Правдивая история завоевания Новой Испании - Берналь Кастильо

Избрали мы управителей города, алькальдов и рехидоров; первыми алькальдами стали Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро и Франсиско де Монтехо, на торговой площади водрузили позорный столб, а за городом построили виселицу. Так положено было начало первому новому городу. Также мы назначили капитаном для разведывательных рейдов Педро де Альварадо, маэстре де кампо — Кристобаля де Олида, старшим альгуасилом -Хуана де Эскаланте, казначеем — Гонсало Мехию, контадором — Алонсо де Авилу, альфересом [(знаменосцем)] - Корраля и королевскими альгуасилами — Очоа, бискайца, и Алонсо Ромеро.

Первые подданные

Cторонники Диего Веласкеса скрежетали зубами от злобы, собирались кучками, грозили, указывали на то, что избрание Кортеса было не всеобщим, и лишь заявление Кортеса, что он никого не удерживает силком, внесло успокоение и раскололо наших противников, так что можно было прибегнуть к крутой мере: часть недовольных, между прочим, Хуан Веласкес де Леон, Диего де Ордас, Эскобар — прозывавшийся «Пажем», Педро Эскудеро, то есть все родственники и приближенные Диего Веласкеса, были схвачены и закованы в цепи.

Между тем припасов у нас не было, и было решено отправить Педро де Альварадо за провиантом внутрь страны. Намечено было более ста солдат, между ними 15 арбалетчиков и 6 аркебузников, и половина всех состояла из бывших сторонников Диего Веласкеса. Мы же, наиболее верные, остались с Кортесом, чтобы не было более раздоров и бунта, Альварадо дошел до ряда поселений, которые подчинены были городу, который назывался Коташтла1, так он назывался на языке Culua. А этот язык — мешикский, и сам Мотекусома говорит на нем.

Людей нигде не было, но алтари нескольких cues [(пирамид храмов)] еще дымились от недавних жертв, и у большинства зарезанных не хватало рук и ног, которые, как мы слышали, съедались во время церемонии их идолов, которым они преподносят кровь и сердца. Все мы были возмущены этим скотством, но что об этом говорить — везде и всюду мы ведь встречали то же самое! Людей нигде не было, но припасов было довольно, и все, нагруженные мешками и обвешанные курами, благополучно вернулись в лагерь. Грабежа нигде не произвели, ибо Кортес, помня случай на острове Косумель, строго-настрого запретил его.

Припасам мы обрадовались, как дети. Что и говорить: коль брюхо сыто, так и половина горя с плеч. Да вот еще золото: им можно горы сдвигать. Так поступил и Кортес со сторонниками Диего Веласкеса. Одних он одарил золотом из нашей добычи, другим надавал обещаний. Всех он освободил, за исключением Хуана Веласкеса де Леона и Диего де Ордаса, да и тех расковал, а скоро и совсем выпустил, сделав их понемногу настоящими своими друзьями, что они не раз и доказали на деле. Конечно, и тут не жалели золота, оно ведь лучший укротитель страстей. Так, соединившись все воедино, мы решили совершить еще одну экспедицию. Двинулись мы по берегу; переправились через большую реку, пользуясь оставленными лодками, а я так и просто переплыл ее; затем увидели ряд поселений, подчиненных большому городу, который назывался Семпоала2. Тут-то, оказывается, и была родина тех пяти индейцев, которые и приходили к Кортесу в наш лагерь на дюнах. Но жители опять убежали, так как испугались и нас, и особенно наших коней, но в домах осталось все нетронутым, вплоть до каких-то книг из местной бумаги, сложенных так, как у нас складываются штуки кастильского сукна.

Переночевав, мы отправились дальше, не зная пути и идя наобум. Лишь когда появилась дюжина индейцев, доставивших кур и хлеб из маиса и объявивших, что они посланы местным касиком, который всех нас зовет к себе, мы узнали, что находимся в полудне пути от Семпоалы.

Переночевали мы в маленьком поселении, где опять не было ни души, но только что принесено было в жертву множество несчастных… Впрочем, читателю надоело, небось, слушать об этих индейских жертвах, и я не стану более о них распространяться. Зато скажу, что мы отлично наелись и великолепно выспались.

На следующий день, рано утром, мы выступили в Семпоалу, в добром строю, и конные, и пешие, держа наготове пушки, аркебузы и арбалеты, впереди были разведчики, по флангам — цепи дозорных. Навстречу нам попались посланцы от касиков Семпоалы с великолепными ароматными ананасами, они дружелюбно протягивали их нам; так мы прошли одну легуа, и у города нас встретили почтительно 20 индейцев, знатные и касики. Они просили Кортеса извинить самого главного касика, так как он не мог выйти навстречу вследствие своей тучности3. С облегченным сердцем вступили мы в город. Величина его нас сильно поразила, ибо ничего подобного мы еще не видели в этих странах. Весь город был точно волшебный сад, и улицы полны жителей обоего пола. Возблагодарили мы Бога, что дал нам открыть эти земли. Конный наш авангард намного ушел вперед и раньше нас добрался до большой площади, где нам приготовлены были квартиры. Стены домов только что были вновь оштукатурены — индейцы большие мастера этого дела, — и все сияло на солнце так, что одному из всадников показалось, что это серебро, и он карьером понесся к Кортесу, крича уже издали, что здесь стены из серебра. Конечно, ошибка легко вскрылась, и немало смеялись над доверчивым чудаком.

Когда мы все пришли к отведенным нам квартирам, прибыл сам касик, действительно дородный сверх меры, поклонился, как водится, Кортесу, окурил его и нас и повел нас внутрь, где все было так чисто и просторно и куда сейчас же принесли еду. Очень мы изголодались за последнее время и давно уже не видели такой массы снеди, вот почему мы этот город прозвали Роскошным [(Villaviciosd)], а другие — Севильей. Кортес при этом еще раз напомнил, что жителей обижать нельзя, нигде и ни в каком случае. Когда толстому касику доложили, что мы откушали, он просил Кортеса принять его и вскоре явился в сопровождении индейцев, несших массивные золотые украшения и богатой работы накидки. Кортес вышел ему навстречу, обнял касика, и они направились в зал. Тут-то и были переданы подарки, не слишком все же дорогие. Но толстый касик неоднократно повторял: «Lope luzio, lope luzio, возьми это с благосклонностью! Было бы у нас больше, дали бы и мы больше!». Я уже говорил, что на языке тотонаков: сеньор и великий сеньор — это lope luzio. Кортес же отвечал, с помощью доньи Марины и Агиляра, что благодарить он будет делом и что готов всегда помочь его народу. Наш, дескать, император дон Карлос послал нас — своих вacaлов, чтобы мы везде искореняли зло и обиды, наказывали несправедливых, оберегали угнетенных. И что прежде всего не следует приносить человеческих жертв, а кстати Кортес прибавил немало и насчет нашей святой веры.

Слыша это, толстый касик глубоко вздохнул и горько пожаловался на великого Мотекусому и его губернаторов. Лишь недавно его страна подчинилась Мешико, и отняли они у них все, особенно золото. Гнет так силен, что не куда двинуться, но никто не смеет противиться, зная, что Мотекусома владеет множеством провинций и городов и несметным войском. «И все же, — ответил Кортес, — мы облегчим ваше положение, но не сию минуту, ибо сперва нужно вернуться к нашим acales (так прозвали индейцы наши корабли), построить себе город и хорошенько все обдумать». На следующее утро мы покинули Семпоалу. Толстый касик снабдил нас 400 носильщиками, которых в этих местах называли tamemes, и каждый из нас мог сдать им всю свою поклажу и идти налегке весь путь — 5 легуа. Впервые это с нами случилось, и мы радовались, как дети. А тут нам донья Марина объяснила еще, что, по обычаю этих стран, касики должны всегда в мирное время снабжать проезжих нужным количеством носильщиков — tamemes. Так мы отныне везде и поступали!