Гадание на яблочных семечках - Казис Сая

— А мне так приятнее. Один Иполитасом назовет, другой Леонидасом, третий — дядей Тантом…

— Артист!.. — рассмеялся лысый, — Другие играют на сцене, а ты — в жизни, не так ли?

«А может, он и вправду Мильтинис? — удивленно подумал Аудрюс, — Почему этот человек называет его артистом?»

— Я теперь странствующий зритель, — помолчав, ответил дядя. — Наблюдаю, как другие играют.

— Дядя никак своих не находит, — вмешался Аудрюс, ему не терпелось услышать, что скажет на это знакомый Танта.

Водитель обернулся к Аудрюсу, сидевшему сзади, потом вопрошающе посмотрел на дядю.

— Для меня все честные люди — свои, — произнес Тант. — Вот этот мальчик по имени Аудрюс велосипеда из-за меня не пожалел. Оставил в залог… за дядю Танта.

— А почему ты его так странно называешь? — опять повернул голову Фантомас.

— А разве дядю действительно зовут Иполитас? — вопросом на вопрос ответил Аудрюс. — Может, вы случайно и фамилию его знаете?

Водитель засмеялся, бросил взгляд на дядю и замолк. Наверное, понял, что Тант забыл свое настоящее имя. Но почему Тант или Иполитас теперь молчит? Почему ни о чем не расспрашивает и совсем не радуется, что встретил человека, который его знает? Ведь раньше всем говорил, что ищет того, кто бы подсказал, откуда он… Как его имя, фамилия? Странно!

Все трое надолго замолчали. Тант, видимо, догадался, о чем думает сейчас Аудрюс, и, наверное, размышлял — стоит ли ему что-нибудь объяснять? Водитель тоже ломал голову, в какое русло направить разговор, чтобы не слишком тревожить дядю.

— Дети теперь пошли очень любознательные, все видят, — сказал он Иполитасу. Однако произнес так, чтобы услышал и заинтересовался Аудрюс. — Этот парень сидит сзади, глядит мне в затылок и, очевидно, думает: отчего он такой лысый? Настоящий Фантомас, верно? — водитель взглянул в зеркальце, чтобы поймать взгляд Аудрюса, — Ведь подумал, а?

— Подумал, — признался тот.

— Ага… Отчего лысый? Да оттого, что гол как сокол. А почему гол как сокол? Да потому что лысый, ха-ха-ха…

— Люди иногда лысеют от радиации… — отозвался Аудрюс. Смеяться ему не хотелось.

— Или от химии… — прибавил «гол как сокол».

За то время, пока они разговаривали, дядя Тант решил открыть Аудрюсу всю правду.

— Я знаю свое имя, дружок, — проговорил он. — Но ты и дальше называй меня Тантом… Видишь, тот человек, который отнял деньги и избил меня, был мой зять. Свояк… От подобных свояков я и ушел. Хотел быть таким, каким ты меня встретил в поезде… Помнишь?

— Как не помнить.

— Мне и в самом деле порой кажется, что я уже все позабыл…

— Один мудрец сказал, — напомнил водитель, — родных, увы, нам посылает судьба, а друзей, слава богу, выбираем сами.

И снова умолк на короткое время. Потом опять принялся зазывать их в гости. Тант пояснил, что они торопятся в другое место — к родственникам Аудрюса. Владельцу «Жигулей» уже пора было сворачивать на другую дорогу, но он решил подвезти своих пассажиров до развилки, чтобы там они могли пересесть на автобус или на попутную машину.

Дядя Пятрас рассчитывал отвезти Рамунаса с Угнюсом немного подальше, однако поделившись горючим с Диндерисами, засомневался, хватит ли бензина до Друскининкай, и тоже высадил двоюродных братьев у развилки.

Так две случайности — то, что одни задержались из-за Диндериса, а другие повстречали хорошего знакомого — обернулись одной приятной неожиданностью: Аудрюс и дядя Тант заметили у развилки только что выбравшихся из водовозки пассажиров: Угнюса, Рамунаса и лопоухого песика Тутиса!

Ну, и началась тут кутерьма! Все удивлялись, выясняли, как такое могло случиться. Братья говорили друг другу, что за эти несколько недель они заметно изменились: загорели, выросли… Что-то явно произошло с ними… Дядя Тант начал путать, кто из них Аудрюс, а кто его брат. Рамунас озабоченно советовался с отцом — куда им теперь повернуть: то ли ехать к Аудрюсу, то ли возвращаться домой? Ему хотелось как можно скорее вернуть расположение Кастуте, чтобы мама наконец купила обещанный мопед…

Немного погодя все двинулись к лужайке, чтобы, усевшись, спокойно обсудить ситуацию. Выяснилось, что никому из братьев не хочется возвращаться с полпути назад. Так что же делать? Дядя Пятрас предлагал ехать дальше, как и было задумано поначалу. Аудрюс с Тантом пусть погостят у них, а Угнюс с Рамунасом побывают у Кастуте.

Нет! Близнецы не соглашались расстаться так скоро. Они столько должны были порассказать друг другу! В письме всего не опишешь. Нет, нет, теперь их не разлучить ни огнем, ни водой. Надо отыскать какой-то другой выход…

— Может, бросим жребий? — предложил Рамунас. — Или едем все вместе к Кастуте, или возвращаемся к нам…

Близнецы еще немного выждали, помолчали, подумали и воскликнули почти в один голос:

— Едем…

— … к Довиле!

Спокойно все обсудив, решили, что придумано не так уж плохо. Дядя Пятрас вернется и успокоит тетю — скажет, что Рамунас, прихватив собаку, отправился от развилки к Кастуте, а братья с дядей Тантом двинулись по другой дороге — навестить Довиле и Доваса, Если, конечно, повезет застать их дома… А если не застанут, тоже не беда: у дяди Танта есть палатка и спальный мешок. В лугах полным-полно еще душистого сена.

Они простились с дядей Пятрасом, которому нужно было добраться до Друскининкай, и посадили на попутную машину Рамунаса с Тутисом. Передали Кастуте привет и обещали не задерживаться слишком. Теперь, оставшись наедине с Тантом, братья забеспокоились, успеют ли они до наступления темноты попасть к Довиле.

Дядя Тант посоветовал близнецам немного проехать, сойти в красивом месте и заночевать. Он видел, что близнецов так и распирает от радости. Новые впечатления им сейчас не нужны. Только бы успели выложить все друг другу у костра и порадоваться счастливой неожиданности. Они так и сделали. Добрались до озера и расположились на ночлег. Было уже совсем поздно, а братьям все еще не хотелось забираться в палатку.

— Аудрюс… — Угнюс ворошил костер, чтобы в небо взметнулось как можно больше искр. — А тебе не кажется странным, что еще весной мы играли с тобой в «зеленую травку»? Как маленькие дети…

— Или помнишь, заразили полкласса «сенной лихорадкой»… Получается, что летом умнеешь быстрее, чем зимой.

Дядя Тант не совсем понимал, о чем они ведут речь.

— Не дразни огонь, пусть себе спокойно горит, — одернул он Угнюса и примолк.

Аудрюсу показалось, что дяде Танту очень грустно. Он такой одинокий — куда более одинокий, чем считал до сих пор Аудрюс. Тант никогда не отыщет своих, потому что, как выяснилось, он совсем их не ищет — а бежит от них… Мальчик раздумывал, что бы такое сказать сейчас Танту, чтобы всем сделалось веселей. Он задумал одну очень смелую вещь, но прежде чем высказать ее, хотел посоветоваться с братом. Теперь он был уверен, что Угнюс не станет возражать, и сказал Танту:

— Дядя… А вы бы хотели у нас жить? Если бы родители согласились… Они наверняка согласятся, вот увидите, у нас с Угнюсом нет ни одного дедушки.

Дядя Тант рассмеялся и покачал головой:

— Нет… Мне будет приятнее, если спустя год или два, вы, вот как теперь сидя у костра, вдруг вспомните: «Интересно, а где сейчас этот чудаковатый дядя Тант, которого мы хотели сделать своим дедушкой?..» Спасибо, Аудрюкас, за твое доброе сердце, но что поделаешь, раз я страшно не люблю людям надоедать. Завтра провожу вас к Довиле и исчезну. Может, когда и доведется еще встретиться. А может, и нет…

— Так я и знал! Чувствовал ведь! — огорчился Аудрюс. — Отец всегда говорит: «Жди беды, если голову от радости потерял…»

— Давайте гасить костер и укладываться спать, — велел дядя Тант. — Ночью у огня все предметы отбрасывают слишком большие тени…

В дороге потеряешь — дома не найдешь

Ночью поднялся страшный ветер со слепящими молниями и таким редким дождем, что ни одна капля так и не упала братьям на макушку. Раскаты грома заглушали голоса, но они еще успели свернуть палатку и спальный мешок и под сильным напором ветра выбраться на шоссе. Под высокими, раскинувшимися деревьями укрываться было опасно, могла ударить молния, а маленькие деревца сами гнулись от бури до земли. Вокруг в темноте ни огонька, никакого прибежища.

На широком заасфальтированном шоссе свирепый ветер валил с ног и толкал в спину не только их. Вскоре дорога, канавы, обочины были полным-полны перепуганных людей. Вперемежку неслись, катились, громыхали, постукивали разные предметы.

— Распрямитесь — больше увидите! — крикнул братьям дядя Тант. — Глядите, не растеряйтесь!! Ну-ка, вцепитесь в свою палку, и грудь колесом. Вот так, как я…

При свете молний близнецы увидели, как он вышагивает, сильно откинувшись назад, и улыбается, поглядывая на то, что творится в небе и на земле. Они вскинули головы и тоже заметили, что над шоссе летят целые стаи странных безголосых птиц.