Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака - Станислас-Андре Стееман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жоэлла без сил рухнула в кресло — может, у нее тоже больное сердце? — и закурила сигарету.
— Как это произошло?
— Он начал диктовать показания моей секретарше, — объяснил Маршан, тщательно подбирая слова. — Она печатала на машинке. Вот…
— «Я, нижеподписавшийся, — прочитала вслух Жоэлла, — Лежанвье Вернер-Лионель, родившийся в Каоре первого января одна тысяча девятьсот восьмого года, адвокат, свидетель по делу Лежанвье — Лазаря, перед свидетелями со всей ответственностью заявляю…» И это все? — разочарованно спросила она.
— Да, это все, — подтвердил Маршан. — Диктуя, он морщился от боли, и приступ свалил его прежде, чем он закончил фразу.
— Но вам известно, что он хотел сказать?
Адвокат утвердительно кивнул.
— Он рассказал мне о трагическом конце госпожи Лежанвье, собирался опровергнуть свои показания на суде. По его словам, он дважды выстрелил в окно домика, чтобы ввести в заблуждение относительно времени убийства, и вложил оружие, из которого была убита ваша мачеха, в руку бесчувственного Лазаря. Сейчас он хотел как можно быстрее сообщить об этом прокурору Кассационного суда, чтобы тот потребовал отложить казнь приговоренного. Похоже, он подозревает в убийстве некое третье лицо…
Жоэлла нервно раздавила сигарету в пепельнице.
— И кого же, по-вашему?.. Старину Билли?.. А может, меня?.. Ведь кроме Дианы в тот день в «Вязах» никого больше не было!
Маршан развел руками. Он так не любил сложностей, и вот на тебе…
Достав из кармана куртки еще сигарету, Жоэлла принялась вертеть ее в пальцах.
— Как добиться отсрочки?
— Ну… вообще на отсрочку идут чрезвычайно редко… Для этого необходимо внушить генеральному прокурору Кассационного суда серьезные сомнения в том, что соблюдены все формальности, или представить ему новые важные улики по делу, и, если удастся его убедить, он ходатайствует перед министром юстиции, который и принимает окончательное решение…
— Что вы собираетесь предпринять?
— Постараюсь как можно скорее связаться с генеральным прокурором — хотя никто не знает, где его искать, а вернется он поздно — и передать ему признания мэтра Лежанвье. Очень жаль, что приступ помешал вашему отцу закончить показания. Ведь адвоката защиты непременно заподозрят в том, что он истолковывает все сказанное в пользу своего клиента…
— Понимаю… — задумчиво протянула Жоэлла. — Вы позволите сопровождать вас к прокурору?
— Ну разумеется, — согласился Маршан. — Но ваш отец… Уж вы меня простите, но жить ему осталось, похоже, считанные часы…
— Лазарю тоже осталось жить считанные часы, — напомнила Жоэлла. — Так вы идете?
Генеральный прокурор Кассационного суда вернулся домой лишь в половине двенадцатого ночи и совершенно не в духе. Он наверняка выставил бы Маршана, если бы не Жоэлла, которая наотрез отказывалась уходить.
— Ладно, — со вздохом сдался генеральный прокурор. — Я слушаю вас.
Когда Жоэлла умолкла — говорила преимущественно она, — он покачал седой головой.
— Сожалею, но я не вижу в этом ничего из ряда вон выходящего. Если бы мы пересматривали дело всякий раз, когда один из свидетелей начинал терзаться запоздалыми угрызениями совести!.. (Маршан, польщенный, мысленно зааплодировал прокурору, почти дословно повторившему его собственный довод.) Мадемуазель, я не верю в судебные ошибки. Конечно, бывает, что эксперты ошибаются, свидетели противоречат друг другу, но это ничего не меняет в существе дела, поскольку истина порождена ошибками нашей несовершенной жизни… Вы сказали, что мэтр Лежанвье продиктовал свои показания. Они у вас с собой?
Маршан с сокрушенным видом протянул генеральному прокурору почти чистый листок.
— Мэтр Лежанвье — сердечник. После первых же слов его, к несчастью, свалил приступ…
— М-да, не густо… — отозвался о прочитанном генеральный прокурор, поглаживая холеной рукой бородку. — Между нами говоря, мэтр Маршан, вы поручились бы за искренность мэтра Лежанвье?
Подобного вопроса Маршан опасался с самого начала и поэтому в замешательстве заерзал в кресле. Но ведь, в конце концов, он защитник! Кто упрекнет его в том, что он до последнего мига пытался спасти своего клиента?
— Мэтр Лежанвье поклялся мне своей честью, что считает Лазаря невиновным. Он…
— Вы ведь знаете папу… — неосторожно вставила Жоэлла.
Нахмурившись, генеральный прокурор жестом остановил обоих.
— На процессе мэтр Лежанвье тоже клялся своей честью, что считает Лазаря убийцей…
«Вот и все, конец», — подумала Жоэлла. Она сделала все что могла, даже больше. Дело проиграно.
Но она ошибалась.
Генеральный прокурор, разглядывая свои холеные руки, размышлял.
— Не скрою, я настроен скептически, — наконец вымолвил он. — Для меня Лазарь — убийца, потому что другого убийцы не может быть, не считая мэтра Лежанвье, который уже давно бы в этом исповедался. И все же…
Отбросив колебания, генеральный прокурор снял трубку телефона и набрал номер.
— Я звоню министру юстиции, — пояснил он, гордый собственным великодушием.
Министра дома не оказалось. Он улетел на Корсику вручать ленту командора ордена Почетного легиона генеральному прокурору Бастии.
«Ну вот, теперь уж действительно все», — подумала Жоэлла. И снова ошиблась.
Прокурор уже звонил по междугородной:
— Дайте мне гостиницу «Иль-де-Ботэ» в Бастии… Номер тридцать девятый… Срочно…
Пробило полночь. Четверть часа спустя телефон зазвонил.
— Что?! — вскричал генеральный прокурор. — Невероятно, неслыханно! Повреждение на линии из-за шторма в Средиземном море… — с нескрываемой досадой объяснил он Жоэлле и мэтру Маршану. — Бастия не отвечает.
— Пошлите телеграмму, — посоветовал мэтр Маршан.
Но генеральный прокурор, не дожидаясь подсказки, уже набирал другой номер.
— Министру юстиции гостиница Иль-де-Ботэ Бастия, — минуту спустя диктовал он в трубку. — Маршан адвокат защиты по делу Лазаря — Лежанвье передал мне показания находящегося при смерти мэтра Лежанвье точка Лежанвье якобы сфальсифицировал улики против подсудимого чем добился его несправедливого осуждения точка Возможна судебная ошибка точка Защита настаивает на отсрочке казни точка У меня возражений нет точка Казнь Лазаря назначена на пять утра сегодня…
V
— Ты спишь? — спросил Билли.
— Нет, а ты?
— И я не сплю.
— Который час?
— Примерно половина второго… Хлопнем по стаканчику?
— М-м… Думаешь, это поможет уснуть?
Билли включил свет. Глаза его заблестели.
— Если требуется уснуть, то я знаю средство получше…
Вмиг стащив с Дото одеяло, он уже потянулся к ней, но она сердито оттолкнула его:
— Только не сегодня, милый!.. Я не смогу…
— Почему?
— Как будто ты не знаешь…
— Что ты имеешь в виду?.. Постой-ка, ты случайно не о Лазаре? В таком случае напомню тебе, что субчик вполне заслужил то, что его ждет. Сначала Габи Конти, потом Диана… По справедливости ему должны были отрубить голову дважды…
— Билли! Как ты можешь!.. Ведь мы знали этого человека, относились к нему с симпатией…
— Пардон! Ты — может быть, но не я!.. Стоит мне подумать, что Диана… Эй, чего это ты на меня уставилась?
Дото отвела взгляд.
— Нет-нет, ничего, дорогой! Ничего! («Хоть бы он никогда не догадался, что я знаю! — подумала она. — Что я с самого начала знала!») Нальешь мне чего-нибудь? Только покрепче!
«Худшее осталось позади», — продолжала думать она. Стиснуть зубы, играть в неведение, не разговаривать во сне — и вскоре она вновь обретет своего Билли, заставит его напрочь забыть Диану, эту шлюху…
Когда Билли накидывал на плечи халат, внизу зазвонил телефон.
— Не бери трубку! — импульсивно воскликнула Дото, ощупью разыскивая свой пеньюар. — Пускай себе звонит! В такое время людей не беспокоят!
— А если это что-то важное? — возразил Билли. — Возьми «Чинзано» — тамошние парни вообще никогда не спят! Лежи, только накройся, я принесу тебе зелья.
Однако пять минут спустя он поднялся с пустыми руками.
— Кто это был? — сонно спросила Дото.
— Медсестра из клиники Сент-Барб, — кратко ответил Билли, ища туфли. (Туфли он надевал всегда прежде любой другой части костюма.) Вечером туда привезли с сердечным приступом Лежанвье. Он зовет меня к своему изголовью.
— Но зачем? Для чего? — простонала Дото. — Ведь ты не врач, чем ты ему поможешь?
— Вылазь-ка из-под одеяла! — вместо ответа скомандовал Билли. — И взболтай мне стаканчик коктейля! Да поживее!
Жан Паскаль-Порта проснулся не сразу. Стрелки на люминесцентном циферблате его дорожного будильника показывали четверть третьего. Телефон звонил без устали.
