Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

— Н-нет, не замечал…

— А знаешь почему? Да потому что этой критики нет. Ее нет! Все, что бы мы не делали, получается на все сто. Мы идеальны и безупречны!

Филипп глубоко вздохнул, потер глаза ладонями, прочесал пальцами волосы и сцепил пальцы в замок на затылке.

— Ты лучше всех нас знаешь, насколько важна обратная связь. Критика от человека, который разбирается в деле, очень нужна, а о нас никто не говорит ничего, кроме похвалы. Но так же не бывает!

— Вот ты сам сказал: «от человека, который разбирается в деле». А может быть у нас в обществе не осталось тех, кто разбирается в этом деле? Не может быть такого, нет?

Марк Эго, нащупав хилую соломинку, за которую можно было бы ухватиться и повиснуть хотя бы ненадолго, пытался аргументировать свою точку зрения. Не то, чтобы она сама по себе была важна для него — он боялся позволить другу сорваться, ведь тот сейчас также висел над пропастью, ухватившись за свою соломинку.

— Сама Маргарита Рихтер высказалась о вас. Еще тот другой… не помню имени, ты мне о нем рассказывал…

— Да, я тоже не помню сейчас…

— Вот, и он заметил, и дал вам такую оценку, которой ты всегда можешь гордиться. Причем он сделал это так…

— Артур Новак.

— Что? А, точно — Артур Новак. Вот, этого тебе мало? Я понимаю, что до перехода под крыло компании и после — два разных этапа, — не дав открывшему было рот Филиппу ответить, продолжил свое наступление Марк Эго. — Сейчас тебе просто хочется, чтобы о тебе говорили. Да, ты хочешь услышать критику, конструктивную критику, но в первую очередь тебе ведь хочется просто внимания. Если бы ты знал, что у вас все действительно хорошо, и вы… — честное слово, я искренне говорю сейчас, Филипп! — и вы действительно заслужили эту похвалу своим трудом, своей работой, своими бессонными ночами, разве бы ты стал отвергать эту сердечную похвалу? Ну разве бы ты ее не принял как справедливую оценку? Заниматься своим любимым делом и получать за это достойное вознаграждение — разве это не счастье?

— Счастье мимолетно. Счастье ты ощущаешь в мгновении. Даже когда ты осознаешь это мгновение, оно уже пролетело. Это как свет звезды, который доходит до нас в то время, когда самой звезды уже нет и в помине. Это как когда кто-то машет тебе рукой, а ты замечаешь его лишь когда рука уже начала опускаться. Ты не можешь пребывать счастливым длительное время. Его надо успеть предвидеть, и если это получается — насладиться тем самым мгновением. Редкая фотография может запечатлеть такой кадр, а ведь он есть. Они есть, эти кадры. Представь, что будет, если собрать большое множество таких вот фотографий счастливых людей и вклеить в один большой альбом… Ну, представил?

Марк Эго не сразу почувствовал, что Филипп обращался к нему с вопросом. Настала его очередь уставиться в бесконечность, но вопрос друга вернул его в реальность.

— Прости, что представить?

— Что получится, если собрать огромное множество фотографий счастливых людей и вклеить в один большой альбом?

— Альбом, который будет всегда хотеться смотреть.

— Да.

— Постоянно смотреть. Бесконечно… — Марк Эго даже немного испугался своего открытия.

— Да, Марк, да! Это — прекрасная модель бесконечности! Из таких вот мгновений и собирается вечность, правда она почему-то очень скоро своей статикой, своим положительным постоянством начинает напоминать смерть. Счастье же всегда происходит здесь и всегда — сейчас. Его нельзя измерить, взвесить, оценить, объяснить. Кто-то счастлив от простого созерцания рождения бабочки, или же от понимания своей ничтожности, когда смотрит на фотографию какой-нибудь космической туманности, а кто-то всю жизнь будет считать себя несчастным, продолжая скупать дома, земли, строя или разрушая города. Большинство же просто не могут понять, что для них в этой жизни действительно ценно. Для таких главное быть рядом с теми, кто велик, знаменит, при деньгах, кто обладает чем-то уникальным. Такие не только плохого не замечают, но и хорошее не могут выделить, и вот о них я думаю, когда сетую на отсутствие критики. Настоящих профессионалов может и не быть, но сами-то люди почему не хотят думать? Риторический вопрос, конечно же, но мозги у большинства давно уже скисли.

Филипп постепенно стал спускаться с облаков, в которые вознесся, говоря о своем понимании счастья. Сейчас он говорил об иных свойствах человеческой души.

— Нас либо чрезмерно хвалят, либо о нас не говорят вообще. Как о мертвых, хотя полностью это известное высказывание звучит так: «О мертвых либо говорят хорошо, либо не говорят ничего, кроме правды». Правда же в том, что в нашу раскрутку вмешалась компания, поэтому и не слышно никакой критики. Мне на глаза не попадаются даже эти двусмысленные статейки с религиозными колкостями. О каком прогрессе может идти речь, если не будет критики? Артисты пусть принимают ее или не принимают — это их дело, но быть-то она должна!

— Не думаю, что ты мог об этом не знать, — решил высказать свою точку зрения по этому вопросу Марк Эго, — но в театральной среде не принято открыто критиковать.

— Так меня и закрыто ведь не критикуют! — возразил Филипп. Потом разве я говорю о критике именно в театральной среде? Меня интересует мнение людей… — Филипп вдруг запнулся.

— Серьезно? — Марк Эго ухватился за вторую соломинку. — Тебя интересует мнение тех, кто никогда не сможет понять, что такое счастье? Мнение именитых критиков ты уже слышал. Мнение друзей также не является для тебя секретом. Ты знаешь мотивы своих продюсеров, и ты видишь, как реагирует на твою работу зритель. Чего тебе еще надо?

Филипп задумался. Почувствовав, что эта беседа его утомила, он понизил голос и неторопливо выговорил ответ, который можно было и не озвучивать.

— Наверное, мне хочется сломать эту систему, в которой у каждого режиссера есть свой критик; систему, в которой не принято говорить то,