Никто не будет по ней скучать - Кэт Розенфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И из-за всего этого вы, наверное, думали, что знали все ужасные вещи об Адриенн Ричардс. Может, вы даже питали к ней извращенное уважение, потому что она была такой идеальной злодейкой, женщиной, которую все обожали ненавидеть. Вы были бы не одни. Но вы не знали правды.
Адриенн была не просто привилегированной сукой. Она была злой, жестокой, гнилой, какими бывают люди, когда им ни разу в жизни не приходилось ни о чем беспокоиться. То, что попало в новости, было лишь вершиной айсберга, а истории, которые она скрывала, показывали ее истинное лицо. Как тот раз, когда она взяла собаку из приюта для какой-то кампании в соцсетях, а потом вернула ее через три дня, потому что та помочилась на ковер. И когда волонтер спросил, почему она не хочет ее оставить, Адриенн солгала, что собака ее укусила и ее лучше усыпить. Есть еще ее мать, страдающая от раннего Альцгеймера, брошенная в дерьмовой лечебнице под Ноксвиллем. Адриенн ни разу не навестила ее, пожимая плечами и объясняя: «А зачем напрягаться? Она все равно забудет, что я была там». И есть еще автомобильная авария с несовершеннолетней Адриенн в главной роли, которую дорогой адвокат ее папочки уменьшил до правонарушения, а затем и вовсе вычеркнул из ее истории, хотя водитель второй машины остался лежачим инвалидом. Он умер от пневмонии пять лет спустя, как раз в то время, когда Адриенн выбирала оформление столов для своей свадьбы с Итаном.
Вот этого об Адриенн никто не знал – кроме меня, потому что она мне рассказала. Вы можете поверить, что я сначала была польщена? Я чувствовала себя такой особенной, потому что она доверилась мне. Сначала она просто предлагала выпить с ней, когда я заезжала убрать дом, но вскоре я приезжала каждый второй день, чтобы поболтать с ней. Она была действительно одинокой – друзья ее бросили, родственников, не считая Итана, не осталось. И я думала, между нами была связь, что-то вроде сестринской, но лучше две женщины, отвергнутые и недопонятые, сблизившиеся, несмотря на классовые и культурные различия, потому что нас соединяло что-то более глубокое, более реальное. Она открыла мне свои секреты, а я как идиотка рассказала ей свои. О беременности. Несчастном случае. Таблетках и всем, что последовало. Я рассказала, как нам было сложно, а она сказала, что я не одна такая. Она тоже хотела детей, по ее словам. Но Итан сделал вазектомию во время первого брака и либо не мог, либо не хотел делать операцию, чтобы ее обратить. Такую душевную боль не загладят никакие деньги мира, и мы обе ее испытали. Она знала, каково прожить десять лет в браке, привязанной к мужчине, который при каждой своей неудаче тянул тебя за собой на дно. Мы даже вышли замуж в один и тот же день – восьмого августа 2008-го. С одной только разницей, что ее муж помнил эту дату.
Я думала, мы друг друга понимаем. Но я себя обманывала. Она доверилась мне не потому, что мы были подругами.
А потому, что не были и не могли ими быть.
Она смотрела на меня поверх своего винного бокала мягкими голубыми глазами, казавшимися сонными в солнечных лучах позднего лета, и говорила: «Я просто обожаю наши разговоры, Лиззи. Мне кажется, я могу рассказать тебе что угодно», и я так долго не слышала недосказанную часть. Я могу рассказать тебе что угодно – потому что кто ты такая, чтобы меня судить? Я могу рассказать тебе что угодно – потому что мне плевать, что ты подумаешь. Потому что ты деревенский мусор, девка со свалки, и не важно, какой бы низкой, дерьмовой и отчаявшейся я ни была, я все равно лучше тебя. Исповедоваться мне было удобно, давало чувство освобождения именно потому, что я никто. Она с таким же успехом могла прошептать свои секреты на ухо одному из котов со свалки, все еще шнырявших между кучами мусора по ночам в поисках грызунов. Давай сбрось с себя груз. В конце концов, что может сделать какая-то драная кошка? Кому она расскажет? И если на то пошло, кто ей поверит?
Когда они вернулись следующим летом, я начала понимать, кем была для нее, даже если сама Адриенн этого не осознавала. Если бы вы у нее спросили, она, наверное, сказала бы, что мы подруги или, лучше того, что она моя наставница. Старшая сестра, искушенная и щедрая, подталкивающая глупую провинциалку к самореализации. Она никогда бы не признала, что общалась со мной потому, что ей нравилось чувствовать превосходство над кем-то. Что от этого она ощущала себя великодушной, считая, что оказывает мне услугу.
Поэтому я подыгрывала. Я пообещала быть честной, поэтому вот вам правда: я дала Адриенн Ричардс именно то, чего она хотела. Я говорила ей, как рада, что она так думает, потому что знала, что тоже могу рассказать ей что угодно. Я глядела на нее круглыми мечтательными глазами, как ничтожная дурочка, до смерти желающая, чтобы красивая покровительница одарила ее мудростью и благословением. Я изображала радость, когда она отдала мне пакеты с дважды ношенной дизайнерской одеждой – красивыми вещичками стоимостью в тысячи долларов, которые были для меня абсолютно бесполезными. Как будто мне было куда носить такую одежду.
– Я собиралась отдать их на благотворительность, – проворковала она. – Они мне не подходят по размеру с тех пор, как я села на палеодиету. Но тут я собиралась к тебе и подумала, Лиззи же может их носить! Возможно, тебе они будут маловаты. Но ты такая рукодельница, ты же умеешь шить? Может, сможешь их немного расширить.
Я взяла их. Я поблагодарила ее. Я не утруждалась напоминанием, что у нас с ней одинаковый размер одежды, что красный купальник и мягкая полосатая футболка, в которых
