Вычислитель (тетралогия) - Александр Николаевич Громов

она полетела сопровождать и показывать. Командир группы прикрытия все допытывался, не осталось ли в горах живых многоножек, и, не удовлетворившись ответом, приказал бравым коммандос быть готовыми к бою. На месте те мигом обеспечили охрану периметра.

От кого? Все уже, все. Многоножки передохли, ничего страшного уже не будет… но откуда высокому начальству об этом знать? От подчиненной, которая не смогла выполнить задание?

– Неважная работа, капитан, – морща капризный рот, изволил проронить Стиннес, осмотрев завал в ущелье. – Значит, он там?

– Так точно, там, – подтвердила Юлия.

– Вы сами видели, как он погиб?

– Нет, но видели многие, я опросила каждого. Он сам завалил на себя скалу.

– Героическая смерть, – с иронией произнес Постиго.

– Да! – выпалила вдруг Юлия, хотя минуту назад сама от себя этого не ожидала. – Именно героическая! Он…

Она хотела добавить, что именно Эрвин Канн спас население этой планеты, – и не сказала ни слова, поняв, что никого из визитеров это не интересует.

– Остыньте, капитан! – буркнул Стиннес и с сомнением обратился к заму: – Ваше мнение?

– Могу только сказать, что героическая смерть мало соответствует известному нам образу Эрвина Канна, – неспешно, как бы жуя слова, проговорил Постиго. – Однако следует принять во внимание два обстоятельства: во-первых, психологический портрет мог устареть, а во-вторых, могла иметь место ситуация, когда он сознательно искал смерти. В то, что он случайно загнал себя в безвыходную ситуацию, я не верю. Допускаю, что негодяй был болен, смертельно болен, знал это и предпочел славную смерть смерти жалкой.

Стиннес кивнул.

– А вы что скажете, капитан?

– Согласна! – выдохнула Юлия. Она была не вполне согласна, но чего уж теперь! Вычислитель мертв, он не предстанет перед судом, она провалила задание, и по возвращении на Терру ее не ждет ничего хорошего. Может, и не накажут, но и карьерных перспектив уже не просматривается. Эрвин был прав: задвинут. Перебор бумажек… Квартирные кражи…

– Будем разбирать этот хаос? – спросил Стиннес, брезгливым щелчком сбивая пылинку с лацкана.

Постиго покачал головой.

– С нашими средствами тут работы суток на десять, а вызывать корабль с горной техникой – стоит ли? Думаю, можно признать смерть Канна свершившимся фактом.

Он не добавил «наконец-то», хотя это, несомненно, подразумевалось. Стиннес даже просветлел лицом. Незачем торчать на этой убогой планете целых десять дней, а дело – закрыть и в архив. Давно пора.

Вернулись к корвету. Махина, возвышающаяся в центре долины и придавившая край только что засеянного ячменного поля, приковывала всеобщее внимание. Охранение из отборных десантников несло службу, не подпуская аборигенов. Те проявляли любопытство, и было отчего: никогда еще корабль таких размеров не опускался на поверхность Лусии. Телескопическая лапа опоры, угодившая на поле, ушла в грунт на человеческий рост. Казалось, что веселенькие облачка, проплывающие над долиной, вот-вот заденут носовую надстройку корвета. Что по сравнению с такой громадиной низкорослые пузатенькие грузовозы унианских торговцев! Карлики. Блохи.

А ведь это всего лишь корвет. Тот, кто не вовсе лишен фантазии, поневоле задумается: каковы же крейсера и линкоры Лиги?

Конечно, явление корвета произвело фурор. Строители, лесорубы, огородники, даже пастухи – все бросили работу и сбегались к колоссальному чуду. Андрей тоже был тут и даже не рычал на лодырей, а улыбался во весь рот. В один миг собралась толпа. Каждому хотелось подойти поближе, прикоснуться к слишком долго ожидаемому небесному гостю, погладить его обшивку заскорузлыми пальцами, как самое дорогое, что есть на свете. Матери поднимали на руки детей. Смотрите, вот оно! К нам наконец-то прилетели, нас не бросили, о нас не забыли, нам помогут, теперь все будет хорошо…

И вдруг раздался выстрел в воздух.

– Не приближаться! Запрещено! Отойди назад!

Кто-то из особо нетерпеливых проник за оцепление. Его вышвырнули наружу, как котенка. Толпа заволновалась. Вернувшаяся к кораблю группа прикрытия по команде офицера разделилась надвое: половина усилила собой оцепление, а вторая половина обеспечила ближнюю охрану начальника Интерпола. Оружие было наведено на толпу.

Протолкавшись вперед и разумно держась за оцеплением, Андрей поднял руку, привлекая внимание Юлии. Он что-то кричал, но в общем шуме не было слышно что.

– Прошу пропустить вон того мужчину, – почти прокричала Юлия на ухо Стиннесу. – Это менеджер Лусии.

– Кто? – Его превосходительство поднес ладонь к уху.

– Правитель этого народа! – крикнула Юлия.

– А! – отозвался Стиннес. – Я думал, он просто босяк, как все эти оборванцы, – указал он на толпу. – Вам тоже следовало бы принять приличный вид, капитан.

Еще бы! Юлия почувствовала, что краска заливает ее лицо, но краска не стыда, а гнева. Да кто он такой, этот индюк заезжий, чтобы разговаривать через губу с этим народом? Разве он вынес то, что вынесли мы? Окажись он здесь единственно своей персоной, без охраны и обслуги, – небось дал бы дуба еще до Южного кряжа. Это Андрей Илюхин – босяк?

Это она – оборванка, мало чем отличающаяся от аборигенов?

Пусть так!

Два дня назад прошел сильный ливень, теплая вода низвергалась с небес водопадом, и голопузая ребятня бегала под разверзшимися небесными хлябями с веселыми криками и визгами, а потом с наслаждением сохла на солнышке. Взрослым тоже понравилось. Отмывшись, Юлия не особенно колебалась перед тем, как после заката зайти в хижину Андрея, ту самую, что была наскоро сколочена для Эрвина и из которой менеджер нипочем не желал перебраться в более приличный дом, пока кровом не обеспечена последняя семья. Они любили друг друга и потом спали обнявшись, снова любили и снова спали. Минувшей ночью повторилось то же самое.

Юлия постепенно привыкала жить по-лусиански на новый даже для лусиан лад. Раздражало отсутствие колоссального количества полезных мелочей, но с каждым прожитым в долине днем раздражение мало-помалу испарялось, как кусок сухого льда. Она думала о том, о чем настрого запретила себе думать четыре года назад. Ее сын – как он там, на Терре? На кого стал похож? Как говорит, как бегает, долго ли ревет, рассадив коленку? У него другие родители, которых он зовет мамой и папой, и более чем вероятно, что он знать не знает, что его настоящая мать – не эта, а другая. Беглянка, сбежавшая от материнства в карьеру. Отступница. Предательница. Лучше бы ему и не знать. Но если бы можно было отправиться в прошлое, чтобы изменить одно-единственное решение…

Но тогда она не оказалась бы здесь!