Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Ельцин ревнив. Лужков слишком популярен, считает президент. Лужкова надо осадить. Осадить Зюганова Ельцин не может. Зюганов — непримиримая оппозиция. А Лужков другое дело. Лужков, в понимании нашего президента, человек из его свиты, позволивший себе выскочить вперед. И на шаг, а то и на два опережающий с трудом передвигающегося одряхлевшего царя.

Почему же происходит то, что происходит? Скрытое неприятие окружением президента Юрия Лужкова имеет давнишние корни. Было бы неверным считать, что президент, чувствуя это неприятие, своими поступками и решениями осложнял жизнь мэра столицы. Этого не было. Считалось, что президент единственный среди настоящей власти понимает и отдает себе отчет, что такое Москва в условиях непростого демократического развития страны. Политическое прошлое Ельцина было связано с Москвой. И именно Ельцин, будучи первым секретарем горкома партии, ввел Лужкова в акваторию московской политики.

Лужков, Москва, политическая стабильность в столице, устойчивое экономическое состояние десяти миллионов горожан — все это едва ли не самые весомые гаранты президентского правления в стране. Ельцин никогда не испытывал сверхсимпатии к Лужкову. В этом нет сенсационного открытия. Естественное состояние ревности высшей власти. Ельцин ценил Лужкова, отдавал должное его управленческому таланту и способствовал его управленческой самостоятельности. Положение резко изменилось с началом осени, когда Лужков отказался внять уговорам президента и поддержать повторное выдвижение Виктора Черномырдина на пост премьера. Ельцин этого не забыл.

Разумеется, трения начались намного раньше, с момента появления в ближайшем окружении президентской семьи Бориса Березовского. Но и до этого атмосфера лужковско-ельцинских отношений не была идеальной. Резко и остро интриговал против Лужкова Коржаков, подсаживал под Лужкова своего человека из ФСБ после отстранения Севастьянова. Боролся против Лужкова и Сосковец. По властным коридорам бродил небезосновательный слух, что Сосковец метит на место Лужкова, но есть одна небольшая закавыка — как убрать Лужкова? Уже тогда в спешном и всеобъемлющем масштабе эти порочные в своей основе силы собирали на Лужкова компромат, который должен был оказаться настолько значимым, что можно было бы отстранить мэра до истечения срока его полномочий или, на худой конец, до конца расследования, а после ввести в Москве прямое президентское правление и поручить это дело первому вице-премьеру правительства.

Сейчас все настроены искать ответ на вопрос: какую и когда сделал ошибку Лужков? Разумно ли было столь категорично отказывать в поддержке Черномырдину? Надо ли было отвечать на провокационные вопросы относительно очередной болезни Ельцина? Какая была необходимость столь категорично и регулярно муссировать идею пересмотра итогов приватизации «по Чубайсу»?

Можно пойти еще дальше — заговорить о небезгрешности лужковского окружения. Дескать, если собственный тыл неидеален, тогда зачем? Действительно, зачем? Все шаги Лужкова чрезвычайно свойственны его характеру. И ответ на поставленные вопросы — почему Лужков поступал именно так, а не иначе? — мне представляется вполне очевидным и даже простым.

Чтобы идти дальше, прорвать заслон перманентных кризисов.

Кто-то скажет: это ответ не политика. Он слишком очевиден и незащищен. Возможно. Лужков всегда и везде, во-первых, хозяин (а настоящий мэр иным быть не имеет права), а во-вторых, по вынужденности политик.

И возвращение Виктора Черномырдина, который, по сути, подвел страну к дефолту. И разговоры о тенденциях промышленного роста, которые, по утверждению правительственных чиновников, были настолько малы, что находились в пределах статистической ошибки, на самом деле являлись разновидностью блефа, так как несопоставимы с затратами на латание дыр бюджета, ради чего и брались очередные кредиты МВФ. Не под новые технологии, способные обеспечить будущий рывок, а на зарплату рабочим, в том числе и приватизированных предприятий, которые после приватизации и должны были обеспечить этот самый рывок.

И перманентное нездоровье президента, лишающее страну деятельной президентской власти. Идею импичмента подогревали не ошибки президента, возводимые непримиримой оппозицией в ранг преступлений. Это инерция ненависти коммунистов, попытка взять политический реванш. Однако эта идея прогрессирует, захватывает все новых сторонников, далеких от воззрений КПРФ. И причина импичментомании совсем другая. Президент такой страны, как Россия, должен, обязан много работать, а не свидетельствовать своим очередным появлением в Кремле единственный факт — я выздоровел.

И наконец, приватизация, не давшая ни денег, ни импульсов развития страны.

Все три составляющих — это тормоз, непомерное препятствие в движении вперед. Не говорить об этом, не противодействовать этому и есть ошибка политика, которому общество обязано будет задать вопрос: а где вы были раньше?

Давайте перевернем пирамиду, посмотрим на ситуацию под другим углом. Какую ошибку совершает президент, концентрируя свою, теперь уже плохо скрываемую неприязнь на Лужкове? Что за этим стоит? Обида за критику, которую высказал Лужков на съезде, посчитав ошибочным и катастрофичным для страны курс макроэкономических реформ, под знаком которых прошли последние семь лет? А ведь это был курс президента. Это был его выбор. Отчасти это объясняет слова президента, как и действия, которые непременно последуют за ними. Должно же что-то свидетельствовать, что президент выздоровел. Людей, работающих с Ельциным, как и противостоящих ему, постоянно подстерегают две опасности — переоценить здоровье президента либо переоценить нездоровье и немощь. Это постоянное неугадывание — причина большинства кадровых потрясений.

Несколько частных, но значимых уточнений. Рабочий график президента соединяет два противоречащих друг другу начала. С одной стороны, он однообразен, с другой — спонтанен и хаотичен. У президента не было и нет системы управления страной. В большей части это нечто среднее между монархическими традициями и обкомовской практикой. Кто-то скажет, постоянство в пренебрежении системой — это тоже система. Управление по Ельцину — это сумма президентских привычек, типа привык рано вставать, не любит длительных обсуждений, не терпит опозданий, приемлет лесть, считает непредсказуемость президентских поступков своим главным управленческим открытием.

Царь — помазанник Божий, отсюда эта пирамида, власть над властью. Взгляд небожителя. По той же причине барственная фраза, подсказанная президенту услужливыми холопами: «Не царское это дело!» Вообще, основополагающим профессиональным принципом партийного руководства всегда был факт колоссального объема работы, который выполняло первое лицо. Не будем сейчас рассуждать, насколько был продуктивен этот стиль, я говорю о принципах управления. Практика партийного руководства и любого другого управления эффективна, когда укладывается в формулу трех измерений: система, перспектива, контроль. Естественным пересечением этих измерений в единой точке в обкоме, ЦК было первое лицо. И как логическое исходное масштаб ответственности, громадные нервные и физические нагрузки, ненормированный рабочий день. От обкомовских норм у Ельцина осталась привычка «спрашивать», вызывать на ковер — извращенное толкование действенного контроля. И больше ничего. Сам президент продолжает оставаться вне любого дела, иначе говоря, вне его сотворения. Этот стиль «неучастия» в понимании президента тождествен объективности высшего лица, его праву непредвзято судить. Президента готовят к встречам по принципиальным вопросам. У него хорошая память. Это создает впечатление информированности высшего лица. Так ли это на самом деле?