История куртизанок - Элизабет Эбботт

Летом общаться им было сложнее, потому что Билл проводил летние месяцы в пригороде, где было не так жарко, и Сесиль там лучше себя чувствовала. Лилиан нередко охватывали приступы ярости, она сомневалась в прочности их с Биллом отношений. Билл утешал ее, говорил, что без нее не сможет жить в прямом смысле слова. До того как они встретились, говорил он ей, он как будто жил чужой жизнью. «Я там, но меня там нет», – постоянно повторял он, имея в виду свой брак. В какой-то момент Лилиан решила проконсультироваться с психиатром, который после нескольких визитов посоветовал ей не заниматься психоанализом. «Не забывайте, что все порядочные люди испытывают чувство вины», – заметил врач.

Доказательством тому служил Билл, который всю жизнь чувствовал себя виноватым, и это постоянно его угнетало. Он все время ставил под вопрос сам факт своего существования. «Кто я такой? – часто спрашивал он себя. – Я действительно там, где я есть?»14 Брак душил его, а работа усугубляла его подавленность; он часто отгонял от себя мысль о самоубийстве. Но с Лилиан он становился романтичным и преданным мужчиной. Их любовь «неизменна», говорил он ей. «Нам нужно прервать нашу любовь в полете и зафиксировать ее навсегда такой, какая она сегодня – как луч чистого света, направленный в бесконечность»15. Он сочинял «священные» обеты верности телом и душой. «Наша любовь живет сама по себе, своей собственной жизнью», – повторял он16.

Лилиан поддерживала вера в силу его любви и преданности. Она смирилась с двойной жизнью любовника, с тем, что Сесиль контролировала его расписание и требовала, чтобы в присутствии Уоллеса и Аллена имя Лилиан не упоминалось. Кроме того, она сама добровольно изменила образ жизни, стремясь приспособиться к его привычкам: поскольку Билл был против курения, алкоголя и быстрой езды, Лилиан бросила курить, отказалась от мартини, а на машине с высокой скоростью ездила только одна.

Родственники и друзья Лилиан и Билла поначалу отрицательно относились к их роману, «прямо в глаза» говорили им, что они неправы, поддерживая такие отношения, однако со временем стали смотреть на их отношения более терпимо, а сами любовники радовались общественному признанию и больше не пытались скрывать свою любовь. Они вместе ходили в рестораны, магазины, на концерты и в театры, гуляли по улицам Нью-Йорка, держась за руки, вместе ездили отдыхать в их зеленом спортивном «триумфе».

«Нью-Йоркер», как общая любовь, их тоже объединял. Несмотря на непрерывность издательского процесса и постоянно связанную с этим напряженность в работе, Билл был абсолютно предан журналу и его «дружеской, доброжелательной, свободной, неформальной, демократичной атмосфере»17. Лилиан, его родственная душа в журнале, полагала, что их любовь «усиливала удовольствие», которое они получали от работы18.

К 1960-м годам у Лилиан появилось стойкое желание завести ребенка, и, несмотря на серьезные последствия материнства вне брака, они с Биллом всерьез рассматривали такую возможность. После оказавшейся необходимой операции по удалению матки, поставившей крест на их мечте, они решили усыновить мальчика. Эрик родился в Норвегии в 1966 г., и Лилиан полетела туда одна, чтобы привезти его в Соединенные Штаты. Билл со слезами на глазах ждал их в аэропорту. Лилиан с радостью вспоминала: «Мы втроем сели в такси, поехали домой и с тех пор все жили счастливо»19.

Она не была матерью-одиночкой: Билл ухаживал за Эриком как заботливый приемный отец, а крестным мальчика стал писатель Дж. Д. Сэлинджер. Хотя Лилиан и Билл были евреями, они крестили Эрика в христианской церкви, как это было бы сделано, если бы мальчик остался в Норвегии. Они повсюду брали сына с собой, включая редакцию «Нью-Йоркера». Лилиан рассказала Эрику все об их жизни с Биллом.

Сожительство Лилиан и Билла имело подобие нормальной жизни, однако у Билла были обязанности перед семьей, в связи с чем он часто оставлял Лилиан с Эриком одних. Иногда, когда он приходил в ее квартиру, Лилиан видела отчаяние в его «увещеваниях, упреках и чувстве вины, которые он приносил с собой из дома»20.

На День благодарения, на Рождество и в Новый год Билл оставался с Сесиль, но перед Рождеством приходил к Лилиан, а в полночь 31 декабря всегда ей звонил. Его уже взрослый сын Аллен и его жена, писательница Джамайка Кинкейд, приглашали Лилиан в гости, включив ее в круг людей, с которыми их семья поддерживала общение.

В 1987 г., когда ему уже исполнилось восемьдесят, Биллу пришлось уйти на пенсию после того, как «Нью-Йоркер» перешел к новым владельцам. Лилиан была до глубины души возмущена тем, как с ним стали обращаться в редакции журнала, и когда Билл попросил ее уйти вместе с ним, с радостью согласилась. (Она вернулась в «Нью-Йоркер» в 1993 г., уже после его смерти.)

Выйдя на пенсию, Лилиан и Билл писали, и Лилиан пыталась ему помочь обрести собственный творческий голос. Но Биллу не нравилось ничего из им написанного: он считал, что хотел создать нечто совершенно другое. Кроме того, Билл редактировал книги для издательства «Фаррар, Страус и Жиру».

В 1992 г. на Пасху Билл заразился вирусной инфекцией и оказался прикованным к постели у себя в спальне в доме Сесиль. Хоть он звонил Лилиан каждое утро, она теперь стала понимать, что значило быть не официальной его женой, а любовницей. Когда он осенью поранился и в течение нескольких дней не мог ей звонить, Лилиан места себе не находила от беспокойства. В конце концов она связалась с Уоллесом, и тот сообщал ей о состоянии здоровья отца. Лилиан не могла присутствовать на праздновании восемьдесят пятого дня рождения Билла, он отметил свой юбилей у себя дома с Сесиль и сыновьями. Девятого декабря Лилиан позвонила по его личному номеру, и впервые за все это время ей ответила Сесиль. «Он скончался, – сказала она Лилиан. – Он умер у меня на руках»21. Напечатанный в «Нью-Йоркере» некролог завершался перечислением скорбящих членов его семьи, в первую очередь Сесиль и их с Биллом детей. Лилиан Росс, любовница, с которой он больше сорока лет поддерживал отношения как с женой, упомянута не была.

Сексуальная революция не оказала на Лилиан Росс большого влияния. Несмотря на ее профессиональные амбиции, она придерживалась традиционных взглядов, на которых основывалось ее восприятие отношений между полами. К 1960-м годам она уже достаточно долго состояла во внебрачной связи с Биллом Шоном, оправдывая ее аморальность тем, что Билл был несчастлив в браке, что он настойчиво повторял ей, что без нее, Лилиан, умрет, и что Сесиль была ему женой лишь по определению. Лилиан тоже считала, что была ему женой, и ей не требовалось новое освобождение для того, чтобы менять жизнь или отстаивать свои права.