Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

Еще из ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ Владимира Шахурина. Взгляните на список врачей: Спасокукоцкий, Бакулев, Бурденко, Бусалов, Гринштейн, Очкин, Вовси, Арутюнян, Стефаненко, Кочергин…

Знакомый нам, Семен Миронович Вовси «загремит под фанфары» по «делу врачей». А Бакулев Александр Николаевич, чей сынишка будет проходить по «делу волчат», отделается только легким испугом. Почему? Может, потому, что не ездил в составе врачебной делегации в 1941 на дачу к Сталину?

Немного лирики. Вороша «грязное белье» в прошлой жизни молодого Шахурина, вышли на его пребывание в Куйбышеве. Там проживало в эвакуации много детей из московской знати. Несколько слов об их «мытарствах» в чужом краю вдали от родного дома. Сопоставьте два свидетельских показания. Из детских рассказов знакомого нам Сережи Хрущева.

«Вспоминается Павлик Литвинов, он вечно хотел есть и, подкапывая осенью картофельные кусты, лакомился клубнями, когда печеными на костре, а порой и сырыми. Ни до ни после мне не приходилось видеть, чтобы картошку ели сырой».

Роман Терехова, густо насыщен Литвиновыми, поэтому и вставил воспоминание, как пример. Сей отпрыск, тоже, был с задатками молодого барина. Не думаю, чтобы Павлик подкапывал клубни в своем огороде. Вряд ли он знал и о том, как правильно держать лопату в руках? Скорее это были набеги на огороды «черни», которая «досыта лакомилась» дарами природы, не только в виде картошки, но и иными огородными деликатесами.

Второе воспоминание — это одноклассник Володи Шахурина. Время действия то же, и там же.

«Я помню, учитель пришел к нам домой принимать экзамен. Ему предложили стакан чая и пирожное на блюдце. А голод страшный. На всю жизнь я запомнил: учитель чай выпил, а пирожное, как полагается… не доел».

Вполне возможно, что Павлик Литвинов и Сережа Хрущев «помогали окучивать картофель» на огороде, именно этого школьного учителя. Я же говорю, что местные, наедятся дома огородных деликатесов, а потом в гостях на пирожные смотреть не могут, не то, что есть. Такая вот, правда жизни. Почему вспомнилось о пирожных? В день убийства молодого Шахурина домработница Дуся предложила молодому барчуку: «Съешь пирожное. — Лучше вечером съем» (оставшуюся жизнь домработница помнила эти пирожные, сколько они пролежали, как смотрела на них Софья Мироновна)».

Сколько граммов черного хлеба получали сверстники молодой московской знати из простых семей, работая на фабриках и заводах, «приближая нашу Победу, как могли»? Мой родной дядя Вася, двенадцати лет от роду, один из шести своих братьев и сестер, лишившись отца-кормильца зимой 1942 года, встал за слесарные тиски на авиационном заводе, где делали ЯКи. Наверное, старший Шахурин, по нескольку раз в день звонил директору Левину и интересовался, сколько еще самолетов сверх плана могут выпустить труженики тыла для разгрома врага. Может, один из орденов Шахурина полит потом, маленького паренька Васи, из слесарного участка. Ему, чтобы дотянуться до рабочего места, старые рабочие смастерили широкую скамеечку под ноги. Вот так, со скамеечки и начал свою трудовую деятельность мой родной дядя. А моя мама, чуть постарше своего брата, работала в заводской столовой на подхвате у повара. В конце дня, украдкой, получала небольшой бидончик каши на всю семью. Если бы, не подобная выручка сердобольных людей, умерли бы с голоду студеной зимой 1942 года. Как выжили в войну отдельный разговор. А здесь, понимаешь, пирожное оставил на ужин. Мои дяди и тети делили подсолнечные или тыквенные семечки, по счету. Какой разительный контраст и целая пропасть между поколениями.

Вспоминает Шахурина: (За несколько часов до торжества, по случаю дня рождения сына) «Володя попросил разрешения поставить себе в комнату отдельный круглый столик — принес туда вазу фруктов. Еще дала ему коробку конфет, был просто счастлив…».

Недаром говориться, кому война, а кому — мать родна. Софья Мироновна собирала для коллекции фарфор, а старший Шахурин — автомобили. Между прочим, один из восьми, ему подарил Новиков, по-товарищески (или по-родственному?). Когда Алексей Иванович, как говориться, за «все хорошее», угодил в 1946 году на нары в Лубянку, то, как пишет Марк Галлай

«вышел Шахурин из тюрьмы, в которой перенес тяжелый инфаркт, ровно через семь лет… О годах своего заключения Шахурин вспоминал весьма неохотно. Причем не только с таким, в общем, не очень близким ему человеком, каким был я; даже братьям своим сказал: «Что было, то прошло, и нечего на эту тему говорить».

Понятно, что хвалиться нечем. Не будешь же на каждом углу кричать, что сидел в тюрьме. Люди могут не правильно понять. Тем более, если расскажешь правду. И Алексей Иванович выдавил из себя «горькую, как полынь, правду» о своей отсидке. Как же выжил, в «нечеловеческих» условиях советской тюрьмы сталинского периода?

«Меня спасла только вера в партию. Только вера в партию, чистота перед ней, только то, что я, подвергаясь пыткам и оскорблениям, ни один час из этих тяжелых лет не чувствовал себя вне партии, спасло меня».

Вот что значит быть в дружбе (или родстве) с Новиковым. Как только буквы на бумаге не расплылись от обильно пролитых слез, когда писал о себе такое?

Но сохранилось детское воспоминание о тех днях, когда дядя Леша был арестован и «скучал» на Лубянке.

«Он сидел в одной камере с Перецем Маркишем. Делал зарядку. Гулял. Раз в месяц разрешали передачу. Чтобы Алексей Иванович понял, что жена не осталась одна, мы упаковывали в коробку торт, который делали только у Рейзенов, — огромные, в полстола, коржи из песочного теста, пропитанные шоколадным кремом, и сверху, на белый заварной крем брызгали опять шоколадом».

Говорят, что в зрелом возрасте, есть много сладкого, вредно: скажется на здоровье. Видимо, поэтому на Лубянке разрешали передачу раз в месяц. Берегли, видимо здоровье, таких, как Шахурин.

Но вернемся к нашему Константину Уманскому.

Первый этап операции осуществлен удачно. Убрали важных свидетелей. Особенно молодую Уманскую. Теперь папа, если и тявкнет в сторону верхов, да кто ему поверит? Чья дочь рассказывала, и где она теперь? Говорят, что её застрелили в результате несчастной любви? Какая жалость! Кем? Её возлюбленным! А он? Тоже застрелился! Ну, что ж? Пусть уголовный розыск занимается этими Ромео и Джульеттой.

Кстати, и Лев Романович именно на это и напирает. Зачем кричать на весь мир, когда поняли…кто? и за что? Опытный Уманский сразу попытался повернуть события под нужным углом.

Он «вел себя сдержанно, подходил и каждому грозил учительским пальцем: «Только не плакать», и напоминал: не проговоритесь, Раиса Михайловна должна думать, что Нину сбил автомобиль, дочь ударилась виском о камень мостовой».

Засекреченный «генерал НКВД» знал как себя вести. Всем надо показать, а Шахурину особенно, чтобы не догадались, что Уманский в курсе, откуда засквозило. Отсюда и телеграмма с нужным содержанием. Если и покажет Шахурин эту телеграмму кому надо, пусть подумают, что Константин Александрович в неведении о случившемся. Лев Романович, тоже будет дуть в трубу о Ромео и Джульетте. Уманский же не глупым был, по выстрелам вычислил, что «пролетел» с Алексеем Ивановичем. То-то, и Новиков не обозначился на дне рождения Софьи Мироновны. Иначе, с чего бы телеграмма Шахурину? Уманский, вполне, мог и позвонить по телефону? Да, но телефонный разговор не покажешь, в качестве вещественного доказательства «нужным» людям? А телеграмма — документ!

«Утром вылетаю за границу. Передаю привет и крепко жму руку Алексею Ивановичу и Софье Мироновне. О плохом прошу не думать, так как не время этим заниматься. Горе и печаль общая. Супруга моя о свершившемся факте подробностей не знает. Я ей сказал, что дочка шла по лестнице, споткнулась и от сильного сотрясения мозга умерла. В письмах к нам об этом факте прошу не писать. Супруга моя от сильного расстройства находится в плохом состоянии. Уманский».

Не думаю, чтобы Константин Александрович испугался. Вся его жизнь, связанная с разведкой, это хождение по лезвию бритвы. Подумаешь, одной опасностью больше. Жену, Раису Михайловну отодвинул на второй план — «находится в плохом состоянии». Главное — хотел сохранить ей жизнь: «Супруга моя… подробностей не знает». Дает понять той, «вражьей» силе, и напомнить, заодно, Шахурину, что дочь поделилась информацией только с ним.

А Лев Романович ему, действительно, мог подсказать, что надо выждать и оглядеться. Думаю, что Уманский и сам мог подготовить ответную операцию. Связи тоже имелись немалые в НКВД.

Почему же «вражья сила» не «грохнула» Уманского в Союзе? По вышеуказанной причине: очень подозрительно: сразу отец и дочь. Кроме того, вдали от Родины с «генералом НКВД» легче разобраться. Меньше будет любопытных.