Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

Верша справедливость, кинжал Му Яньли был по-прежнему глубоко погружен в его плоть.

Мо Жань понимал, что его духовное начало так густо измазано нечистотами непростительных грехов и преступлений, что его нельзя простить. Небеса долго колебались, но, в конце концов, вынесли свой приговор.

Однако в этот момент ему вдруг стало немного грустно.

Ему ведь так хотелось, чтобы у него была мама, учитель, младший брат, дядя и тетя. Он просто хотел иметь дом и семью. Впрочем, вероятно, он правда слишком жадный и хочет слишком много.

Поэтому под конец у него ничего не осталось.

Благосклонность судьбы и небольшая передышка, что подарила ему столько счастья и нежности, все это было ненастоящим, как вода в корзине или песок в ладони.

Он отдал все, что у него было, чтобы возместить нанесенный когда-то ущерб, но ничего не получил.

И вот у длинной реки человеческой жизни, сжимая в руках свою крохотную мокрую корзинку, он присел на корточки. Теперь, когда его корзинка пуста, он в оцепенении бездумно вглядывался в бурное течение, и время утекало как вода.

На самом деле с самого начала у него была только эта маленькая порванная плетеная корзинка, которую он держал.

И мечта, что, попав к нему в корзину, обречена на разрушение.

Глава 276. Цитадель Тяньинь. Я пожертвую собой[276.1] ради тебя

На месте казни царила торжественная атмосфера. Все новые осколки духовного ядра Мо Жаня вынимались, а иногда и просто вырезались из его груди.

Кусок за куском.

Твердо и упорно он терпел эту жестокую пытку. Расплачиваться за свои грехи — одно дело, но показывать слабость — совсем другое. Он был непоколебим, как скала, не желая кричать от боли перед Му Яньли.

Его страдания были подобны бескрайнему морю, которое то поднимало его на своих волнах, то бросало на самое дно невыносимой боли.

Вдруг он услышал голос, взорвавшийся внутри его черепа раскатистым ударом весеннего грома.

— Мо Жань!

Не может быть. Разве это возможно?

Как это мог быть он…

Наверняка от слишком сильной боли его разум помутился, а сердце породило эту прекрасную иллюзию.

— Мо Жань!

Вокруг поднялась суматоха, казалось, кто-то громко кричит, а потом поднялся сильный ветер, и рука Му Яньли опустилась.

Отчаянно дрожа, Мо Жань из последних сил поднял голову, пытаясь посмотреть вверх…

И увидел как его бог верхом на драконе стремительно спускается с небес.

Когда он оказался достаточно близко, чтобы можно было разглядеть черты лица, до поры скрытого рогами дракона, сердце Мо Жаня сжалось от боли, которая была куда мучительнее, чем страдание от пронзившего его плоть ножа.

Он увидел, что его бог плачет, Чу Ваньнин… он рыдал!

— Учи… тель…

Из раны на груди хлынула кровь. Когда, собрав последние силы, Мо Жань поднялся на ноги, цепь на сдерживающем кольце зазвенела, словно рассыпанная по каменной брусчатке яшма.

За мгновение до того, как Чу Ваньнин приземлился перед установленным вокруг помоста для наказаний магическим барьером, огромный светоносный дракон Чжу превратился в ослепительное золотое сияние и вернулся в амулет призыва.

— Юйхэн!

— Учитель!

— Старейшина Юйхэн!

Все, кто сидел на трибуне Пика Сышэн, вскочили на ноги. Один за другим пораженные люди из других духовных школ начали подниматься со своих мест, и даже простолюдины в растерянности спрашивали друг у друга:

— Так это и есть тот самый уважаемый Бессмертный Бэйдоу, о котором все говорят?

— Это отец-наставник Мо Жаня!

— Но разве он не сказал, что их отношения полностью разорваны?

Глаза Чу Ваньнина и без того были красными от подступивших слез, но стоило ему увидеть серебряный поднос с окровавленными осколками духовного ядра, он совсем сломался.

Его горло мучительно пересохло. Когда он попытался заговорить, голос подвел его, дыхание перехватило.

— Вы… не можете поступить с ним так...

Со всех сторон зашумели и загалдели.

— Что он такое говорит?

— Он с ума сошел? Мо Жань ведь потерявший человеческий облик убийца!

Каждое слово вонзалось в сердце Чу Ваньнина, словно острый нож, каждый упрек, словно шило, пронзал его грудь. Было невыносимо больно.

Чу Ваньнин смотрел во влажные черные глаза человека, отделенного от него магическим барьером Цитадели Тяньинь. Молча он смотрел на своего мужчину, чье сердце было безжалостно вскрыто, а духовное ядро полностью уничтожено.

Мужчину, который и сам не знал, что обвинен несправедливо, несмотря на то, что тысячи людей тычут в него пальцем и винят его во всех смертных грехах.

Так нелепо и глупо.

Губы Чу Ваньнина едва заметно шевельнулись и задрожали вместе со всем телом.

Его рука коснулась прозрачного магического барьера Цитадели Тяньинь:

— Решение суда ошибочно… приговор ошибочен… — задыхаясь от поступивших к горлу рыданий, сказал он.

«Не нужно вонзать в него кинжал, вонзите его в меня. Вонзите в меня…»

Всем известно, как безжалостен Тасянь-Цзюнь и как безнравственен Мо Вэйюй.

В прошлой жизни каждый обличал и ругал его в надежде увидеть, как он сгинет.

В этой жизни, не зная покоя ни днем, ни ночью, он так и не смог сбежать от раскаяния и осуждения в своем сердце.

Но кто может знать всю правду?

Му Яньли, похоже, оправилась от первоначального шока и снова подняла кинжал, с острия которого, капля за каплей, продолжала стекать кровь.

— Не смотри, — прошептал Мо Жань.

С чавкающим звуком кинжал снова вошел в его сердце. Хлынула кровь.

Зрачки Чу Ваньнина сузились, а потом в тишине раздался его хриплый крик, который, казалось, мог пробить небо и разорвать облака:

— Не-е-ет!

В следующий миг вспыхнул ослепительный золотой свет и поднялся сильный ветер.

Тяньвэнь мгновенно откликнулась на его зов. Взметнулась золотая плеть, и несколько десятков лучших заклинателей Цитадели Тяньинь, что все это время поддерживали магический барьер, не выдержав, упали на колени, харкая кровью. В тот же миг преграда исчезла. Окруженный ослепительным сиянием, исходящим от грозно сыпавшего искрами непревзойденного божественного оружия у него в руках, Чу Ваньнин устремился к центру платформы для наказаний.

— Кто-то собирается отбить осужденного!

— Чу Ваньнин хочет освободить заключенного!

Му Яньли тотчас же собрала осколки духовного ядра с подноса и сунула их в свой мешок цянькунь. Повернув голову к стражникам, она сурово приказала:

— Задержать его!

— Слушаемся, глава Цитадели!

Когда волна одетых в золотые одежды воинов Цитадели Тяньинь сошлась с бушующим духовным потоком Чу