Статьи - Николай Лесков

Русское расселение, как я уже сказал, встречает еще большое препятствие в обязательстве переселенцев исполнить перед выходом с старого места все свои бытовые условия в отношении к правительству: заплатить податные недоимки, поставить рекрута.[179] Первое бывает очень трудно, потому что у переселенцев, дошедших до несостоятельности к своевременному взносу податей и допустивших недоимку, не бывает никаких средств на пополнение ее в короткий срок; а второе, то есть поставка рекрута, еще тяжелее, потому что с исполнением этой повинности семья лишается работника, который ей очень нужен как на новом оседле, так и во время предстоящего пути. Правительство ничего не потеряет, отсрочив исполнение переселяющимися в пределы государства денежных недоимок и рекрутской повинности; а дело расселения от такого снисхождения много выиграет. Отсрочка рекрутчины тем возможнее, что исполнение ее требуется от семьи переселенцев, состоящей на очереди к будущему набору, стало быть, прежде, чем бы семья должна была потерять человека, если бы они снимались с места своего жительства.

Третье затруднение встречают наши переселенцы в недостатке денежных средств для передвижения и устройства себя на новом месте. Капитал крестьянина весь виден: с ним далеко не уедешь. Казенное вспомоществование (буде оно есть) рассчитано по 31/2 коп. сер<ебром> в сутки на каждую наличную душу и по l1/2 коп. сер<ебром> на версту для каждой подводы. Однако, несмотря на ограниченность этого вспоможения, министерство государственных имуществ, при всем желании быстрого заселения Амура, распорядилось, чтобы туда ежегодно шло не более 500 семейств, ибо произведение одновременного расхода на большое переселение “обременительно для правительства”. Если принять все это в расчет и вспомнить, что 3 коп. в день переселенцу мало на самое скудное пропитание, — то станет ясно, что нужно поискать иного способа для переселений.

Допустим теперь, что у нас известен коммерческий способ переселения людей из одной местности государства в другую. Допустим и то, что общество, составившееся с целью способствовать переселению людей, позаботилось о всевозможном доставлении себе всяких выгод от своего предприятия. Положим, что судьбам еще долго неугодно будет осчастливить нашу колонизацию отменою некоторых обязательств, отмененных при заселении почтового тракта между Якутском и Аяном,[180] и посмотрим, какой вред и какую пользу может принести коммерческий способ переселения в рассматриваемом нами вопросе. Выгоды компании, принявшей на себя переселение желающих в отдаленные места России, потребовали бы от нее собрания самых многосторонних и самых достоверных сведений об открытых для заселения местах. Те же личные выгоды компании заставили бы ее обратить внимание на всевозможное облегчение переселенцам и самого перехода. Отношения переселенцев к компанейским агентам вовсе не были бы похожи на отношения народа к чиновникам. Переселяющийся крестьянин не довольствуется коротким, отрывистым словом чиновника, отвечающего с высоты своего официального величия на его пытливый вопрос, и отходит от его благородия, частью вовсе не понимая его ответа, частью совсем не доверяя этому ответу. С агентом крестьянин разговорится до тех пор, пока поймет: и что, и как, и почему; а собственная выгода агента, получающего вознаграждение за число сделанных при его посредстве переселений, заставит его изыскивать способы разъяснять все это с терпением, не отличающим наших чиновников, у которых всегда “дела много” и которые не видят для себя никаких благ в успехах колонизации. Агенты компаний, вероятно, примут на себя и ходатайство по “выправке” бумаг переселенцам, и в качестве поверенных безграмотного или малограмотного переселенца, вероятно, “выправят” эти бумаги скорее и дешевле, чем это обходится мужикам, когда они слоняются по разным мытарствам, отдавая последний грош писарям и другим лицам, которые говорят им: “у меня твое дело”, тогда как дело совсем у другого паразита. Компания, вероятно, нашла бы возможным и открыть кредит переселенцам на выплату недоимок, которые в сильной степени задерживают заселение пустых, но непривилегированных пространств России. Словом, компания могла бы освободить переселенцев (это слово у нас более уместно, чем слово колонист, ибо у нас, собственно говоря, происходит не колонизация, а расселение по русской земле) от множества затруднений, которые теперь принимают вид непреоборимых препятствий в глазах народа, чуждающегося всякого столкновения с чиновниками и их бумагами. Правительству только останется гарантировать переселенцев от эксплуатации их переселяющими, а народу избежать от обольщений, происходивших в некоторых других странах при колонизации коммерческим путем. В достижении первой цели правительство, обладающее законодательною и административною инициативою, не может встретить никаких препятствий, а народ не дастся в обман: ходоки скажут ему всю суть, как она есть. В таких важных случаях наш народ не легковерен, и прежде чем раз отрежет, семь раз отмерит, и отмерит непременно своим аршином. Его аршин в этом случае — ходок, и он предпочитает своего ходока печатным описаниям, так же как предпочитает мерить локтем вместо аршина, полагая, что “в аршинах иногда фальшь живет”. Вырвать такое убеждение из народа невозможно. Это нужно оставить времени; а как между тем время для расселения во многих местах серединной России уже настало и как существующий порядок выселения, со всею своею процедурою, не отвечает успехам дела, — то нужно бы, кажется, дать место коммерческому способу переселений, полагаясь и на силы правительства оградить народ от эксплуатации компаний, и на непременное явление конкуренции между этими компаниями, и, наконец, на здравый смысл самого народа. Автор статьи, помещенной во “Времени”, находит, что посылка ходоков — мера слишком устарелая и довольно дорогая. Я ожидал этого возражения еще во время самых прений в Политико-экономическом комитете и вполне согласен, что посылка ходоков сопряжена с известною потерею времени и денег; но как же быть, если народ не верит, да, вероятно, еще долго и не будет верить никаким описаниям? Ждать, пока придет эта уверенность? Это и невыгодно в смысле самих народных и государственных интересов, и, смею думать, в той же мере непрактично, в какой непрактична мысль, высказанная одним из членов комитета, что у нас нет нужды в расселении, потому что стоит усвоить народу высшие приемы агрикультуры, так нигде еще не будет тесно! А пока народ усвоит эти высшие приемы? А пока он уверует, что “господа” в книгах пишут правильно и толково?.. Сам же автор справедливо заметил, что в заседаниях комитета вдавались в отвлеченности; а ведь там были все люди толковые, такие люди, которые книжки сочиняют!.. Но положим, что через десяток лет будут для переселенцев и очень толковые книжки; да кто же из нас поручится, что и через этот десяток лет в книжках этих будет все, что нужно знать собирающимся переселенцам? Ведь им многое нужно знать. Им нужно знать и те поборы, которые теперь вздумали взимать некоторые новороссийские помещики за переезд через мостики, и всякие иные поборы, о которых ходок разузнает, справляясь обо всем “под рукою”, и с которыми знакомит потом собирающихся переселенцев прежде, чем им сделать бесповоротный шаг с старого места. Опять все это мы мерим десятком лет, тогда как народ теперь уже чувствует нужду в расселении и предпочитает пожертвовать полтиною с души на посылку ходока, чем опрометчиво тронуться со своего пепелища. Таким образом, хотя посылка ходоков мера весьма старая, и мера, к которой в других странах, живущих совершенно при иных условиях, нет никакой нужды обращаться, но у нас ее не только можно терпеть, но ее и трудно заменить иною мерою, не свойственной общему состоянию страны. Важнее же всего то, что на эту меру можно теперь же вполне положиться как на меру, которою народ спасет себя от обманов и при ней безопасно воспользуется всеми выгодами, представляемыми коммерческим способом переселения. Вот в каких соображениях я указывал на ходоков в Политико-экономическом комитете и в каком снова указываю на них, говоря о необходимости немедленного допущения нового способа переселения. Надеюсь, что меня никто не упрекнет в желании отстаивать старые формы потому только, что они старые, и патриархальностью их доказывать их превосходство перед новыми способами, рациональность которых признана в Западной Европе. Я только говорю, что, принимая в расчет современное нам положение земледельческого класса, из которого выходят почти все наши переселенцы, и припоминая все то, что нужно сообразить переселенцам, трогаясь с места и запасаясь в дорогу и волчьими зубами и лисьим хвостом, — ходоки — лица еще вполне современные и подчас незаменимые не только в оценке удобств новой страны и пути к ней, но и в составлении тех соображений, которые, по словам автора, заставляют переселенца искать “не одного вещественного благосостояния, а и гарантий нравственных”. Автор “Года на Севере” С. В. Максимов, на которого я позволю себе сослаться как на известный авторитет, говоря о страданиях великорусских крестьян, расселенных по берегам Амура, говорит, что “самый существенный недостаток, обусловивший естественным образом неудачу новых населений на Амуре, состоял в том, что крестьянам отказано было в праве заблаговременно отправить на новые места депутатов, которые, будучи выбраны обществом и знакомы с его требованиями, отвечали бы за выбор мест водворения”.[181] Высшее правительство никогда в этом не отказывало. Успешное переселение в Крым полтавских крестьян объяснено тем, что “крестьяне прежде подачи просьб о переселении обыкновенно посылают от себя выборных, чтобы осмотреть место нового поселения и навести под рукою нужные справки”. После принесения ходоками хороших вестей “не приходится производить понудительного переселения, а остается только регулировать ревность крестьян к переходу, сообразуясь с размером сумм, отпускаемых ежегодно на переселения”. А если эта патриархальная мера может служить ручательством за возможность допущения у нас свободных переселений при содействии частной предприимчивости, то, полагаю, в этом смысле ее нельзя назвать совершенно непрактичною, ибо лучше, чтобы дело начало делаться немедленно, с надеждою на ходоков, чем ждать Бог весть сколько, пока народ захочет начинать его, полагаясь на книги.