Копье милосердия - Виталий Гладкий

В Московии нет ни одной гимназии, в которой юношество обучалось бы свободным наукам, также нет и ученых богословов, которые просвещали бы народ проповедями. У московитов чрезвычайно ученым считается тот, кто знает славянские буквы. Молитву Господню знают очень немногие, а Символ веры, десять заповедей и песнь Богородице знают чрезвычайно редко. Между тем понятие о христианской религии каждый получает только дома, где с младенчества впитывает его с молоком матери. Новый и Старый Завет почитают с самым религиозным чувством до такой степени, что не позволяют себе коснуться его, не осенив себя перед этим крестом. Они ошибочно считают, что было четыре Вселенских собора, по числу Евангелий.

У них есть много греческих и латинских сочинений отцов церкви в переводе на русский язык: сочинения Папы Григория, причисленного к святым, Василия, Хризостома, Дамаскина и других. Среди чудотворцев они больше всего чтут Николая Мирликийского, икона которого в городе Можайске, говорят, совершила множество чудес. Кроме тех чудотворцев, которых почитает латинская церковь, московиты имеют мучеников, епископов и монахов всякого возраста, которые, как они хвастаются, вознеслись на небеса; тела же их в неприкосновенности оберегаются с величайшим благоговением.

Святых они почитают тех же, что и мы, ежегодными праздниками, но в другие дни. В мае месяце два дня поминают умерших, этот праздник называется «поминание душ». На могилах зажигают множество свечей и факелов, затем священник с ладаном и молитвой обходит могилы и разбрасывает кутью (которую готовят из меда, пшеничной муки и воды); часть ее отведывает священник и остальные присутствующие. Родственники умерших на могилы кладут хлеб и различные кушанья, половину которых берет себе священник, а остальную часть раздают слугам и беднякам. Более состоятельные для бедняков и, конечно, для священников устраивают пир.

В праздничные дни московиты не освобождаются от занятий и телесного труда, они считают, что в эти дни запрещается не труд, а греховные поступки. По крайней мере, по их словам, почитание праздничных дней пошло от иностранных обычаев и восходит к иудеям, а их обряды у них запрещены. Прекращение работы подобает богатым и духовным лицам; бедные же, так как они живут одним днем, не могут прекратить работу. Таким образом, всегда, будь это день Пасхи или Рождества, они трудятся. Исключение составляет только день Благовещения, который они очень чтут и считают священным.

Уважение к иконам у них чрезвычайно велико; им они жертвуют из чувства благочестия или по обету золотые монеты, кресты, свечи и другие небольшие дары. Но особое уважение воздается кресту Господа нашего Христа. Куда ни посмотришь, везде — на перекрестках дорог, над дверями и крышами храмов — видны многочисленные его изображения. Увидев их издали, они, склонив голову, крестятся (так принято у московитов; колен же в таких случаях они не преклоняют), если же оказываются поблизости от него, из почтения сходят с коней. И более всего характеризует благочестие народа то, что, начиная всякое дело, они осеняют себя крестом.

Обычая обмениваться поцелуями у них вообще нет. Лики святых они пишут с исключительной скромностью и строгостью, гнушаясь тех икон, которые лишены славянской надписи, и тех, на которых есть непристойное изображение обнаженных частей тела. А ведь это может служить известным упреком нашим живописцам, которые, чтобы показать свое искусство, на картинах до предела обнажают грудь, ноги и прочие части тела, и скорее пишут легкомысленные, чем святые картины.

По всей Московии насчитывается огромное количество монастырей, так что в двух городах — Москве и Новгороде, можно насчитать 144 монашеские общины. Одну из них, расположенную на берегу Днепра, мы посетили.

К храму ведут ступени, в помещении при входе располагаются кухни и трапезная, тесно заставленная низкими столами, за которые садятся только с одной стороны. К обширному двору примыкают многочисленные кельи, находящиеся друг от друга на определенном расстоянии, впрочем, закопченные и грязные. В них нет ни кровати, ни стола, ни стульев, только лишь скамья, прикрепленная к стене печи, ею они пользуются и как столом, и как кроватью.

В этих общинах большое количество монахов, в одном 100, в другом 200, в третьем 300. Говорят, в Троицком монастыре, в 20 лье* от Москвы, живут 350 монахов. Однако все они настолько погружены в дремучее невежество, что даже не знают, какого устава придерживаются. На вопрос, что они произносят во время молитвы, они ответили: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Эту молитву они произносят определенное число раз, перебирая четки, сделанные на манер нашего розария.

Что касается материального образа жизни, то он не отличается от образа жизни наших монахов. Одежда у них темного цвета, пища — самая скудная, состоит из соли, хлеба и рыбы, которую они сами и ловят. Равным образом им предписано и безбрачие. Многие из монахов, по обычаю, часто отправляются к соседним народам, чтобы проповедовать им Евангелие.

Храмы строятся в форме креста, как бы с двумя крыльями, выдающимися с обеих сторон, что мы наблюдаем в древних храмах. Их обычно называют «ковчегами». В середине храма стена отделяет духовенство от публики. Передняя часть этой стены имеет две двери; из них та, что называется «царской», открывается только во время богослужения, когда выносят хлеб, приготовленный для освящения. В алтарь не разрешается входить никому, кроме духовных лиц. Там, вдали от мирских взглядов, совершается святое таинство. Все пространство между дверями покрыто иконами с изображением святых.

В храмах нет ни кафедр, ни органа. Однако у них есть мальчики, обученные пению, которые мелодичными голосами поют во время богослужения. Духовные лица все время стоят и, чередуясь друг с другом, читают молитвы. Входя в храм, московиты колен не преклоняют, но опускают голову и плечи и часто крестятся. Святую воду хранят только в храме, однако дают ее как испытанное средство больным для питья…»

Над головой раздался подозрительный шорох, коадьютор вздрогнул, перо предательски вильнуло, и на бумаге образовалась большая клякса. Раздосадованный иезуит поднял голову и увидел, что сквозь едва заметную щель в потолке сыплется древесная труха. Там находился хорошо замаскированный люк, через который забирались на чердак.

Назначение этого люка поначалу было непонятно Кампани. Пока его не просветил на сей счет молодой слуга-новиций. Он оказался ловким и шустрым, как белка, и сумел раскрыть тайну прежнего хозяина дома, в котором поселили посольство Антония Поссевино. Оказалось, что на чердаке есть еще один люк. Он вел в деревянный колодец, по которому можно было спуститься в подземный ход. Длиною ход был около четверти лье и выводил к обрыву на берегу реки в малолюдном месте.