Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7 - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
{06243}
глядя на которую почему-то так и хочется потрепать за усы и за бородку а la Napolйon и спросить: "Ну, что новенького, г. сержант?" Шлепая по жидкой грязи и спотыкаясь, Жирков отошел несколько в сторону и крикнул: - Извозчик! Изво-зчик!!! Ответа не последовало. - Ни гласа, ни воздыхания, - проворчал Жирков, возвращаясь ощупью к крыльцу. - Своего извозчика услал, а тут и днем-то извозчиков не найдешь. Ну, положение! Придется до утра ждать! Чёрт подери, корзина промокнет и платье изгадится. Двести рублей стоит... Ну, положение! Раздумывая, куда бы спрятаться с корзиной от дождя, Жирков вспомнил, что на краю дачного поселка у танцевального круга есть будка для музыкантов. - Нешто пойти в будку? - спросил он себя. - Идея! Но дотащу ли я корзину? Громоздкая, проклятая... Сыр и букет можно к чёрту. Он поднял корзину, по тотчас же вспомнил, что, пока он дойдет до будки, корзина успеет промокнуть пять раз. - Ну, задача! - засмеялся он. - Батюшки, вода за шею потекла! Бррр... Промок, озяб, пьян, извозчика нет... недостает только, чтобы муж выскочил на улицу и отколотил меня палкой. Но что же, однако, делать? Нельзя тут до утра стоять, да и к чёрту платье пропадет... Вот что... Я позвоню еще раз и сдам Дуняше вещи, а сам пойду в будку. Жирков осторожно позвонил. Через минуту за дверью послышались шаги и в замочной скважине мелькнул свет. - Кто издесь? - спросил хриплый мужской голос с нерусским акцентом. "Батюшки, должно быть, муж, - подумал Жирков. - Надо соврать что-нибудь..." - Послушайте, - спросил он, - это дача Злючкина? - Чегт возми, никакой Злюшкин издесь нет. Убигайтесь к чегту з вашей Злюшкин! Жирков почему-то сконфузился, виновато кашлянул и отошел от крыльца. Наступив в лужу и набрав в калошу, он сердито плюнул, но тотчас же опять засмеялся. Приключение его с каждою минутою становилось
{06244}
всё курьезнее и курьезнее. Он с особенным удовольствием думал о том, как завтра он будет описывать приятелям и самой Наде свое приключение, как передразнит голос мужа и всхлипыванье калош... Приятели, наверное, будут рвать животы от смеха. "Одно только подло: платье промокнет! - думал он. - Не будь этого платья, я давно бы уже в будке спал". Он сел на корзину, чтобы заслонить ее собою от дождя, но с его промокшей крылатки и со шляпы потекло сильнее, чем с неба. - Тьфу, чтоб тебя чёрт взял! Простояв полчаса на дожде, Жирков вспомнил о своем здоровье. "Этак, чего доброго, горячку схватишь, - подумал он. - Удивительное положение! Нешто еще раз позвонить? А? Честное слово, позвоню... Если муж отворит, то совру что-нибудь и отдам ему платье... Не до утра же мне здесь сидеть! Э, была не была! Звони!" В школьническом задоре, показывая двери и потемкам язык. Жирков дернул за шишечку. Прошла минута в молчании; он еще раз дернул. - Кто издесь? - спросил сердитый голос с акцентом. - Здесь m-me Буазо живет? - спросил почтительно Жирков. - А-а? Какому чегту вам надо? - Модистка m-me Катишь прислала г-же Буазо платье. Извините, что так поздно. Дело в том, что г-жа Буазо просила прислать платье как можно скорее... к утру... Я выехал из города вечером, но... погода отвратительная... едва доехал... Я не... Жирков не договорил, потому что перед ним отворилась дверь и на пороге, при колеблющемся свете лампочки, предстал пред ним m-r Буазо, точно такой же, как и на карточке, с солдатской рожей и с длинными усами; впрочем, на карточке он был изображен франтом, теперь же стоял в одной сорочке. - Я не стал бы вас беспокоить, - продолжал Жирков, - но m-me Буазо просила прислать платье как можно скорее. Я брат m-me Катишь... и... и к тому же погода отвратительная. - Карьошо, - сказал Буазо, угрюмо двигая бровями и принимая корзину. - Блягодарите ваш сестра.
{06245}
Моя жена сегодня до первой час ждала платье. Ей обещал привезти его какой-то мусье. - Также вот потрудитесь передать сыр и букет, которые ваша супруга забыла у m-me Катишь. Буазо принял сыр и букет, понюхал то и другое и, не запирая двери, остановился в ожидательной позе. Он глядел на Жиркова, а Жирков на него. Прошла минута в молчании. Жирков вспомнил своих приятелей, которым будет завтра рассказывать о своем приключении, и ему захотелось в довершение курьеза устроить какую-нибудь штуку посмешнее. Но штука не придумывалась, а француз стоял и ждал, когда он уйдет. - Ужасная погода, - пробормотал Жирков. - Темно, грязно и мокро. Я весь промок. - Да, monsieur, вы завсем мокрый. - И к тому же мой извозчик уехал. Не знаю, куда деваться. Вы были бы очень любезны, если бы позволили мне побыть здесь в сенях, пока пройдет дождь. - A? Bien, monsieur. Вы снимайте калоши и идите сюда. Это ничво, можно. Француз запер дверь и ввел Жиркова в маленькую, очень знакомую залу. В зале было всё по-старому, только на столе стояла бутылка с красным вином и на стульях, поставленных в ряд среди залы, лежал узенький, тощенький матрасик. - Холодно, - сказал Буазо, ставя на стол лампу. - Я только вчера приехал из Париж. Везде карьошо, тепло, а тут в Расея холод и эти кумыри... крамори... les cousins. Проклятый кузаются. Буазо налил полстакана вина, сделал очень сердитое лицо и выпил. - Всю ночь не спал, - сказал он, садясь на матрасик. - Les cousins и какой-то скотин всё звонит, спрашивает Злюшкин. И француз умолк и поник головою, вероятно, в ожидании, когда пройдет дождь. Жирков почел долгом приличия поговорить с ним. - Вы, значит, были в Париже в очень интересное время, - сказал он. - При вас Буланже в отставку вышел.
{06246}
Далее Жирков поговорил про Греви, Деруледа, Зола, и мог убедиться, что эти имена француз слышал от него только впервые. В Париже он знал только несколько торговых фирм и свою tante m-me Blesser и больше никого. Разговор о политике и литературе кончился тем, что Буазо еще раз сделал сердитое лицо, выпил вина и разлегся во всю свою длину на тощеньком матрасике. "Ну, права этого супруга, вероятно, не особенно широки, - думал Жирков. - Чёрт знает что за матрац!" Француз закрыл глаза; пролежав покойно с четверть часа, он вдруг вскочил и тупо, точно ничего не понимая, уставился своими оловянными глазами на гостя, потом сделал сердитое лицо и выпил вина. - Проклятый кумари, - проворчал они, потерев одной шершавой ногой о другую, вышел в соседнюю комнату. Жирков слышал, как он разбудил кого-то и сказал: - Il y lа un monsieur roux, qui t'a apportй une robe. Скоро он вернулся и еще раз приложился к бутылке. - Сейшац жена выйдет, - сказал он, зевая. - Я понимаю, вам деньги нужно? "Час от часу не легче, - думал Жирков. - Прекурьезно! Сейчас выйдет Надежда Осиповна. Конечно, сделаю вид, что не знаю ее". Послышалось шуршание юбок, отворилась слегка дверь, и Жирков увидел знакомую кудрявую головку с заспанными щеками и глазами. - Кто от m-me Катишь? - спросила Надежда Осиповна, но тотчас же, узнав Жиркова, вскрикнула, засмеялась и вошла в залу. - Это ты? - спросила она. - Что это за комедия? Да откуда ты такой грязный? Жирков покраснел, сделал строгие глаза и, решительно не зная, как держать себя, покосился на Буазо. - Ах, понимаю! - догадалась барыня. - Ты, вероятно, Жака испугался? Забыла я предупредить Дуняшу... Вы знакомы? Это мой муж Жак, а это Степан Андреич... Платье привез? Ну, merci, друг... Пойдем же, а то я спать хочу. А ты, Жак, спи... - сказала она мужу. - Ты устал в дороге.
{06247}
Жак удивленно поглядел на Жиркова, пожал плечами и с сердитым лицом направился к бутылке. Жирков тоже пожал плечами и пошел за Надеждой Осиповной. Он глядел на мутное небо, на грязную дорогу и думал: "Грязно! И куда только не заносит нелегкая интеллигентного человека!" И он стал думать о том, что нравственно и что безнравственно, о чистом и нечистом. Как часто случается это с людьми, попавшими в нехорошее место, он вспомнил с тоской о своем рабочем кабинете с бумагами на столе, и его потянуло домой. Он тихо прошел через залу мимо спавшего Жака. Всю дорогу он молчал, старался не думать о Жаке, который почему-то лез ему в голову, и уж не заговаривал с извозчиком. На душе у него было так же нехорошо, как и на желудке.
{06248}
БЕЗЗАКОНИЕ
Совершая свою вечернюю прогулку, коллежский асессор Мигуев остановился около телеграфного столба и глубоко вздохнул. Неделю тому назад на этом самом месте, когда он вечером возвращался с прогулки к себе домой, его догнала бывшая его горничная Агния и сказала со злобой: - Ужо, погоди! Такого тебе рака испеку, что будешь знать, как невинных девушек губить! И младенца тебе подкину, и в суд пойду, и жене твоей объясню... И она потребовала, чтобы он положил в банк на ее имя пять тысяч рублей. Мигуев вспомнил это, вздохнул и еще раз с душевным раскаянием упрекнул себя за минутное увлечение, доставившее ему такую массу хлопот и страданий. Дойдя до своей дачи, Мигуев сел на крылечко отдохнуть. Было ровно десять часов, и из-за облаков выглядывал кусочек луны. На улице и возле дач не было ни души: старые дачники уже ложились спать, а молодые гуляли в роще. Ища в обоих карманах спичку, чтобы закурить папиросу, Мигуев толкнулся локтем обо что-то мягкое; от нечего делать он взглянул под свой правый локоть, и вдруг лицо его перекосило таким ужасом, как будто он увидел возле себя змею. На крылечке, у самой двери, лежал какой-то узел. Что-то продолговатое было завернуто во что-то, судя на ощупь, похожее на стеганое одеяльце. Один конец узла был слегка открыт, и коллежский асессор, сунув в него руку, осязал что-то теплое и влажное. В ужасе вскочил он на ноги и огляделся, как преступник, собирающийся бежать от стражи... - Подкинула-таки! - со злобой процедил он сквозь зубы, сжимая кулаки. - Вот оно лежит... лежит беззаконие! О, господи!