Короткая пятница и другие рассказы[Сборник] - Исаак Башевис-Зингер

— Роза Гененделе!.. Горе мне!..

3

В Бехеве дули в шофар. Холодный элулский ветер задувал со стороны кладбищенских ив. Высоко в небе над дворами носилась прозрачная паутина. Созревшие фрукты падали с деревьев в саду раввина. Молитвенный дом опустел. Воробьи скакали там по столам. А общинный козел забрел в переднюю и сжевал Книгу Псалмов, лежавшую в бочке для старых и порванных книг. Снова был четверг, и Итче Нохам ничего не ел после субботней трапезы. Сам он уже не обращал на это никакого внимания. Если человек постится весь год, то почему он должен есть в Элул, месяц раскаяния? Итче Нохам сидел у себя в комнате и листал «Договор покоя», время от времени бормоча что-то себе под нос. Затем он отложил книгу в сторону, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Внезапно внизу послышались шаги и чьи-то громкие голоса. Кто-то быстро поднимался по лестнице. Дверь в комнату распахнулась, и Итче Нохам увидел Розу Гененделе и стоящую за ее спиною служанку Йенту. Но это была не та Роза Гененделе, что являлась ему по ночам и была прозрачной, как тонкая тюлевая занавеска. Это была Роза Гененделе из плоти и крови: высокая, стройная, с тонким носом, горящими черными глазами, широкими губами и длинной шеей. На ней были черная шаль, шелковый плащ и туфли на высоких каблуках. Она бранила за что-то Йенту и велела ей оставаться снаружи. Войдя в комнату, Роза Гененделе не закрыла за собою дверь — ясный признак того, что она не желает оставаться наедине с Итче Нохамом. Служанка осталась на лестнице. Итче Нохам не мог поверить своим глазам. «Неужели я обрел такую силу?» — пронеслось у него в голове. Какое-то время женщина стояла на пороге, поддерживая подол юбки и пристально глядя на Итче Нохама. В ее взгляде гнев смешивался с молчаливой жалостью. Потом она сказала:

— Бледный, как покойник!

— Что тебе надо? — спросил Итче Нохам.

Его голос был таким тихим, что он и сам с трудом его слышал.

— А тебе? Все постишься, да? — В голосе Розы Гененделе звучала насмешка.

Итче Нохам промолчал.

— Итче Нохам, мне нужно поговорить с тобой!

Роза Гененделе захлопнула дверь.

— О чем?

— Итче Нохам, оставь меня в покое! — Роза Гененделе почти кричала. — Мы развелись, мы уже чужие друг другу. Я хочу снова выйти замуж, ты тоже еще можешь жениться. Между нами все кончено.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Нет, понимаешь, понимаешь. Ты сидишь здесь и колдуешь. Я чуть не вышла замуж, но мне пришлось отложить свадьбу. Почему ты не хочешь забыть меня? Ты ведь скоро совсем сживешь меня со свету. Или я сама брошусь в колодец.

Роза Гененделе топнула ногой и со всей силы ударила по двери. На руке у нее блестело кольцо с бриллиантом. Казалось, что она одновременно и боится чего-то, и чувствует собственную силу. Итче Нохам поднял брови. Его сердце дрогнуло и замерло.

— Клянусь, я не понимаю…

— Ты будишь меня посреди ночи, кричишь мне в уши. Чего ты хочешь от меня? У нас ничего не могло получиться. Это было ясно с самого начала. Прости меня, но ты не мужчина. Зачем ты мучаешь меня теперь? Скажи честно!

— Но что я делаю?

— Приходишь ко мне, щиплешь меня, царапаешь. Я слышу твои шаги. Из-за этого не могу ни есть, ни спать. Я начала худеть. Другие тоже видят тебя у нас во дворе, это значит, я не сумасшедшая… Например, Йента. Хочешь, я ее позову, и она сама тебе все расскажет? Она пошла, уж прости это слово, в нужник, так ты явился ей даже там. Она так кричала, что подняла на ноги чуть ли не весь город. Ты приходишь ко мне перед рассветом и садишься на кровать, из-за этого я даже не могу пошевелить ногами. Кто ты, дьявол?

Итче Нохам молчал.

— Мы хотели сохранить это в секрете, — продолжала Роза Гененделе. — Но я не могу молчать. Я расскажу всем, кто ты такой и чем занимаешься. Тебя исключат из общины. Мне жаль твоего старого отца…

Итче Нохам хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. Все в нем замерло и напряглось. Он начал хрипеть, как старые дедовские часы перед боем. Что-то извивалось в нем, подобно змее. Итче Нохам чувствовал в себе странную пульсацию. По спине как будто провели ледяным перышком. Он качал головой из стороны в сторону, словно говоря: «Нет».

— Я пришла, чтобы предупредить. Поклянись, что оставишь меня в покое. Если же нет, я устрою такой скандал, что сюда сбежится весь Бехев. Я забуду, что такое стыд. Идем в молитвенный дом, и поклянись там на Священных Свитках. А иначе кто-нибудь из нас умрет!..

Итче Нохам сделал новую попытку заговорить. Его голос по-прежнему был тихим и сдавленным, как будто он чем-то поперхнулся.

— Клянусь тебе, это не я.

— А кто же? Ты знаешь Священные Имена. Ты занимаешься Каббалой. Ты потерял для себя этот мир, потеряешь и другой. Мой отец, да живет он долгие годы, прислал меня к тебе. Он тоже разбирается во всем этом. Ведь ты связался с силами зла. Тебя унесут за Черные Горы и бросят в Бездонную Пропасть. Колдун!..

— Роза Гененделе!

— Дьявол! Сатана! Асмодей!

Внезапно Роза Гененделе замолчала. Она смотрела на Итче Нохама своими огромными черными глазами. В комнате было так тихо, что можно было услышать, как пролетит муха. Итче Нохам хотел что-то сказать. Его горло сжалось, как будто он чем-то подавился.

— Роза Гененделе, я не могу… не могу забыть тебя! — наконец сказал он.

— Мерзкий вымогатель! Ведь я полностью в твоей власти…

Губы Розы Гененделе дрогнули, она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕМОН

1

Я, демон, говорю вам, что демонов больше не осталось. Зачем мы нужны, если люди сами стали как демоны? Зачем искушать кого-то, уговаривать согрешить, когда все вокруг и так творят одно зло? Я последний. Прячусь на чердаке в Тишевице и кое-как перебиваюсь чтением книжек на идише; их тут в незапамятные времена свалили, еще до Катастрофы. Истории в них все как на подбор: перец с гусиным молоком, — ерунда, одним словом, но дело не в них — дело в самих буквах еврейских. Совсем забыл сказать вам, что я еврей. Да, еврей, кто же еще? Уж не гоим, это точно. Слышал, правда, что и у них есть свои демоны, но никогда сам их не видел. Да не очень-то и хочу, если честно. Иаков Исайе не товарищ.

Я сюда из Люблина приехал. Тишевиц — Богом забытая деревенька, тут бы даже и Адам высморкаться не остановился. Она такая маленькая, что когда сюда въезжает телега, то лошадь уже на рыночной площади, а задние колеса все еще за околицей. Грязь тут круглый год: с Суккота до Тиша-бэ-Ава. Козлам даже не нужно бороды задирать, чтобы солому с крыш стаскивать. Курицы яйца прямо посреди дороги высиживают. Птицы гнезда в женских чепцах вьют. А чтобы миньян составить, в синагогу козла тащат — без него десять ученых мужчин никак не набирается.

Только не спрашивайте, как я попал в эту самую маленькую буковку самого маленького на свете молитвенника. Когда Асмодей говорит надо, значит, надо. До Замосцья дорога еще известна, а вот дальше — иди, куда хочешь. Хорошо, помогли мне, сказали, что на тишевицком доме учения флюгер есть, а на флюгере том (на самом гребешке железного петуха) ворона сидит. Когда-то давным-давно флюгер этот даже повернулся на ветру, но с тех пор прошли уже долгие годы, а он так больше и не шевелился — ни в грозу, ни в бурю. В Тишевице даже железный петух — и тот помер. Говорю это все в настоящем времени потому, что для меня время давно уже остановилось. Прибыл я. Огляделся. Наших — ни следа. На кладбище пусто. Нужника нет. Пошел в ритуальные бани — и там ни звука. Сел на самую верхнюю лавку, сижу, смотрю на камни, которые каждую пятницу для пара окатывают, и удивляюсь. Зачем я здесь? Если тут так демонов не хватает — так неужели же из Замосцья никого не могли прислать? Обязательно из Люблина гнать? Снаружи солнце светит — летнее солнцестояние скоро, а внутри хорошо: мрачно, холодно.

Надо мною паутина висит: паук сидит, лапками сучит, вроде тянет нитку, а вроде и нет. «Что же ты тут ешь? — думаю я про себя. — Себя самого, что ли?» И вдруг слышу в ответ распевным таким голоском, талмудическим:

— И лев не насытится маленьким куском, и колодец не заполнится песком, в нем оседающим.

Наш человек!

— Вот оно как! — говорю. — Что же это ты пауком прикинулся?

— Так я уже и червяком, и мухой, и лягушкой был, — отвечает. — Лет двести тут сижу, и все без дела. Не то что некоторые — куда хотят, туда и летят.

— Так тут что, и грешников нет?

— Почему — нет, есть. Но какие! Мелкие людишки — мелкие грешки. Сегодня позавидует новой метле соседа, а завтра уже горох в обувь себе сыплет и постится — раскаивается. С тех пор как Авраам Залман себя Мессией объявил, кровь у них в жилах совсем застыла. Будь я Сатаной, ни за что не прислал бы сюда такого почтенного демона.

— Да ему-то самому до этого всего…