Император Траян - Игорь Князький

Тапская битва, что неизбежно вытекало из её крайне ожесточённого характера, была очень кровопролитной. Дион Кассий пишет о ней: «Траян вступил с варварами в сражение, в котором со стороны римлян было множество раненых, а среди врагов множество убитых; и, когда иссяк запас перевязочных средств, он, говорят, не пожалел и собственных одежд, но распорядился разорвать их на бинты. В честь солдат, погибших на поле боя, он приказал соорудить алтарь и ежегодно совершать поминальные жертвоприношения».[259]

Такой поступок Траяна, отдавшего собственную одежду на бинты, напоминает подобное по сути поведение на войне другого великого римского полководца – Тиберия. По свидетельству Веллея Патеркула, непосредственного участника описываемых им событий, «За всю Германскую и Паннонскую войну никто из нас, будь он выше или ниже по положению, в случае болезни не оказывался без заботы Цезаря (Тиберия – И.К.) об излечении и поправки здоровья, словно все его помыслы были совершенно свободны от бремени великих дел и нацелены на одно это. Была наготове запряжённая повозка; находилась в общем пользовании его лектика – применение её довелось испытать подобно другим и мне. Не было никого, кому не сослужили бы службу для поправки здоровья и лекари, и кухонные принадлежности, и переносная баня, предназначенная лишь для него одного».[260]

Что ж, Траян был достойным продолжателем славных традиций заботы о солдате, заложенных великим предшественником.

Битва при Тапе завершилась победой римлян, что очевидно обозначало, каков будет итог всей войны. Но до окончательного торжества над Дакией было ещё далеко. Наступали осенние и зимние месяцы, обещавшие плохую погоду в горах, предгорьях и на внутрикарпатском плато и, соответственно, скверные условия для быстрого завершения кампании. Полководческий опыт Траяна диктовал ему необходимость отложить решительные военные действия до следующей весны.

Траян достаточно вознаградил успешно проведшую весенне – осеннюю кампанию армию. Все легионы удостоились императорской похвалы, а отличившиеся в боях воины получили заслуженные награды. Немалой была и военная добыча. Барельеф колонны Траяна, посвящённый событиям осени 101 г., изображает римских солдат, уходящих с мешками на спинах. Можно предположить, что в мешках этих было и золото, каковым, как известно, была богата Дакия, но, скорее всего, там превалировала соль. Ведь именно в этой области Южных Карпат её даки добывали.[261] Соль же во все времена была ценным продуктом и ходовым предметом торговли.

Итак, римская армия вернулась к Дунаю, где расположилась в построенных и полностью оборудованных зимних лагерях, ожидая наступления времени весенней кампании следующего года. Печальной оказалась судьба римских пленников, пусть и немногочисленных. Даки, вымещая на них все свои обиды за вторжение и за поражение при Тапе, обращались с ними предельно жестоко. На барельефе колонны изображено, что во время отхода легионов к Дунаю дакийские женщины пытают обнажённых пленных римлян.[262]

Избежать военных действий зимой римлянам всё же не удалось. Обращения Децебала к соседним племенам за помощью против Рима принесли не только нелепое грибное послание германцев, но и вторжение в пределы Империи номадов. Многочисленное конное войско сарматов, перейдя по льду замёрзший Дунай, вторглось в Мёзию. Одновременно Децебал, взбодрённый военной поддержкой союзников, начал свою зимнюю кампанию. Даки атаковали римские пограничные укрепления по Дунаю. Любопытно, что эта часть течения Дуная то ли не замёрзла, то ли лёд ушёл из – за резкой оттепели, но Траяну пришлось в помощь осаждённым крепостям пехоту переправлять на лодках, а самому с конницей перейти реку по двум понтонным мостам. Даки не ожидали столь быстрой реакции римского полководца и, соответственно, стремительного движения его войск. Траян углубился в пределы Дакии, зайдя в тыл атаковавшим римские укрепления дакам. Более того, римлянам удалось окружить и уничтожить огромный дакийский обоз.[263] Большинство даков было перебито, немногие уцелевшие попали в плен. Среди них оказалось несколько «пилофоров» – дакийских аристократов в символизирующих их знатность войлочных шапочках.

В Мёзии местные легионы справились с сарматским вторжением собственными силами. Десять тысяч римлян встретили пятнадцатитысячную сарматскую армию близ деревни Никополь (плато Адамклиси в долине Урлуя современной румынской Добруджи). Сарматы потерпели полное поражение и с немногими уцелевшими силами вернулись за Дунай. Лёд на реке был непрочен и несколько сарматов в тяжёлых доспехах утонули, когда лёд проломился под копытами их коней. Очень тяжёлыми оказались и римские потери. В бою погибло до четырёх тысяч воинов.[264]

Даже с помощью сарматов Децебалу не удалось перехватить инициативу. Более того, у сарматов после жестокой неудачи похода в Мёзию пропало желание поддерживать даков. Остатки войск Децебала, безуспешно атаковавших римские укрепления, удалились в Карпаты. Но желание сопротивляться римскому вторжению у варваров вовсе не пропало. Децебал собирал все наличные силы для отражения грядущего римского весеннего похода, понимая, что целью его будет столица его царства – Сармизегетуза. Главной надеждой даков становились теперь их горные крепости и густые карпатские леса, затруднявшие движение колонн римских легионеров. Траян тем временем поздравил свои победоносные войска с победами в не ожидавшейся, но, тем не менее, весьма успешной зимней кампании.

Весной 102 г. война возобновилась. В канун похода Траян обратился к армии с речью, вдохновляя её на победные свершения, долженствующие привести войну к единственно возможному финалу – покорению Дакии. Наступление римлян было тщательно продумано и подготовлено императором – полководцем. Сам он возглавлял основную, центральную часть войска, двигавшуюся через горы и ущелья прямо к Сармизегетузе. Именно на легионы, ведомые Траяном, ложилась сложнейшая задача овладения горными крепостями даков, прикрывавшими подступы к столице варварского царства. Собственно, крепости эти и были последней надеждой Децебала. Напрасной надеждой. Римский воин, как известно, с древнейших времён дружил не только с мечом, но и с лопатой. В лесистых Карпатах он показал, что и топор лесоруба ему по плечу. Легионы уверенно прокладывали дороги через леса, разведка своевременно обнаруживала засады варваров в горах и ущельях, одна за другой были взяты штурмом горные крепости. Усилия даков остановить или хотя бы задержать наступление Траяна были тщетны. Лесные завалы в долинах римляне просто обходили, прорубая новую дорогу в лесу. Через горные ущелья перебрасывались деревянные мосты. На одном из таких мостов на барельефе колонны Траяна изображён он сам. Когда дело доходило до штурма крепостей, то легионеры приближались непосредственно к стенам, используя построение, именуемое «черепахой». Умело составляя прикрытие из щитов, римляне создавали строй, неуязвимый для вражеских стрел и камней.

Легионы Траяна шли на Сармизегетузу с юга. А с юго – запада шли войска под командованием Манлия Либерия Максима. Обе армии должны были встретиться под стенами дакийской столицы. Максим также двигался успешно. В одной из взятой им крепостей ему досталась знатная добыча – родная сестра Децебала.[265]

Совсем уже безнадёжным положение Децебала сделал блистательный манёвр мавританской конницы, ведомой славным Лузием Квиетом. Стремительной атакой был взят горный перевал Судрук и открыт путь в тыл дакийских позиций под Сармизегетузой. Карпаты не могли стать непреодолимым препятствием для уроженцев предгорий и гор Атласа, да ещё и возглавляемых первоклассным военачальником. Последней надеждой Децебала оставалась крепость Апул. Даки оказали яростное сопротивление, но потерпели полное поражение, понеся жестокие потери. Возможно, что в этой битве погиб лучший дакийский полководец, старейший сподвижник Децебала Сусаг.[266]

Децебал, наконец, осознал тщету дальнейшего сопротивления в этой кампании, но продолжал надеяться на лучшее в будущем: «После того, как он (Траян – И.К.) решил подняться на эти самые возвышенности и, подвергаясь риску, захватил одни высоты за другими и приблизился к столице даков, в то время как Луций (Лузий Квиет – И.К.), предприняв наступление в другом месте, истребил большое количество врагов и ещё больше захватил в плен, тогда Децебал отправил в качестве послов наиболее знатных из пилофоров и через них обратился с мольбой к императору; он был готов согласиться без всяких условий на любое требование».[267] В то же время, как справедливо отмечает далее Дион Кассий, он, Децебал, «был готов безоговорочно согласиться на любые предъявленные ему [римлянами] требования, но не потому, что он намеревался их выполнять, а для того, чтобы получить передышку в сложившихся обстоятельствах».[268]