Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков - Андрей Болотов

Сим отбоярил я моего господина адъютанта: он пошел от меня, как несолоно хлебав, а я, проводив его и смотря вслед, сам себе говорил: "Ступай-ка, брат, ступай! да и впредь не подвертывайся к нам с такими делами. Мы с ума еще не сходили, чтоб самовольно нам такой вздор делать".

Совсем тем последние его слова привели меня в великое смущение. "Чего доброго! думал я сам в себе, чтоб не затеял он еще вправду сего сделать. Полковник в полку, ведь как чорт в болоте, власть его велика. Как пришлет команду и велит насильно взять и увесть, так что ты с ним изволишь делать, не караул кричать станешь и хоть не хочешь, а пойдешь. Не узнает о том и генерал наш, а нужно ему только из города меня выпроводить, а там и прости прощай! когда-то что будет, а я при полку, да при полку". Сим и подобным сему образом рассуждал я сам с собою и с людьми своими во весь тот вечер, и как сии не менее моего озабочивались мыслями, узнав о всем происходившем, то и еще более в смущение меня привели, вложив мне в мысли, что ежели вздумает сие полковник, то не сделал бы того в самую ночь ту и не велел бы меня тайком из города выпроводить. Да, говорил я, чего доброго; однако не думаю я, чтоб он похотел такое дурачестию сделать и за меня с генералом поссориться". — То так, отвечал мне мой Яков: — однако и поручиться за него никому не можно; говорят, сударь, что человек он весьма отважный и нам не худо бы на ночь хорошенько позапереться и ежели придут, то никак неотворять дверей; пускай же делают гвалт и выломают силою. — "Врешь, дурак, сказал я ему:- запереться пожалуй можно, но испустить будет никак нельзя, а лучше постараться каким-нибудь образом дать тогда скорее знать о том секретарю нашему Чонжину". — "И быть так, сказал мои Яков: — молчите ж, сударь, ежели что будет, то я тотчас к нему брызну и скажу, а где он стоит, я знаю. Это в самом деле будет лучше".

Уговорившись сим образом и ложась спать, заперлись мы в самом деле накрепко, чтоб не можно было к нам никак войтить с улицы, и препроводили ночь в беспрерывной опасности, чтоб нас не потревожили. Я того и смотрел, что придут либо звать меня к полковнику, либо совсем принуждать в тот момент выезжать из города. Однако, опасение мое было напрасно. Ночь прошла благополучно и мы не слыхали никакого шума, а не успел настать день, как я, ни минуты не медля, побежал в канцелярию и не прежде успокоился духом, как пришед в оную; ибо там почитал себя уже в совершенной безопасности и сам себе говорил: "Ну! теперь пускай приходят и берут меня отсюда". Однако, видно, что полковнику нашему не захотелось делать такого дурачества, ибо он с того времени оставил меня с покоем и вышед в тот день с полком своим из города, не присылая ко мне более никого.

Нельзя довольно изобразить, с каким удовольствием смотрел я тогда из замка своего на отходящее сие войско и как ждал не дождался, чтоб оно скорее вышло. Мне хотя и досадно было, что помянутый случай помешал мне распрощаться со всеми моими друзьями и товарищами, идущими в поход и воевать против неприятеля, однако я собственную свою безопасность предпочел сему удовольствию, и пожелал им заочно счастливого пути и благополучного возвращения, а сам радовался тому, что остался на месте и с покоем. Однако опасение мое и по отшествии полка было так велико, что я не прежде на квартиру возвратился, как уже ночью.

Сим образом остался я тогда в Кёнигсберге и был хотя из полку своего не исключен, но сделался уже прямо от него отлучным. Что воспоследовало со мною далее, о том услышите вы впредь, а теперь дозвольте мне на сем месте остановиться и окончить мое письмо, сказав вам, что я есмь ваш и прочая.

ПОКУПКА КНИГ

ПИСЬМО 68-е

Любезный приятель! Оставшись преждеупомянутым образом в Кенигсберге и отлучившись через то уже существеннее от полку и ласкаясь надеждою, что и впредь к оному нескоро отпущен буду, начал я уже помышлять о расположении жизни моей сообразно с тогдашними моими обстоятельствами. Мое первое старание было о том, чтоб мне сжить с рук своих лошадей. Как они мне уже совсем были не надобны и я ими никогда не пользовался, то не хотелось мне кормить их по-пустому и тратить на то множество денег. До сего времени содержание их ничего не стоило: ходили они вместе с прочими в полковом табуне, и мне не было до них нужды. Но как полк ушел и между тем наступила уже осень, то мне девать их было уже некуда, и я должен был содержать их на квартире и покупать на них дорогой в тамошних местах корм. Сие наскучило мне очень скоро, и потому положил я лучше их продать и получаемые на них двойные тогда рационные деньги[189] употреблять на лучшее и со склонностями моими сообразнейшее дело. Сие я и учинил вскоре после отшествия полку и вырученные на них деньги сохранил, дабы, в случае востребования меня в полк, можно было на них купить новых.

По сокращении сей стороны моих расходов уменьшил я вскоре после того оные и еще одним обстоятельством. Слуга мой Яков предложил мне, чтоб постарался я о том, чтоб не отняли у меня той другой квартиры, которая отведена мне была для лошадей моих; ибо как в той, где я стоял, не было никакого двора, где б я мог поместить свою повозку и лошадей, то имел я другую, худшую, где жил сей слуга с лошадьми моими. Я удивился предложению его и спрашивал, на что б она была нам надобна?

— А вот на что, сударь, — сказал он. — Уже за несколько времени получил я охоту промышлять меною лошадей. Я покупаю их у приезжающих сюда наших русских извощиков дешевою ценою и потом либо промениваю, либо продаю их здешним прусским мужикам и на том получаю иногда изрядный барышок. Итак, когда б у нас квартира другая по-прежнему осталась, то мог бы я, стоючи на ней, продолжать мой промысел, а притом и чеботарничать[190] на свободе; а вам бы то от того была бы выгода, что вам не для чего б было терять деньги на пропитание и содержание меня, но я мог бы уже сам себя кормить и одевать.

— Это очень хорошо, мой друг, — сказал я, — и квартиру за собою удержать мне ничего не стоит.

И в самом деле, мне стоило только сказать о том одно слово нашему плац-майору, как дело было и кончено, и с того времени слуга мой жил беспрестанно уже на сей другой квартире и отчасти сапожническим своим рукомеслом, отчасти вышеупомянутым лошадиным промыслом не только сам себя кормил и одевал, но накопил себе довольно денег, которые самому мне пригодились после весьма кстати, как о том упомяну я впредь в своем месте. Что же касается до другого моего слуги, то сей жил на моей квартире и кормился получаемым на денщика мне следуемым провиантом. Итак, содержание обоих моих слуг с того времени мне ничего не стоило.