Сага о копье: Омнибус. Том II - Маргарет Уэйс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это что, шутка?! — рявкнул гигант. — Если шутка, то она совсем не смешная!
— Нет! — снова завопил кендер не своим голосом. — Оно схватило меня и куда-то тащит!
— Что?!.. Куда?! — встревожился гигант. — Я ничего не вижу в этой проклятой темноте! Где ты, Тас?
— Здесь! Здесь! — заверещал кендер. — Оно держит меня за ноги и хочет разорвать пополам!!!
— Продолжай кричать! — Карамон ринулся вперед, но тут же споткнулся обо что-то в темноте. — Я сейчас!..
Огромный древесный сук вынырнул из мрака и с силой ударил его в грудь, опрокинув на землю и сбив дыхание. Когда Карамон немного отдышался, справа от него вдруг что-то затрещало и заскрипело. Наугад рубанув мечом, гигант откатился в сторону и с трудом встал. Нечто весьма тяжелое обрушилось на землю в том месте, где он только что лежал. Карамон снова замахнулся мечом, но еще один толстый сук хлестанул его сзади по пояснице, и гигант упал лицом вниз на голую землю.
Могучий удар пришелся прямо по почкам, и Карамон застонал от боли.
Несмотря на это, он попытался подняться, но раненое колено отказывалось держать его вес. Он больше не слышал криков кендера — лишь зловещий скрип смыкающихся вокруг деревьев.
Что-то твердое и гибкое обвилось вокруг руки Карамона. Сморщившись, гигант вырвался и отполз подальше, однако крепкие щупальца схватили его за ноги. В отчаянии он ударил по ним мечом, острые деревянные щепки вонзились ему в ногу, однако нападавшему или нападавшим он никакого вреда не причинил.
Сила и крепость столетий чувствовались в массивных ветвях древних деревьев! Магия наделила их способностью мыслить и действовать. Карамон незваным вторгся на земли, которые они охраняли. Теперь деревья собирались убить его; Карамон понял это внутренним чутьем.
Еще один корявый сук крепко обхватил его бедро. Ветки потоньше сплелись вокруг рук, словно проволочные петли. Еще несколько секунд, и они действительно разорвут его на куски…
Издалека донесся хриплый вопль Таса…
Гигант открыл рот и закричал во всю силу легких:
— Я Карамон Маджере, брат мага Рейстлина! Я должен встретиться с Пар-Салианом или с тем, кто ныне является Владыкой Башни!
На мгновение наступила тишина, деревья словно заколебались. Гигант почувствовал, что ветви слегка ослабили свою железную хватку.
— Пар-Салиан, ты здесь? Ты знаешь меня! Я его брат! Я — последняя твоя надежда!
— Карамон? — раздался поблизости дрожащий голосок.
— Тихо, Тас! — прошипел гигант.
Наступившая тишина казалась осязаемо плотной, как и кромешный мрак.
Наконец воин почувствовал, что лес отпускает его. Послышались шорох и скрип, однако на этот раз деревья удалялись. Карамон облегченно вздохнул, чувствуя, как им овладевают слабость и тошнота — последствия пережитого страха.
— Тас, ты цел? — с трудом проговорил он.
— Да, Карамон, — раздался у него за спиной голос кендера. Гигант протянул руку и, нащупав полу Тасовой куртки, притянул его к себе.
Несмотря на то что деревья отступили, у Карамона появилось такое ощущение, будто они продолжают внимательно следить за каждым его движением и прислушиваются к каждому его слову. Гигант медленно убрал меч в ножны.
— Я очень рад, что ты вспомнил про Пар-Салиана и сказал, кто такой, — отдуваясь, пробормотал кендер. — Я как раз думал о том, как мне объяснить.
Флинту, что убило меня на этот раз. Не знаю, можно ли смеяться на Том Свете, однако я почти уверен, что, не будь Флинт мертв, он мог бы лопнуть от смеха…
— Тсс! — слабо шикнул Карамон.
Тас помолчал, потом шепотом осведомился:
— А ты в порядке?
— Да, только дай мне отдышаться. Я потерял свой костыль.
— Он здесь. Я как раз об него споткнулся. — Кендер уполз в темноту, но сразу вернулся, волоча за собой дрын. — Вот он.
Тассельхоф помог Карамону подняться.
— Послушай, — спросил он через минуту, — как ты думаешь, сколько нам понадобится времени, чтобы добраться до Башни? Я…мне очень хочется пить, и, хотя я чувствую себя немного лучше с тех пор, как меня вывернуло наизнанку, в животе у меня как-то щекотно. А иногда там что-то скребет…
— Я не знаю, Тас, — честно признался Карамон. — Я ничего не вижу в темноте, не знаю, куда идти, и не представляю, как можно сделать в этой чаще хотя бы пару шагов и при этом ни на что не налететь и не выколоть себе глаза.
Шорох и поскрипывание вокруг внезапно возобновились, словно штормовой ветер принялся раскачивать огромные сучья, сталкивая их между собой с сухим треском. Карамон напрягся, Тассельхоф тревожно замер — деревья снова смыкаются вокруг них. Путники беспомощно озирались, хотя вокруг по-прежнему не было видно ни зги. Ветки осторожно ощупывали их в темноте, мертвые листья касались волос, нашептывая в уши странные, незнакомые слова. Дрожащая ладонь Карамона сомкнулась на рукоятке меча, хотя он прекрасно понимал, что никакое оружие ему не поможет. Внезапно, когда лес подступил совсем близко, шорох и треск снова прекратились. Вытянув руку, Карамон ощупал крепкие стволы слева и справа от себя. Он чувствовал, как деревья толпятся у него за спиной. Повинуясь внезапно пришедшей ему в голову догадке, гигант вытянул руку перед собой. Впереди никакой преграды не было.
— Держись ближе ко мне, Тас, — приказал он, и кендер на этот раз не стал с ним спорить. Первые же несколько шагов убедили обоих, что они идут по проходу, специально оставленному для них деревьями.
Поначалу кендер и Карамон двигались медленно, боясь запнуться об упавший сук или выступающий из земли корень и следя за тем, чтобы не запутаться в кустах или, чего доброго, не провалиться в какую-нибудь яму. Постепенно, однако, они поняли, что земля под их ногами — ровная и сухая, что никаких препятствий или ловушек здесь нет, равно как нет ни кустов, ни густого подлеска. Они не имели никакого представления о том, куда бредут. Вокруг было все так же темно, однако свернуть с тропы им бы не удалось, даже если б они и захотели. Деревья расступались перед ними и снова смыкались позади.
Жара в лесу стояла совершенно невыносимая. Здесь не было ни ветра, ни дождя, и жажда, позабытая на время за недавним страхом, снова вернулась, чтобы мучить их с удвоенной силой. Карамон, поминутно смахивая пот с глаз, удивлялся, откуда взялась эта странная жара. Казалось, тепло излучали сами стволы волшебных деревьев. Сейчас лес казался куда более живым, чем при прошлых встречах. За треском и скрипом ворочающихся во тьме стволов Карамон различал — или ему это только чудилось — шаги крадущихся хищников, хлопанье птичьих крыльев и плывущие низко над землей горящие глаза иных, не ведомых ему тварей.
Тем не менее мысль о том, что его снова окружают живые существа, не принесла Карамону никакой радости. Он чувствовал их гнев и ненависть, однако довольно скоро ему стало ясно, что эти чувства направлены совсем не против него. Они были обращены, на них же самих.
Затем ему послышалось пение птиц — совсем как в последний раз, когда он входил в чащу Вайретского леса. Звонкая и чистая трель жаворонка поднималась над высокими деревьями, над смертью и мраком. Карамон остановился, чтобы послушать ее, чувствуя, что глаза его защипало от слез.
В восточном небе ясный свет зари, Где только утро вечное царит, Согреет сердце, душу озарит, Тоску развеет, веру оживит.
И жаворонок ангелом любви Взмывает ввысь. Его благословил Тот ангел. Там, где свет в росе сверкает, Он тихо колыбель ветров качает.
Однако не успела отзвучать эта волшебная мелодия, как громкое карканье и резкие хлопки больших черных крыльев заставили Карамона поморщиться. В душе его зашевелились мрачные тени, а в ушах зазвучала другая музыка.
В восточном небе бледный свет зари Из тьмы и мрака ловко мастерит Приметы дня, что вновь во тьме растает, И песня птицы медленно стихает.
На крыльях ночи вороны летят, На западе власть мрака нарастает, И черные сердца стучат, стучат…
Сердца пернатых, что зари не знают.
— Что все это значит, Карамон? — спросил Тассельхоф с благоговейным трепетом в голосе, когда оба друга, ведомые чудовищными исполинами, тронулись дальше. Ответ на его вопрос пришел не от Карамона; в чаще звучали новые голоса — глубокие, печальные голоса сов и неясытей.
От лун зависима сезонов череда, А солнце отмеряет нам года, Копилка дней пустеет, и тогда Из тела дух уходит навсегда.
Но на полях лежит седой туман, Над крышей бойни — молний свет заблудший, И постепенно сходит день с ума, И солнца луч дрожит на тонких сучьях.
— Это значит, что магия вышла из-под контроля, — мрачно объяснил гигант своему другу. — Чья бы воля ни властвовала над этим лесом, этот человек буквально висит на волоске. — Он чуть заметно вздрогнул. — Интересно, что мы увидим, когда доберемся до Башни.