Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут Забежкин еще раз прочел объявление и, выпятив грудь горой, с необыкновенной радостью вошел во двор.
3
У помойной ямы стояла коза. Была она безрогая, и вымя у ней висело до земли.
«Жаль, — с грустью подумал Забежкин, — старая коза, дай бог ей здоровья».
Во дворе мальчишки в чижика играли. А у крыльца девка какая?то столовые ножи чистила. И до того она с остервенением чистила, что Забежкин, забыв про козу, остановился в изумлении.
Девка яростно плевала на ножи, изрыгала слюну прямо?таки, втыкала ножи в землю и, втыкая, сама качалась на корточках и хрипела даже.
«Вот дура?то», — подумал Забежкин.
Девка изнемогала.
— Эй, тетушка, — сказал Забежкин громко, — где же это тут комната внаймы сдается?
Но вдруг открылось окно над Забежкиным, и чья?то бабья голова с флюсом, в платке вязаном, выглянула во двор.
— Товарищ, — спросила голова, — вам не ученого или агронома Пампушкина нужно будет?
— Нет, — ответил Забежкин, снимая фуражку, — не имею чести… я насчет, как бы сказать, комнаты, которая внаймы.
— А если ученого агронома Пампушкина, — продолжала голова, — так вы не ждите зря, он нынче принять никак не может, он ученый труд пишет про что?то.
Голова обернулась назад и через минуту снова выглянула.
«Несколько слов в защиту огородных вредителей»…
— Чего–с? — спросил Забежкин.
— А это кто спрашивает? — сказал агроном, сам подходя к окну. — Здравствуйте, товарищ!.. Это, видите ли, статья: «Несколько слов в защиту огородных вредителей»… Да вы поднимитесь наверх.
— Нет, — сказал Забежкин, пугаясь, — я комнату, которая внаймы…
— Комнату? — спросил агроном с явной грустью. — Ну, так вы после комнаты… Да вы не стесняйтесь… Третий номер, ученый агроном Пампушкин… Каждая собака знает…
Забежкин кивнул головой и подошел к девке.
— Тетушка, — спросил Забежкин, — это чья же, например, коза будет?
— Коза?то? — спросила девка. — Коза эта из четвертого номера.
— Из четвертого? — охнул Забежкин. — Да это не там ли, извиняюсь, комната сдается?
— Там, — сказала девка. — Только сдана комната.
— Как же так? — испугался Забежкин. — Не может того быть. Да ты что, опупела, что ли? Как же так — сдана комната, ежели я и время потратил, проезд, хлопоты…
— А не знаю, — ответила девка, — может, и не сдана.
— Ну, то?то — не знаю, дура такая. Не знаешь, так лучше и не говори. Не извращай событий. Ты вот про кур лучше скажи — чьи куры ходят?
— Куры?то? Куры Домны Павловны.
— Это какая же Домна Павловна? Не комнату ли она сдает?
— Сдана комната! — с сердцем сказала девка, в подол собирая ножи.
— Врешь. Ей–богу, врешь. Объявление есть. Ежели бы объявления не было, тогда иное дело, — я бы не сопротивлялся. А тут — объявление. Колом не вышибешь… Заладила сорока Якова: «Сдана, сдана…» Дура такая. Ты лучше скажи: индейский петух — наверное уже не её?
— Её.
— Ай–я-яй! — удивился Забежкин. — Так ведь она же богатая дама?
Девка ничего не ответила, икнула в ладонь и ушла.
Забежкин подошел к козе и пальцем потрогал ей морду.
«Вот, — подумал Забежкин, — ежели сейчас лизнет в руку — счастье: моя коза».
Коза понюхала руку и шершавым тонким языком лизнула Забежкина.
— Ну, ну, дура! — сказал, задыхаясь, Забежкин. — Корку хочешь? Эх, была давеча в кармане корка, да не найду что?то… Вспомнил: съел я ее, Машка. Съел, извиняюсь… Ну, ну, последам…
Забежкин в необыкновенном волнении нашел четвертую квартиру и постучал в зеленую рваную клеенку.
— Вам чего? — спросил кто?то, открывая дверь.
— Комната…
— Сдана комната! — сказал кто?то басом, пытаясь закрыть дверь. Забежкин крепко ее держал руками.
— Позвольте, — сказал Забежкин, пугаясь, — как же так? Позвольте же войти, уважаемый товарищ… Как же так? Я время потратил… Проезд… Объявление ведь…
— Объявление? Иван Кириллыч! Ты что ж это объявление?то не снял?
Тут Забежкин поднял глаза и увидел, что разговаривает он с дамой, и что дама — размеров огромных. И нос у ней никак не меньше забежкинского носа, а корпус такой обильный, что из него смело можно двух Забежкиных выкроить, да еще кой?что останется.
— Сударыня, уважаемая мадам, — сказал Забежкин, снимая фуражку и для чего?то приседая, — мне бы хоть чуланчик какой?нибудь отвратительный, конурку, конуренушку…
— А вы из каких будете? — спросила изрядным басом Домна Павловна.
— Служащий…
— Ну, что ж, — сказала Домна Павловна, вздыхая, — пущай тогда. Есть у меня еще одна комнатушка. Не обижайтесь только — подле кухни…
Тут Домна Павловна по неизвестной причине еще раз грустно вздохнула и повела Забежкина в комнаты.
— Вот, — сказала она, — смотрите. Скажу прямо: дрянь комната. И окно — дрянь. И вид никакой, а в стену. А вот с хорошей комнатой опоздали, батюшка. Сдана хорошая комната. Военному телеграфисту сдана.
— Прекрасная комната! — воскликнул Забежкин. — Мне очень нравятся такие комнаты подле кухни… Разрешите — я и перееду завтра…
— Ну, что ж, — сказала Домна Павловна. — Пущай тогда. Переезжайте.
Забежкин низенько поклонился и вышел. Он подошел к воротам, еще раз, с грустью, прочел объявление, сложил его и спрятал в карман.
«Да–с, — подумал Забежкин, — с трудом, с трудом счастье дается… Вот иные в Америку и в Индию очень просто ездят и комнаты снимают, а тут… Да еще телеграфист… Какой это телеграфист? А ежели, скажем, этот телеграфист да помешает? С трудом, с трудом счастье дается!»
4
Забежкин переехал. Это было утром. Забежкин вкатил тележку во двор, и тотчас все окна в доме открылись, и бабья голова с флюсом, высунувшись из окна на этот раз по пояс, сказала: «Ага!» И ученый агроном Пампушкин, оставив ученую статью «Несколько слов в защиту вредителей», подошел кокну.
И сама Домна Павловна милостиво сошла вниз.
Забежкин развязывал свое добро.
— Подушки! — сказали зрители.
И точно: две подушки, одна розовая с рыжим пятном, другая синенькая в полоску, были отнесены наверх.
— Сапоги! — вскричали все в один голос.
Перед глазами изумленных зрителей предстали четыре пары сапог. Сапоги были новенькие, и сияли они носками, и с каждой пары бантиком свешивались шнурки. И бабья голова с флюсом сказала с уважением: «Ого!» И Домна Павловна милостиво потерла полные свои руки. И сам ученый агроном прищурил свои ученые глаза и велел мальчишкам отойти от тележки, чтобы видней было.
— Книги… — конфузясь, сказал Забежкин, вытаскивая три запыленные книжки.
— Книги?
И ученый агроном счел необходимым спуститься вниз.
— Очень приятно познакомиться с интеллигентным человеком, — сказал агроном, с любопытством рассматривая сапоги. — Это что же, — продолжал он, — это не по ученому ли пайку вы изволили получить сапоги эти?
— Нету, — сказал Забежкин, сияя, — это в некотором роде частное приобретение и, так сказать, движимость. Иные, знаете ли, деньги предпочитают в брильянтах держать… а, извиняюсь, что такое брильянты? Только что блеск да бессмысленная игра огней…
— М–м, — сказал агроном с явным сожалением, — то?то я и смотрю — что такое? — будто бы и не такие давали по ученому. Цвет, что ли, не такой?
— Цвет! — сказал Забежкин в восторге. — Это цвет, наверное, не такой. Такой цвет — раз, два и обчелся…
— Катюшечка! — крикнул агроном голове с флюсом. — Вынеси?ка, голубчик, сапоги, что давеча по ученому пайку получали.
Сожительница агронома вынесла необыкновенных размеров рыжие сапоги. Вместе с сожительницей во двор вышли все жильцы дома. Вышла даже какая?то, очень древнего вида, старушка, думая, что раздают сапоги бесплатно. Вышел и телеграфист, ковыряя в зубах спичкой.
— Вот! — закричал агроном, обильно брызгая в Забежкина слюной. — Вот, милостивый государь, обратите ваше внимание!
Агроном пальцем стучал в подметку, пробовал ее зубами, подбрасывал сапоги вверх, бросал их наземь, — они падали как поленья.
— Необыкновенные сапоги! — орал агроном на Забежкина таким голосом, точно Забежкин вел агронома расстреливать, а тот упирался. — Умоляю вас, взгляните! Нате! Бросайте их на землю, бросайте — я отвечаю!
Забежкин сказал:
— Да. Очень необыкновенные сапоги. Но ежели их на камни бросать, то они могут не выдержать…
— Не выдержат? Эти?то сапоги не выдержат? Да чувствуете ли вы, милостивый государь, какие говорите явные пустяки? Знаете ли, что вы меня даже оскорбляете этим. Не выдержат! — горько усмехнулся агроном, наседая на Забежкина.
— На камни безусловно выдержат, — с апломбом сказал вдруг телеграфист, вылезая вперед, — а что касается… Под тележку, если, например, и тележку накатить враз — нипочем не выдержат.