Дом у реки - Ханна Ричел

Всегда ли было так? — спрашивает она себя. Всегда ли она несла на своих плечах это бремя? Чтобы всем было хорошо, у сестер были ланчи, когда мать начисто забывала о них и после долгой ночной работы даже не просыпалась, чтобы проводить девочек в школу. Чтобы школьная форма была чистой, волосы прибранными и все школьные документы подписанными — она постоянно напоминала Кит о том, чтобы та не забывала хотя бы ставить на них подпись. Кажется, Ева всю свою жизнь провела под этим грузом ответственности. Отчасти именно поэтому она была так строга с дочерьми, ведь когда-то она и для своих сестер была в какой-то степени матерью. Как же, оказывается, тяжело выносить постоянный поток проблем, которые в состоянии решить только она. И как же хочется уже бросить это все на произвол судьбы.

Эндрю встает и включает чайник.

— Давай я приготовлю тебе чай. — Он притягивает ее к себе: — Не сердись на меня. Прости, пожалуйста. Я буду стараться изо всех сил.

Ева кивает, закусив губу, и прижимается к нему в знак благодарности, но тут звонит мобильный. Она отстраняется, чтобы взглянуть, кто это. Сообщение от Марго. «Ну наконец-то, — думает она. — Хоть какая-то помощь». И быстро набирает ответ ей, а затем другое сообщение — их отцу.

— Ну что, поставили вчера шатер? — спрашивает Эндрю, наливая ей в кружку кипяток.

— Поставили, — отвечает она и кладет телефон. — И боюсь, у меня для тебя новость. Ты будешь отвечать за праздничный костер. Мама хотела фейерверки, но, кажется, я ее отговорила.

— Праздничный костер? Фейерверк? Я думал, это будет скромная свадьба.

— Ну как тебе сказать, скромная. Больше семидесяти человек гостей.

Эндрю изумленно смотрит на нее и смеется:

— Это только ваша семья?

Ева чувствует, что опять начинает раздражаться, и отворачивается к раковине, чтобы сполоснуть миски из-под хлопьев, прежде чем загрузить их в посудомоечную машину.

— У меня сегодня родительский комитет в школе. Ты побудешь с девочками?

— Сегодня вечером?

— Да. В семь часов.

— Боже, Ева, прости, я не смогу, у меня сегодня деловой ужин. — Эндрю протягивает ей чашки. — Я думал, ты знаешь.

Ева внимательно смотрит на мужа:

— Нет. Это не записано в календаре.

— Разве? — Он отключает ноутбук и сует его в сумку. — Прости, любимая, я виноват. Я не думал, что должен вечером сидеть с детьми.

Ева чувствует, как кровь опять приливает к щекам.

— Сколько еще раз я должна повторить, что ты не просто сидишь с детьми. Ты их отец.

— Слушай, это же просто очередное собрание. Неужели они не обойдутся без тебя?

Она сует еще одну миску в посудомойку.

— Дело не в том, что не обойдутся. Просто у меня есть определенные обязательства.

— Ну тогда позови няню. — Эндрю смотрит на нее в упор. — Прости, но я не могу пропустить этот ужин. Сейчас и без того сложности на работе. — Затем, немного смягчившись, добавляет: — Я знаю, что у тебя тоже есть определенные обязательства, но ты же изводишь себя то школьными делами, то вот этой свадьбой. Ты слишком много взвалила на себя.

Ева бросает пучок столовых приборов в подставку посудомойки, выронив на пол нож.

— Да, я слишком много взвалила на себя.

Она ждет, что он скажет что-нибудь о том, что как раз другие не взваливают на себя все и вообще не слишком заморачиваются, но он просто собирает свои вещи, целует ее на прощание и убегает, оставив в полном раздрае. Она считает до десяти, берет себя в руки и выходит из кухни.

— Если вы обе, — истошно орет она девочкам, — не оденетесь прямо сейчас, то сами будете объяснять директору школы, почему пришли в пижаме.

И не думайте, что я не смогу увезти вас в таком виде!

— Вау! Наша мама, — слышит она бормотание Хлои в гостиной, — самая ужасная мама на свете.

10

— Думаешь, все будет хорошо?

Тед появляется в дверях студии Сибеллы с чашкой кофе в руках. Она разминает пальцами кусок белой глины на вращающемся гончарном круге, ее кофе дымится рядом на скамейке.

Уже в который раз с тех пор, как встретил ее, он восхищается ее мастерством. Тем, как скользит между ее пальцами мокрая глина, как вращается круг под напором ее ступни. Ее зеленые глаза сосредоточенно смотрят на них, на левой щеке — белая полоса, за спиной — высоченный стеллаж для сушки с рядами белых, точно привидения, горшков.

Сибелла окунает пальцы в миску с водой, снова кладет их на распластанный кусок глины и начинает лепить, постепенно вытягивая его все выше и выше, делая все тоньше и у́же, формируя изящное горлышко. И если работа Теда заключается в том, чтобы подхватывать слова из воздуха и складывать их так, чтобы появлялся какой-то смысл, рождались персонажи и их истории, то в руках Сибеллы заключено настоящее, реальное ремесло. Ничего придуманного, ничего воображаемого. Тарелки, кувшины, миски, горшки. Результаты ее работы более чем материальны, и иногда он даже завидует этому мастерству.

— Ты имеешь в виду свадьбу? — спрашивает она, не отрывая взгляда от круга.

— Да.

— Уверена, все будут стараться держать себя в руках. Почему ты такой хмурый?

— Мне на самом деле нравится Том, только я все равно не понимаю, к чему такая спешка? — Он глотает из чашки. — Может, она беременна?

— Может. Но ты, кажется, не из тех отцов, которые заставят молодого человека жениться ради того, чтобы честь дочери не оказалась посрамлена. Кто-кто, но уж точно не ты!

— Верно, — сухо смеется Тед. — Уж мы-то с Кит определенно разбираемся в бастардах.

Он смотрит на тонкое золотое кольцо на своей руке и вспоминает момент, когда Сибелла надела ему его на палец. Почему-то тогда для него это было невероятно важно, хотя на тот момент ему уже стукнуло шестьдесят, и большую часть этих лет он прожил с Кит, отринув всякие брачные узы. Но почему-то сейчас он уверен, что настоящий брак с Сибеллой был самым правильными решением.

— Может, просто потому, что она любит его и сейчас самое удачное время для них обоих.

Тед улыбается:

— Вот это как раз я могу понять. Вообще все самые взбалмошные поступки Люси всегда были несколько романтичными. Хотя она продолжает оставаться загадкой. Да все мои девочки такие на самом деле.

— На самом деле они уже женщины, — отвечает Сибелла, опускает пальцы в воду и начинает разглаживать стенки вазы. — Удивительно, как ты до сих пор не понял этого.

— Еще один малыш в семье. Разве это