Брисингр - Кристофер Паолини

Сапфира выгнула свою гибкую шею и посмотрела вверх, на крону дерева, потом мотнула головой и плечами, сбрасывая с себя капли влаги, которые уже успели покрыть ее чешую. Эрагон с криком отскочил, поскольку она обдала его настоящим дождем холодных капель.

«Если кто-то и попытается нанести ущерб дереву Меноа, — задумчиво промолвила Сапфира, — сомневаюсь, что он проживет достаточно долго, чтобы успеть почувствовать сожаления по поводу своего глупого, необдуманного поступка».

Они еще несколько часов бродили по поляне, и Эрагон все надеялся наткнуться на какую-то тайную щель между узловатыми корнями, где и обнаружит выступающий из земли угол сундука, в котором хранится заветный меч.

«Раз уж у Муртага есть Заррок, меч его отца, — думал он, — то и я по праву должен обладать мечом, который Рунона сковала для Брома».

«Ага, и должного цвета, — прибавила Сапфира. — Его дракон, моя тезка, тоже был синим».

Наконец, преисполненный разочарования и отчаяния, Эрагон попытался установить мысленную связь с деревом Меноа, желая объяснить ему, что он здесь ищет, и попросить о помощи. Впрочем, с тем же успехом он мог бы пытаться наладить мысленную связь с ветром или с дождем: могучее дерево никак не реагировало на его присутствие, видимо считая его чем-то вроде неприметного муравьишки, коснувшегося усиками его, дерева, сапог из толстенной коры.

Совсем опечаленные, Эрагон и Сапфира ушли с поляны, когда солнце уже касалось горизонта. Сапфира тут же полетела в самый центр Эллесмеры, ловко спланировала вниз и приземлилась на верхнем этаже того дерева-дома, который эльфы предоставили в их распоряжение. Дом представлял собой несколько шарообразных помещений, расположенных одно над другим в нескольких сотнях футов от земли.

В столовой Эрагона ждал ужин — фрукты, овощи, тушеные бобы и хлеб. Поев немного, он свернулся калачиком под боком у Сапфиры в застеленной одеялами выемке в полу, поскольку предпочитал ее общество приготовленной для него постели. Уснуть он не мог, ощущая невероятную готовность немедленно вскочить и действовать и постоянно слыша все, что творится вокруг. Сапфира, напротив, погрузилась в глубокий сон. А Эрагон все смотрел в небо, следя за движением звезд и любуясь залитым лунным светом лесом, думал о Броме, о своей матери и ее тайной жизни, и лишь ближе к утру провалился в сон, больше похожий на явь, и во сне наконец-то беседовал с обоими своими родителями. Правда, он не слышал, что они говорят, да и его собственный голос звучал весьма глухо, но каким-то образом отчетливо ощущал их любовь и гордость за него. Он прекрасно понимал, что это всего лишь видения, порожденные его душевной тревогой, его воспаленным воображением, но все равно с восторгом воспринимал их ласку и долго еще потом вспоминал и лелеял это драгоценное для него ощущение.

На заре тоненькая служанка-эльф провела Эрагона и Сапфиру по переплетающимся лесным тропкам к владению семьи Валтарос. Пока они шли под сенью высоких сосен, Эрагону пришло в голову, что город выглядит очень пустынным и тихим по сравнению с тем, каким он предстал перед ними в первый раз: им встретилось всего трое эльфов — высокие, изящные, они словно растворились среди деревьев, неслышно ступая по земле.

«Когда эльфы уходят на войну, дома мало кто из них остается», — заметила Сапфира. Эрагон кивнул.

Лорд Фиолр уже ждал их в вестибюле своего дома, где под арочными сводами потолка плавали в воздухе несколько волшебных шаров-светильников. У Фиолра было длинное, вытянутое лицо, довольно жесткое и, пожалуй, с более острыми чертами, чем у большинства эльфов; Эрагону оно напомнило копье с узким наконечником. Он был в зеленых с золотом одеждах; высокий воротник торчком стоял у него сзади, точно шейное оперение какой-то экзотической птицы. В левой руке лорд держал жезл из светлого дерева с вырезанными на нем руническими письменами Лидуэн Кваэдхи. На конце жезла сверкала блестящая жемчужина.

Лорд поклонился им в пояс. Эрагон в ответ сделал то же самое. Затем они обменялись традиционными для эльфов приветствиями, и Эрагон поблагодарил лорда за то, что тот любезно разрешил им взглянуть на меч Тамерлин.

В ответ Фиолр сказал:

— Долго Тамерлин считался самым ценным сокровищем в нашей семье; особенно дорог он моему сердцу. — Знаешь ли ты историю Тамерлина, Губитель Шейдов?

— Нет, — ответил Эрагон.

— Моей подругой была мудрая и прекрасная Наудра, а ее брат, Арва, был Всадником как раз во времена падения ордена. Наудра гостила у него в Илирии, когда на этот город, точно смерч, обрушился Гальбаторикс со своими Проклятыми. Арва храбро сражался, вместе с другими Всадниками обороняя город, но подлый Киаландри из числа Проклятых сумел нанести ему смертельный удар. И когда Арва лежал, умирая, на стенах Илирии, он передал свой меч Тамерлин сестре Наудре, чтобы та могла защитить себя. С Тамерлином в руке Наудра пробилась сквозь ряды Проклятых и сумела вернуться сюда вместе с еще одним Всадником и его драконом, но вскоре после этого она, увы, скончалась от ран, полученных в том страшном бою.

Лорд Фиолр одним пальцем погладил свой жезл, и в ответ жемчужина озарилась мягким светом.

— Тамерлин для меня столь же драгоценен, как воздух, которым я дышу; я скорее расстанусь с жизнью, чем отдам его кому-то. К сожалению, и я, и весь мой род не имеют права носить его. Тамерлин был выкован для Всадника, а мы отнюдь не принадлежим к этому славному ордену. Я хочу дать его тебе на время, Губитель Шейдов, чтобы он помог тебе в битве против Гальбаторикса. Однако меч остается собственностью нашего Дома Валтарос, и ты должен пообещать, что вернешь меч, если я или кто-то из моих наследников потребуем этого.

Эрагон дал слово, и тогда лорд Фиолр подвел их с Сапфирой к длинному полированному столу, выращенному из живого дерева. На одном конце стола стояла резная подставка, а на ней лежал меч Тамерлин и рядом — его ножны.

Клинок был густого зеленого цвета, как и его ножны. Головку рукояти украшал крупный изумруд. Весь прибор меча и ножен был откован из вороненой стали. Перекрестье гарды украшала рельефная чеканка — надпись на языке эльфов, означавшая: «Я — Тамерлин, дарящий вечный сон». По длине клинок был такой же, как Заррок, но шире; острие более закругленное, а рукоять — тяжелее. Это было прекрасное, смертоносное оружие, но Эрагон с первого взгляда понял, что Рунона выковала его для бойца, использующего иные приемы боя, чем он сам, — этот стиль фехтования более полагался на рубящие и секущие удары, нежели более быстрая и более изящная техника боя, которой Эрагона научил Бром.

Как только пальцы Эрагона сомкнулись на рукояти Тамерлина, он понял, что и рукоять эта ему не подходит: она была слишком велика для его ладони. Он с сожалением опустил меч. Нет, Тамерлин не мог стать продолжением его руки, как это было с Зарроком! И тем не менее, несмотря на разочарование, Эрагон все же колебался, прежде чем окончательно отказаться от столь великолепного клинка. Где еще мог он надеяться найти столь же прекрасный меч? Арвиндр, второй меч, о котором упомянул Оромис, находился в другом городе, в сотнях миль отсюда.