таких мужчин уважал, которые суровые такие, каменные. Вот. А ты ласковая. Но самое ужасное, что мне это вдруг понравилось. И жениха я на самом деле для того и выдумал, чтобы ты почаще была со мной ласковая. Я пытался сам себя уговорить, что это для дела надо, и на тебя нарочно ворчал, но когда ты вот всё это сказала, я понял, что всё так и есть. И я так испугался! Так разозлился! Я так старался обойтись без тебя! Но у меня это уже не получается, и мне ужасно стыдно и неприятно, что я такой. Если б я только знал, как это побороть!

— Костя, — сказала Света. — Не знаю, как другие, но я никогда не была ни с кем ласковая понарошку. Я вообще не люблю ничего понарошку. И я тоже огорчаюсь, когда кто-то покупается на что бы то ни было. А настоящая ласка — она нужна для бережности, для любви к миру. Понимаешь, к бабочке или цветку можно прикоснуться только ласково и никак больше, иначе им станет больно. Человек, водопроводный кран или ветряк, конечно, не такие хрупкие, но я думаю, что и с ними надо быть бережными. Конечно, самому нужно уметь выстоять в самых суровых условиях, и в одиночестве, и как угодно, это ты очень правильно говоришь. Человек не должен быть хрупким, он должен быть сильным, честным и серьёзным. И если ты чувствуешь, что ты ради чего-то приятного врать начинаешь или от дела увиливать, это, конечно, обязательно надо в себе как-то побороть. Вот мне с тобой приятно, но раз ты начинаешь врать от этого и ругаться, то вот я и перестала с тобой дружить. Враньё тебе надо побороть и грубость, а вовсе не то, о чём ты говоришь.

— Ой, Света, вот про грубость-то я очень согласен. Я когда в ЖЭКе-то работал, меня один раз взяли идти по квартирам должников, — вспомнил Костик. — Представь себе, мастер участка была такая большая, толстая, и вот как эти толстые бывают, очень отзывчивая, добрая, терпеливая женщина. Так она вошла в подъезд и ка-ак давай молотить кулачищами по двери должника! Светка, я просто был потрясен, я испугался! А потом она говорит: «С ними, жильцами, иначе нельзя, тут только так: или ты их обругал, или они тебя начнут». Света, а в чём ужас — я потом увидел, что это так и есть. Если я грозно с посетителями говорю, они себя нормально ведут, а если нет — то они все разом как начинают орать! «Что так медленно, где у вас всех совесть, жэк проклятый», — и так далее. Ну, не все, конечно, но большинство из тех, кто есть. Постоянная ругань, понимаешь? А на эту ругань знаешь сколько энергии уходит! Ругань человека как будто по клочкам разрывает и по комнате разбрасывает, так что получается такой хаос! Света, когда я там работал, я та-ак захотел порядка, вот про который Яшка говорил! Если ты пойдёшь ко мне в гости, то увидишь, какая у меня теперь порядочная комната. И папе я тоже сказал, чтоб он счётчик ставил! Он говорит: зачем тебе? У нас постоянно бачок подтекает, ну и натечёт лишнего. А я говорю: так вот чтобы не подтекал, затем и надо! И вообще надо ставить вместо бачка специальный этот… ну, видела, наверное, спусковой кран такой прямо на трубу… Я тебе покажу ещё… — он задумался. — Я тебе столько всего расскажу… Света, а ты придёшь завтра на кружок?