Рассказы - Юхан Пээгель

Если тебе доведется попасть в эту бухту, ты наверняка встретишь там человека, которого невольно сравнишь с той каменной громадой, которая лежит у самого причала, наполовину в воде, наполовину на суше. Просто потому, что человек этот удивительно большой и ничего другого для сопоставления перед глазами не окажется, - вот и сравнишь с этим валуном. Это мужчина семи футов роста, - он дородный и сильный, руки и ноги у него как будто вытесаны из бревен, а пальцы такие, что он никогда не мог поймать ими блоху. На могучей шее - мощная голова хорошей формы. Лицо у него румяное от морского ветра, от хорошей крови, весь он так и пышет здоровьем. Невольно представляешь себе, что, если ткнуть иголкой в его щеку, из нее, как из крана, брызнет кровь.

Если этот человек пригласит тебя к себе, - а это он делает охотно, потому что он от природы гостеприимен и незнакомые люди редко оказываются в тех местах, - ты еще больше удивишься. У этого огромного человека очень маленький дом, много меньше обычной деревенской усадьбы. Правда, это и есть маленькая усадьба, но почему же входная дверь такая низкая, что хозяину чуть ли не на четвереньках приходится влезать в свой дом и двигаться в нем не разгибаясь. А когда он входит в третью, самую маленькую каморку, где сейчас живет его дочь, то там в полном смысле слова уже негде упасть яблоку. Однако нужно только посмотреть, как легко и ловко движется этот громадный мужчина по крохотному низкому дому, как все там на своем месте, так сказать, под рукой, и начинаешь понимать, что этому огромному человеку здесь очень удобно и уютно.

Когда я впервые зашел к нему в дом передохнуть я с истинным наслаждением пил отменное холодное пиво, хозяин понял мое удивление и сказал:

- Это очень старый дом. Его строил не я. - И с открытой улыбкой добавил главное: - Отец и мать у меня были маленькие, им здесь места хватало. А я к этому дому привык. И вообще - человек немножко похож на кошку: куда голова прошла, туда и весь пролезет. Человек привыкает к своему жилищу по-кошачьи... Не хочется в другое место уходить и старое гнездо разорять.

Было очевидно, что для него эта речь непривычно длинная, ибо он очень по-деловому завершил разговор на затронутую тему:

- А ты ведь хотел пойти рыбу поудить? Так я соберу снасти.

Мы отправились удить, и нам везло, потому что и это дело он знал, как, наверно, все, за что брался. Выяснилось, что он еще умеет строить дома, складывать печи, а в армии он сапожничал. Но большую часть его немногословного рассказа я пропустил мимо ушей, потому что меня мучила бестактная и глупая мысль: как же это могло случиться, что у маленьких родителей (а он сам сказал, что и отец и мать у него были маленького роста) мог родиться такой исполин. Бывает, привяжется какая-нибудь дурацкая мысль и не дает покоя. Может быть, именно потому, что она дурацкая и совсем несущественная. Так было и со мной на этот раз. Я все думал, удивлялся и качал головой. Не мог же я спросить его самого, да и откуда ему было знать, если даже мудрые доктора наук точно не знают, что и как происходит с этими самыми генами и хромосомами.

Когда на следующее утро я уходил от него и моя рука при прощании утонула в его огромной ручище, я еще думал об этом, но почти сразу же и забыл, как только оказался на дороге, которая шла между можжевельниками. И я еще раз открыл для себя, что можжевельник - чудесное дерево, что группы валунов могут быть очень декоративными, что вылезающие по краям дороги на поверхность куски плитняка, между которыми лиловеет чебрец, достойны того, чтобы их запомнить. Я думал еще о том, что человек мог бы сфотографировать памятью все пройденные им красивые места со всеми деталями и видеть потом только красочные воспоминания и красочные сны. И эти мысли вытеснили у меня из головы загадку: как это у маленьких родителей может быть такой гигантский сын.

Однако недели через две эта проблема снова вернулась на повестку дня, как говорится, со всей остротой, когда я совсем неожиданно попал на пиршество по поводу то ли рождения младенца, то ли крестин к своим родственникам, живущим километрах в двадцати от этой бухты. Я оказался там к тому времени, когда гости находились уже в приподнятом настроении. Пиво было крепкое, еда обильная, разговор становился все громче, а мой сосед по столу, и к тому же дальний родственник, семидесятилетний старикан, все-таки не был доволен ходом дела. Он несколько раз принимался брюзжать, правда, из вежливости, вполголоса.

- Какие же это крестины... Ну да, ешь-пей сколько влезет, а вот ничего не произошло и не происходит. Наверняка и не произойдет.

- Как же не произошло? Ребенок же народился. Не у каждого мужчины это происходит, - отважился я возразить ему.

- Подумаешь, происшествие! В прежние времена таких происшествий побольше было. Кое у кого дак излишне много... - блекотал старик, давясь от смеха, кашлял свистящими легкими и продолжал: - В прежние времена дети шли один за одним и всем справляли крестины. И пока они длились, все что ни то да происходило. Нынче детей - один, два и обчелся, так что и шума устраивать не стоит. Да и не происходит ничего на крестинах. Не происходило и происходить не будет, - упрямо твердил он.

- Ну, а прежде-то что происходило, - подзадорил я, - ну, одни спьяну начинали драться, затычку из пива выбивали или какую-нибудь шуточную песню сочиняли, другие с ног валились носом в крапиву, да так и засыпали, ну, кто-нибудь там с девушкой спал, - только и всего.

- Что ты, эдакое дерьмо, в прежних-то временах смыслишь? Не больше чем свинья в воскресном дне! - сказал он мне от чистого сердца и с явным удовольствием запил эти крепкие слова пивом. - А ты знаешь Большого Сейу? - спросил он.

- Знаю, если ты имеешь в виду того, у бухты.

- Ну да, того самого. Другого Большого Сейу у нас нет.

У меня сразу возникла перед глазами та славная бухта, гигантская каменная глыба и исполинский мужчина, которого я сравнивал с этим камнем. И поскольку сейчас мне представился удобный случай обсудить эту бестактную и глупую мысль, некогда пришедшую мне в голову, я тут же, прежде чем разговор перешел на что-нибудь другое, спросил старика:

- Как же это Сейу вырос таким большим, если у него и отец и мать были маленького роста?

- Кто это знает, как сделать ребенка, чтобы был большим или маленьким. Да, отец и мать, оба у него были махонькие, от земли почти что и не видать, и дед и бабка такие же, а Сейу вымахал в целую лачугу. До него в семье было четверо детей и все девочки: и в длину и в ширину люди как люди, с лица и всем прочим девушки что надо, теперь давно замужем... Только отец страсть до чего хотел сына иметь, сказал, что, пока его не будет, не отступится он от этого дела и не отступился-таки. Может, оттого, что всю силу без остатка вложил в это желание, Сейу и получился такой большой... Старик еще такую штуку устроил: выспросил у старух как да что и под кровать положил топор. Может, и помогло, уж не знаю. Ну, да и растили его... мальчишка уже давно черта поминал, а она ему все еще титьку совала. Может, это подействовало, не могу сказать, а только вырос он громадный. Ты вот, человек ученый, скажи-ка, что на этот счет наука-то говорит, этот ваш тарвинисьм или кенетика?