Год чудес (рецепты про любовь, печаль и взросление) - Элла Рисбриджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты по нему скучаешь? – спрашиваю я.
– Читай! – требует ее сестра.
Я читаю первые две страницы «Дочурки Груффало», которую знаю наизусть.
– Угу, – говорит Нора. – А ты грустишь?
– Иногда грущу, – отвечаю я ей. – Иногда грущу, и грустить нормально, но мне больше нравится радоваться.
Пока был жив Джим, я не пекла хлеб – практически никогда, так что сейчас выпечка хлеба – это изменение, как изменилась и я сама. Я стала той, кто печет хлеб, и той, кто пережила потерю, и той, кто радуется.
– А… – говорит Нора.
– Хочешь поговорить о нем? – спрашиваю я у нее между строчками «Дочурки Груффало». Малыш играет с моими волосами.
– Нет, – говорит она. – Но я хотела тебе сказать, что если захочешь завести нового парня, то надо подождать, пока не будешь готова, и тогда все будет нормально.
– А с чего ты об этом подумала?
– Не знаю, – отвечает она.
И я говорю ей, что пока не планирую заводить нового парня. А потом мы идем заниматься другими вещами: пьем малиново-синий слаш, едим тосты с сыром и ветчиной, говорим о писательстве, говорим о любви, а потом наступает конец света, а потом уже сейчас.
И сейчас я пеку хлеб, чтобы мы с Джо утром приготовили из него тосты. Ленивая суббота на пожарной лестнице со свежим французским багетом и лучшим сливочным маслом, какое только есть в угловом магазине. Хлеб впечатляет Джо больше, чем остальных моих знакомых, и, может, именно поэтому я сейчас его и пеку: талисман для нее, знак дома.
Соседская кошка вспугивает с плакучей ивы стайку зеленых попугайчиков, солнце медленно ползет вверх по небу, у меня в кармане жужжит телефон, и я отряхиваю руки от муки, чтобы ответить – с поспешностью, в которой не хочу себе признаваться. Я поворачиваю телефон экраном вниз на кухонном столе, чтобы не ответить слишком быстро или слишком радостно. Опыт.
Где-то на другом конце города мои крестники меняются, а я этого не вижу, где-то на улице, во дворе что-то начинает становиться чем-то еще, а здесь за ночь возникает хлеб. Вот настоящее волшебство: все меняется и все всегда становится чем-то еще.
На 1 батон
430 г пшеничной хлебопекарной муки
1/4 ч. л. инстантных дрожжей
2 ч. л. соли
390 мл воды
В этих рецептах есть некая закономерность. Этот самый простой из всех, что я знаю, а вкус получается как во французской пекарне, что радует сейчас, когда поездка во Францию – это преступление, а все местные пекарни закрылись.
Все смешайте в большой миске, накройте чистым кухонным полотенцем и поставьте в какое-нибудь теплое место, например в сушильный шкаф. (Сушилки очень хороши, и в особенности тогда, когда полны хлеба,) Занимайтесь своими делами часов этак 12–18. Я серьезно! Вы замешиваете тесто, а потом забываете о нем на целый день. Вы везунчик!
На следующий день можете погордиться: хлебное тесто все сделало само. Оно будет высоким, поднявшимся и просто потрясающе крутым и живым. Оно живое! Оно все делает само!
Теперь его надо осадить. Складываете его поверх самого себя, и еще раз, а потом оставляете на 15 минут, чтобы привыкло.
Теперь выстилаете большую миску кухонным полотенцем и засыпаете полотенце мукой. (В исходном рецепте был крахмал, но у меня его не водится, так что я использую просто муку.) НЕ БЕРИТЕ МАХРОВОЕ ПОЛОТЕНЦЕ, ИНАЧЕ К ТЕСТУ ПРИКЛЕЮТСЯ ВОЛОСКИ.
Снова обомните тесто, бросьте на мучное полотенце и оставьте еще на 2 часа. Это тесто постоянно работает само, что задает приятный временной ритм. В этом году нам очень не хватает временного ритма – может, мы поэтому такие бешеные.
За час до того, как вы собираетесь печь хлеб – через час после этой истории с кухонным полотенцем, – поставьте в духовку большую чугунную утятницу с крышкой и включите максимально сильный нагрев. Вы создаете мини-печку.
Осторожно (чугун будет раскаленным) снимите крышку и плюхните внутрь тесто: просто вытряхните его из полотенца складкой вверх. Надрежьте верх острым ножом. Так. Раскаленную крышку на место – и обратно в духовку. Пеките 30 минут, а потом потянитесь и очень осторожно снимите крышку. И еще 15 минут.
ДАЙТЕ ЕМУ ОСТЫТЬ, НАСКОЛЬКО ХВАТИТ ТЕРПЕНИЯ – но послушайте, вы же живой человек, а батон будет таким чудесным, что вы места себе находить не будете. Я однажды вернулась в гостиную – а Джо уже съела полбатона, все еще горячего, из духовки, и осуждать ее было трудно. Джо вообще трудно осуждать, а особенно когда хлеб настолько хорош и настолько соблазнителен.
Уличная кошка и тосты с анчоусами и кружевными яйцами
К нам в гости начала приходить кошка. Она спугивает попугайчиков с деревьев и устраивается в жидкой живой изгороди.
Шерсть у нее похожа на перья, черная и белая, и она проходит по ступенькам и в открытую кухонную дверь. Я зову ее Мицуки, как певицу, потому что ей, похоже, нравится, когда мы включаем Мицуки через маленький синий динамик. А однажды я услышала, как наш сосед зовет ее Ангусом, но и он этой кошке не хозяин. У нее какой-то другой хозяин, а может, как и большинство кошек, она сама себе хозяйка.
Кошки, как книги, приходят и уходят, и не стоит ими слишком дорожить.
Когда я смотрю на эту кошку, то мне вспоминаются слова моего друга Фредди – сообщение, которое он мне на днях прислал: «Ну не надо привязываться». Он говорил о мужчинах, но мужчины что кошки – ничем не отличаются. «Не привязывайся. Не влюбляйся, и вообще».
Как-то раз я закрыла дверь кухни так, что Мицуки оказалась не на той ее стороне – внутри – чисто случайно, и она тут же бросила на меня умоляющий взгляд, даже не дав мне шанса снова ее открыть. Уличная кошка; кошка, которая знает, где ей хочется быть.
Когда я была маленькая, кто-то прочел мне книгу про уличных кошек и домашних кошек: уличный кот оказался запертым в доме и мечтает снова оказаться там, где ему хорошо. «Я вижу улицу, – говорил уличный кот в книге, – так почему я не могу выбраться на улицу?» «Почему я не могу выбраться? – часто думала я в двадцать с небольшим лет в конференц-залах, за кулисами, в экзаменационных аудиториях, в метро,
