Вооружен и очень удачлив - Людмила Горбенко

— Эй! — возмутилась чертовка, неловко взмахивая тюбиком помады. — Что за виражи? Я зеркальце потеряла! Где же оно? Вот это подлость! Ну Пя-а-атый…

Что со мной сделают сразу по возвращении, я не услышал, ухо заложило. Убедившись, что я не реагирую на страшные угрозы, Вторая скривила мордочку в гримасе разочарования, закрыла свой очаровательный ротик и треснула меня кулаком по колену.

Нога, как и положено, «выстрелила», в ухе что-то противно пискнуло, и я обнаружил, что ушиб копыто, но зато снова могу воспринимать звуки. Задремавший под крики напарницы Третий уютно сопел сзади в лимузинном кресле. В багажном отсеке тарахтело барахло. Домой…

Первые мягкие снежинки пролетали мимо, кружась, склеиваясь в хлопья и стремясь быстрей упасть на землю. Сквозь мерный гул двигателя снизу пробивался еле слышный шелестящий звук.

Загостившаяся осень тоже спешила покинуть древний город Тор, шурша по мостовым подошвами из сухих листьев…

Новая дорога от Тора на прииск. Раннее утро

Лошадка мерно перебирала копытами, выпуская из ноздрей облачка пара. На кочках телега подпрыгивала, и палица колотилась о бок бывшего монаха, а ныне свободного человека.

«Вот и прошел год, можно подвести итоги», — меланхолично думал Нилс. Даже не принимая в расчет материальный прибыток, время в лоне церкви потрачено не зря. Он стал старше, мудрее, терпеливей, опытней. Сейчас бы уже не стал среди бела дня нагло разбавлять пиво в подсобке, что за глупость! Лучше уж ночью, потихоньку. Как умный человек.

— Эх, Варуша-Варуша, — вздохнул Нилс, кутаясь в холстину. — По дому соскучился, сил нет! Как там твой отец и мой родной братишка? Здоров ли?

— А что ему сделается? — лениво зевая, удивилась племянница. — Здоров.

— А мать твоя? — осторожно спросил Нилс.

— Еще здоровее, — уже откровенно клюя носом, откликнулась Варуша. — Двойняшек ждет. Бабка говорит, в этом помете будут мальчишки. Тоска… Щенки, пока маленькие, совершенно неуправляемые. Грызут все подряд.

— Ну да, дети, они такие, — со знанием дела согласился Нилс. — Помню, в бытность свою владеющим силой, лечил я как-то одного младенчика, так он мне все пальцы искусал! А те, что не кусал, обслюнил до невозможности. Брр… даже вспомнить неприятно. Ты чего, Варуша? Смотришь куда? Спи себе!

— Погоди, дядька, — нетерпеливо отмахнулась девушка. — Кажется, поджидают нас. Вон в тех кустах… трое… нет, двое, но один из них очень большой!

— Где? — обернулся Нилс, хватаясь за палицу.

— Поздно, — трагически вздохнула Варуша. — Дорогу стволом перегородили. Останавливай лошадь, пока у телеги колеса целы. Сейчас как пристанет… Или табачку, или до ближайшего поселка подбросить, или огоньку…

Словно получив четкую команду, терновые кусты театрально разошлись. Поджарый мужичонка в кургузых штанах и латаной куртке с закатанными рукавами умело щелкнул кнутом в воздухе и ловко ухватил шарахнувшуюся лошадь под уздцы.

— Тпррру!

— Че надо? — неприветливо осведомилась Варуша, с опаской глядя на длинную цепь с грузиком на конце в руке мужичка и косясь на кусты. Судя по гигантским следам, отпечатавшимся на свежем снегу, в них действительно засел кто-то очень большой. — Табака нету.

— Куда так торопишься, девка? Путника обижать грех… — ласково завел «путник», бросая кнут и многозначительно похлопывая по ножнам на боку. Извлеченная из ножен сабля взыграла на солнце тонким блеском, пуская «зайчиков». Один из солнечных кружочков упал на куст, и ветки опять затрещали. Пред очи путешественников явился тот самый загадочный «второй», что, по предчувствиям Варуши, стоил сразу двоих.

И ведь не обманули предчувствия!

И рост, и стать, и зверская рожа булыжником, и шрамы через лоб и скулу, и тяжелый боевой арбалет, все прямо кричало: сдавайтесь, сопротивление бесполезно. Полюбовавшись явно не голодающим богатырем с размахом плеч не уже приютских ворот, Нилс сглотнул рвущиеся из горла слова протеста и деликатно опустил палицу.

— Кстати, о грехах. У нас пачка отпущений от кардинала на телеге валяется, — насупилась Варуша. — Можем и вам продать одно.

— Продать? Не по-божески это, — укорил мужичонка.

— Ага. А нападать на безобидных людей по-божески? — обиделась девушка.

— Готовы подарить! — вставил Нилс.

— Да кто нападает? Кто нападает? — широко развел руки мужичонка. — Так… подаяния попросить хотели. Отпущений грехов нам не надо, безгрешные мы практически. Денежкой не поможете? Я вижу, у вас на телеге кое-какая поклажа имеется…

— Но т…

— Денег нет! — решительно отрезала племянница, ощутимо заехав родному дядьке острым локтем в печень.

— Лошадку возьмем, — согласился мужичонка.

— Да она еле ноги переставляет! Старая совсем!

— Значит, на холодец возьмем, — покладисто кивнул собеседник. — Эй, девка, ты чего скалишься? Небесной красой меня завлечь хочешь? Рылом не вышла!

— Но-но! — возмутился Нилс, обнимая племянницу, а Варуша горько всхлипнула ему в плечо:

— Не выходит у меня ничего, дядька! Злю себя, злю, и все без толку! Раньше, бывало, брат на ногу наступит, и зубья сами собой вытягиваются. А сейчас… гы-ы-ы… Куда лезешь, мерзавец?!

— Ну уж точно, что не за твои прелести хвататься! — хмыкнул мужичонка, запуская руку под холстину. — О! Да тут денежки! А говорили, нет! Обманывать нехорошо-о-о, нехорошо-о-о! Придется вам за ложь бессовестную заплатить втридорога. Додиль!

Богатырь с готовностью вскинул арбалет и легко, играючи, натянул тугую тетиву безо всякого ворота, голыми ручищами. Варуша ойкнула.

— Да нет! — досадливо поправил хлипкий мужичонка, по всем признакам, лидер бандитской группы. — Не стрелять, болван! Телегу отцепляй! Видишь, девка, какие мы добрые? Лошадь вам оставляем. А могли бы и забрать. С такой справной кобылки холодца бы много получилось! Ну что сидим, словно померли с перепугу? Сползаем с телеги, сползаем. Бодрей, бодрей! Теперь это уже не ваше имущество, а наше. Аккуратно, Додиль! Оглобли не поломай! Тебе еще это все на себе до самой деревни волочь! А ты чего ревешь, дура? На. Держи от щедрот моих денежку, подашь святому Хендрику. Может, хоть он тебе женишка пошлет, а то такая мелкая, бровастая и костлявая, что прямо мороз по коже…

— Думаешь, не возьму? — независимо тряханула косами девушка. — Возьму, не побрезгую! Пусть тебе хоть на одну монету меньше от нашего добра перепадет! И не смей упоминать святое имя своими грязными устами!

— Это вы о ком? — заинтересовался Нилс. — Я год в приюте при церкви околачивался, но ни о каком святом Хендрике и слыхом не слыхал!